31 октября театр «Мастерская» представил спектакль Григория Козлова «Братья Карамазовы». Как широк человек, выясняла наш корреспондент, Катерина Воскресенская.
Нет у Достоевского пощады к людям. Его правда колет глаза, от неё впору отказываться. Не нужна такая! Больна она, в лихорадке бьётся, задыхается, доказывает свои идеи с пеной у рта, и глаза закатывает, сокрушается, убить себя хочет! Хохочет! И тут же рыдает. Схорониться пытается. А потом сама же пугает. Такую её, уродливую и неряшливую, берёт в руки Григорий Козлов и преподносит нам как красивейшую барыню в нарядах, которую нужно почитать, уважать и баловать. Режиссёр не впервые обращается к Достоевскому. Поклонники помнят «Преступление и наказание» и постановку по первому роману писателя «Бедные люди». На данный момент в театре «Мастерская» идут «Идиот. Возвращение» и, в качестве отдельной постановки, фрагмент последнего романа Достоевского «Братья Карамазовы» – «Иван и Чёрт», премьера которого состоялась 26 августа 2015 года.
Карамазов – это нечто нарицательного толка. Клеймо, проклятье, приговор. Даже для Алеши (Фёдор Климов), которого излечить может только прикосновение к действительности. Он всем сопереживает, всех слушает, а им того и надо. Жалости да молчания. Живёт он чужими жизнями, своей только нет.Своя и не нужна. Все мирское уже не его. Почти. Он хочет уйти в монастырь, егоно наставник, старец Зосима (Игорь Клычков), не поддерживает Алешу в этом решении. Рано. Как и тому умирать. Глядя на этого молодого актера, совсем не чувствуешь приближение смерти. Вернее, не думаешь, что такое возможно – они же почти ровесники! Но только не на сцене. И веришь, что наставник привязывается душой к тому, кто всех более грешен. Что святой, что мудрец и целитель. И вот он стар и от болезни даже старше своих лет. И страшно уже не только Алеше. Какой удел еще мирским остается? Выть по смерти как по единственному неисправимому. А потом уже хоть водку, хоть колбасу, хоть дьявола во плоти. И в этом у Алёши проявляется отцовская черта. Фёдора Павловича (Георгий Воронин) впору презирать, морщиться и тихонько стыдиться, словно бы за самого себя. Но в постановке персонаж, кажется, оправдал это. Он без границ во всем. Пить так пить, есть так есть. Или богобоязненным быть, или атеистом. И любовь к женщине выбрать вместо любви отцовской. В смерти Фёдора Павловича обвинят его старшего сына Дмитрия (Андрей Аладьин), а тот почти что сам в это поверит. Кто не желает смерти отца? Мотив – публичное возмездие. Он не убивал, но всё равно виновен. В мире Достоевского одной мысли достаточно, чтобы оказаться таковым. У Дмитрия с отцом только одно общее – любовь к Грушеньке (Мария Срогович).
Читайте также
Видя ее плечи, отчего-то вспоминаешь описание Толстого Элен Безуховой: «На ней был лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу». Аграфену стыдясь боготворит весь город, но ей оттого ни жарко, ни холодно. Свою цель она упустила. Каким разочарованием будет понять, что спустя пять лет блистать уже не перед кем. Но и в городке веселье найдется. Как там было? «Возьму я да вашу ручку и не поцелую». Внешне не более восторженной девичей истерики, а на деле проверка. Кто сможет выдержать эту роль. Тут важна не только тактика, но и стратегия. Терпение. Как у охотника в погоне за своей жертвой. У Грушеньки это выработано на каком-то инстинктивном уровне. А вот у Катерины Ивановны (Вера Латышева) – нет, оттого ручка не целована, а смех граничит с желанием вцепиться в лицо. Достоевский в романе словно бы её оправдывает, но в постановке – напротив, оттого непонятно, почему по отношению к ней нет осуждения со стороны героев. Она, казалось, всё для того и делает. И любить её не за что. Но только не Ивану (Кирилл Кузнецов). Наверное, самое обидное, что он сходит с ума ни почему. Он зациклился и погиб. А собственно, за что? За то, что не знал, куда идти? А никто не знает. Мы слепы. Идем на свет, которого и не увидим никогда. Может быть.
Мысль, пронизывающая постановку, не дает покоя, – если Бога нет, то все позволено? Также считает Смердяков (Андрей Горбатый). Вседозволенность дороже денег, всего пуще. У него падучая, которая раньше приравнивалась суеверными к одержимости бесами. Сам Достоевский страдал от «священной болезни». Нет однозначного заключения, когда у него наступил первый припадок: после экзекуции, смерти отца, выхода с каторги или женитьбы, но в данном случае, полагаю, это не так важно. Иные к ней приписывают талант писателя читать людские души. Словно во время припадка в Достоевском открывалась способность видеть те дикие, постыдные, неугодные другим мысли, в которых признаться самому себе боишься, о которых вслух не говоришь. Как у Елизаветы (Мария Мясникова). Lise, днём беззащитна и хрупка, а во снах демонов отгоняет, перекрестившись. Только уйдут – возвращает. Игра такая. А что? Ей бы сесть напротив распятого мальчика да ананасный компот есть. На ее фоне даже забывается вечная ущемленность Ракитина (Андрей Дидик). Он словно озлоблен и непонят, и никто не может принять его настолько, как тому надо. Человек значительных способностей вроде бы. Только что это меняет... В постановке Андрей Дидик играет на контрабасе и гитаре. И выглядит его персонаж, конечно, несколько рок-н-ролльно. За музыкальное оформление в спектакле отвечают Григорий Углов и Вячеслав Шулин. В постановке звучит музыка Иоганна Себастьяна Баха, Дмитрия Шостаковича, Альфреда Шнитке, а также произведения Григория Углова и Андрея Дидика. Художником выступил Михаил Бархин, минимизировав декорации, сделав одним из решений чёрные занавески, за которыми скрывается одна сюжетная линия и открывается другая, параллельная ей.
Белинский был уверен, что Достоевский пошёл дальше многих писателей гоголевской школы. Достоевский считал Белинского «вечным гимназистом». В «Братьях» писатель вложил позицию критика в уста 13-летнего Коли Красоткина, неисправимого социалиста. Каким Достоевский и видел Белинского. Так он описывает литературоведа в «Дневнике писателя» - как беззаветно восторженного, страстного социалиста. В стремлении к совершенному обществу, собственно, нет ничего плохого. Но, возможно, есть что-то незрелое. Оттого в этой литературной схватке победил Алёша. Уж он смог вовремя отказаться от сказки и, казалось бы, меньше всех задет этой жизнью... А что, если больше всех? Может, и лучше в этой жизни оставаться неисправимым? Со временем у него меняется отношение и к жизни, и к смерти. Финальная сцена, когда он произносит речь на могиле Илюшечки, преподнесена настолько по-человечески, что настораживает. Зрители выходят из зала без чувства, что сил осталось только на то, чтобы броситься в ближайшую речку (благо, недалеко!), но и без пафоса воодушевленного порыва изменить мир. А просто, по-человечески. И как такое можно было провернуть с Достоевским, в голове не укладывается. При таком уважении к первоисточнику в это действительно сложно поверить. После пяти часов с его правдой не то, чтобы хочется, но хоть можно сладить.
Фотографии Анастасии Филипповой
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
