О состоявшемся 27 сентября в Центре Современной драматургии в Екатеринбурге спектакле-посвящении Александру Башлачеву "Башлачев: "Свердловск-Ленинград" и назад" в исполнении Коляда-Театра и группы "Курара" читайте пронзительный текст нашего спецкора Екатерины Нечитайло.
Многие, кто говорят об Александре Башлачеве, обязательно употребляют термин "трагическая судьба". Если честно, то я не знаю, какая еще судьба может быть в России у обостренно чувствующего человека, который в этой стране "больше, чем поэт". Им восхищались простые рабочие и труженики интеллектуальной нивы, он был жданным гостем у Пугачевой и Вознесенского, работал художником на Череповецком металлургическом заводе и учился журналистике в УрГУ, ему рукоплескали рок-фестивали и небольшие квартирники. Спустя несколько десятков лет СашБаш вновь вернулся в Екатеринбург: в "Центре современной драматургии" питерский режиссер Семен Серзин создал спектакль-коллаж "Башлачев:"Свердловск-Ленинград" и назад", предоставляющий зрителям плацкартное место в поезде из воспоминаний, интервью, писем, песен и дневниковых записей. Под шепоты и крики ушедшей эпохи он стремительно летит между двумя городами, названий которых уже давно нет на карте.
У разговора по душам не бывает заученного и общепринятого начала. Самое важное в нем - правда и атмосфера, лишенная клишированных фраз и трех звонков до возможности говорить. Зрители, проходя через сцену, усаживаются на подушки, актеры и музыканты заканчивают последние настройки, по рядам уже передается компот из большой железной кастрюли. Сценография Саши Микляевой намерено подчеркивает отказ от конкретики и привязки к месту действия, создавая некое вневременное пространство, квартиру в лучшем из миров. На площадке - две гитары, синтезатор, табуретки, тазик, за спиной - экран, где видеофрагментами воссоздана атмосфера студенчества 80-х, под ногами - километры черной аудиопленки, над головой - облако из нее же, напоминающее одновременно и сердце, и ангела с черными крыльями. Пленка - дорога, ведущая по жизни, она - паутина, опутывающая существование, она - сила, шепчущая Поэту в ухо: "ты пиши-пиши".
"...Он говорит об окружающем меня знакомом мире знакомыми словами, но расположенными в необычных сочетаниях, отчего конструкция этого мира предстаёт передо мной объёмной. Он открывает мне многослойный смысл явлений и такие глубины, под которыми не пустота, а новый смысл. Тогда, поражённый его зоркостью, я кричу, плачу вместе с ним и вместе с ним ликую, потому что его мир становится как бы моим..."
Читайте также
Булат Окуджава об Александре Башлачеве, 1988 год
В роли Поэта - заслуженный артист России, актёр «Коляда - Театра» и фронтмен группы "Курара" Олег Ягодин, человек, которому не понаслышке знакомы муки рождения песен. Важно отметить, что создатели отказались от полной документальности и портретного сходства, уводя историю из общего формата в сторону личных переживаний. Формула "Поэт+Поэт" рождает бомбу замедленного действия и огромного радиуса поражения: строки Башлачева, где есть размах и интимность, быт и метафизика, сиюсекундность и эпохальность, разрастаются и становятся еще ощутимее, приближаясь к нам с помощью Ягодина, как через увеличительное стекло. Он - абсолютный вахтер своего времени, слышащий свет, видящий боли и беды, чувствующий сразу за себя и за страну в целом.
Любовь - как куранты отставших часов
И стойкая боязнь чужих адресов,
Любовь - это солнце, которое видит закат,
Это я, это твой неизвестный солдат.
Любовь - это снег и глухая стена,
Любовь - это несколько капель вина,
Любовь - это поезд Свердловск-Ленинград и назад...
Это поезд Свердловск-Ленинград и назад.
(Aлескандр Башлачев)
Съемные квартиры, работа в редакции газеты "Коммунист", письма, любовь, смерть первого ребенка, переезды, песни, попутки, знакомства, постоянное преодоление границ себя и собственной души. Сам СашБаш в шутку называл себя "...добровольцем в легионе маршала примитивных аккордов", подчеркивая, что музыка ему не так уж важна, а на протяжении всей жизни он мучается главным блоковским вопросом: "Зачем?". Ключевой фигурой в поиске ответа становится Женщина Поэта (Тамара Зимина). Меняя юбки и блузки, отношения и характеры, Зимина на легком актерском дыхании охватывает спектр от молоденьких девочек до матери Башлачева. Они смотрят друг на друга с уважением и преданностью, и создается стопроцентное ощущение матери и сына, а через минуту перед нами на сцене уже два ровесника, которые через влюбленность совершают свою попытку стать бессмертными. Он с нежностью шепчет ей на ухо свои тексты, рожденные через любовь, через женщину, через себя, а она с горящими от счастья глазами их озвучивает. Надо отметить, что это именно тексты песен, которые Олег сам исполняет вместе с группой "Курара: "Летчики", "Шикарная жизнь", "Надо больше хорошего". Друг Поэта (Константин Итунин) с гримом джокера, у которого кровавая ехидная улыбка от уха до уха, - провокатор разговоров и размышлений Башлачева, катализатор его надрывов, персонаж, который всегда рядом, как сама смерть. У них троих, как и у самого СашБаша, все до предела лично и честно, на разрыв и через себя, через найденную кровоточащую внутри подлинную точку боли, через влажный блеск глаз.
прогулки по улкам под вечер /
посылки на утро с помятым букетом /
проснулась на первом же встречном /
уснула с помятым счастливым билетом/
ни песен/
ни строчки/
взорваться к рассвету/
то ли мы летчики/
то ли поэты/
( Олег Ягодин )
Еще один полноправный участник действия - группа "Курара". Вся первая половина спектакля пронизана песнями Цоя, "АукцЫона", Пугачевой, которые создают особый колорит квартирника, где зрители моментально подключаются к происходящему, подпевая в голос и двигаясь в такт знакомым мелодиям. В какой-то момент в зале возникает удивительная общность, словно ты действительно едешь в вагоне со старыми приятелями, слушая "чу-чух" колес, травя байки и ощущая воспоминания, как застрявшие в зубах ириски.
Во второй половине уже не до веселых песен. Мигающе-разноцветный дискотечный свет меняется на одинокий фонарь, геометрично разрезающий пространство, музыканты оставили свои инструменты и самого Башлачева, он же, угрюмый и почерневший, мучается удушьем внутренних смыслов у себя в голове и поиском хоть каких-то жизненных маяков. Многие из его друзей говорили, что перед тем, как покончить с собой, он долгое время находился в тяжелейшей депрессии. Создатели спектакля не пытаются разобраться и найти причину, потому что она слишком явно была не одна, да и подлинных мотивов уже днем с огнем не сыскать. Просто бывает невыносимо много себя самого, даже если постоянно пытаться убеждать себя, что надо больше хорошего.
В единственном некрологе покончившего с собой в 1988 году Башлачёва, напечатанном в «Рекламно-информационном обозрении», было написано: «Когда-то Арсений Тарковский очень точно заметил: гений приходит в мир не для того, чтобы открыть новую эпоху, а для того, чтобы закрыть старую. Досказать то, что не смогли досказать другие, подвести итог и поставить точку. СашБаш закрыл собою время колокольчиков».
После этого времени умудренные жизнью критики-искусствоведы, псевдоинтеллектуалы, смотря на нас с экранов телевизора, будут с цинизмом и снисхождением высокомерно спорить: "велик ли этот творец?", "но Рыжий лучше?", "Не мелковат ли?", "А как же с личной жизнью?", "А актуален ли он СВОЕГО времени?", " Так он еще и пил? Ай-ай-ай". Типичная русская забава - рыться в белье после смерти, наивно раздавая ярлыки и подписывая вердикты.
А под шелест скатывающейся с катушек аудио пленки, звучит хриплый голос эпохи, оставляя черные сугробы, в которых похоронены мечты, планы, мысли, время.
Время, которое никогда не станет "своим" до тех пор, пока мы в нем находимся.
Фотографии Татьяны Шабуниной.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!