"Сфумато" Рашида Урамдана, открывая на сцене Театра Наций X международный фестиваль-школу TERRITORIЯ, вскрывает экологические проблемы, а наш корреспондент Екатерина Нечитайло фиксирует показатели.

Мир встретит свой конец в обычный, праздный, будний день. Кто-то будет работать, кто-то спать, кто-то петь, кто-то жениться, кто-то рождаться, кто-то ругаться, кто-то умирать. Вода, вышедшая из своих привычных берегов, понесется по людным улицам; ветер, ошалевший от свободы, возьмет города в крепкие объятия; непокорная огненная жижа затопит леса и долины. Для одних это событие станет полной неожиданностью, другие уже давненько поджидают полный природный апокалипсис, третьи внезапно поймут, что "незначительные" катаклизмы, были лишь радужными цветочками. Юбилейная "TERRITORIЯ" современного искусства, открывшаяся вчера в Москве, оказалась под ударами стихии, утонула в дыму пожаров, успешно пережила многогранный конструктор катастроф, созданный Рашидом Урамданом. В рамках фестиваля французский хореограф алжирского происхождения обрушил на сцену Театра Наций проливные дожди, ураганы, цунами, песни, чечетку, туманы, свою танцевальную компанию L'A, которая может работать хладнокровно и расчетливо при любых погодных условиях.

Спектакль "Сфумато" (от итальянского sfumato — затушёванный, расплывчатый, исчезающий как дым), название которого похоже на заклинание из книг про Гарри Поттера, отсылает зрителя к технике живописи, разработанной Леонардо да Винчи. В ней смягчены очертания фигур, что позволяет передать окутывающий воздух, подчеркивает рельефность, укрупняет различные глубины в атмосфере. Принцип сфумато часто ошибочно путают со светотенью, но первый трансформирует цвет и контуры предметов в зависимости от расстояния между зрителем и картиной, а вторая является распределением освещённости, создающим шкалу яркостей. Рашид Урамдан, принадлежащий к «концептуальному крылу» французской сцены современного танца, создатель холодных и отрезвляющих спектаклей, активный участник международного хореографического процесса, рисует не полотна, но размытые фрагменты, задымленные города под черным солнцем, горькие миниатюры на световоздушной среде, у которой отобрано право на жизнь. Ледники тают, вода прибывает, тайга отступает.

Темнота. Пустота. Страх. Вкрадчивый голос одного из арт-директоров Международного фестиваля-школы "TERRITORIЯ" Чулпан Хаматовой перечисляет катастрофы и их последствия, произнося текст Сони Кямберто "Короткая тайга". Пока все картины стихийных разрушений проносятся только в воображении зрителя. После открытия пространства сцены создается впечатление, что действие разворачивается не то внутри облака, не то в вечной пустоте, не то где-то в тумане над рекой, не то в сгустке пыли, не то на плато в небесах: в белых матовых клубах застыло два дымящихся тела, которые и бездыханные жертвы, и наблюдатели, и выжившие одновременно. Дальше все начинает развиваться по апокалиптическому сценарию, где ураганы, потопы, цунами, вечные дожди, смерчи, туманы, темнота, боль, голод, смерть. Танцовщики руками закручивают водовороты, ногами цепляются за почву, головами противостоят ветру, замертво распластываются на земле, растягиваются, кружатся в многочисленных вихрях, страшатся по одному и группами, телами вскидывают с пола брызги, ищут свой спасительный ковчег. Движения сложно предугадать, как проблематично предсказать и траекторию буйства стихии. Их настигают спазмы, склоняют падения, поглощает вода, струящаяся с неба, которая образует на сцене небольшое озеро. Но этими ритуалами нельзя исцелить медленно погибающий мир.

Фортепианная музыка Жана-Батиста Жульена, сопровождающая работу, то тревожна, как завывание ветра, то умиротворяюща, как стук первых капель по карнизу, то нежна, как легкий весенний ветерок. Она кажется невозможно известной, но при этом после просмотра сложно вспомнить хотя бы одну из мелодий. Звук чередуется с тишиной, вздохами, громом, стучащими каплями, текстом, видео с крупными планами людей, которые из-за погодных катаклизм покинули свои дома. Они - вечные беженцы, гонимые с родных мест, неприкаянные кочевники, обреченные на вечные скитания. Исполнители борются со стихией, воплощают ее собой, пытаются примириться с суровым раскладом действительности. Одним из самых ярких моментов становится сольная "Singin in the rain", звучащая под ритмическую ударную работу ног. Отчаянная чечетка, совершаемая на авансцене, переходит в надрывное пение, безутешный вой, плач человека, промокшего до конца, до нитки, до дна, на котором нечего больше терять.

Предощущение смерти затмевает саму смерть. Это не эмиграция, а эвакуация, не побег, а изгнание самой природой, не мир, а выжженная дотла пустыня. С первых минут просмотра понимаешь, что ввязываешься во что - то интимное и важное для автора, но оно явно граничит с общим и дозволенным. Он намекает на нематериальную тайну, лишь чуть - чуть приоткрывает белый газовый тюль, за которым стоит целый архитектурный ансамбль разрушений. Спектакль Урамдана лишен чрезмерной эмоциональности, не пышет моралью, безагитационен, холоден, неспешен (порой даже излишне). Он оставляет после себя многоточие, потому что проблема с экологией по-прежнему не решена. Он оставляет после себя нерешенные вопросы, исчезающие как дым. Он оставляет после себя туман. Единственное, что останется, когда нас всех унесет ветер.

Добавить комментарий