В Москве открылся IX Международный фестиваль-школа современного искусства "TERRITORIЯ", где новое слово о "Весне священной" Игоря Стравинского сказали британский хореограф Акрам Хан и наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
Человеческие чувства практически не поддаются описанию. Любые попытки найти языковой эквивалент происходящему именно с тобой в конкретную единицу времени, моментально сводятся к обобщенному "вообще", раскисают, как грязь под весенним солнцем, да и то, что для одного - предел восторга, то для другого - совершенная смерть. На открытии IХ Международного фестиваля-школы современного искусства "TERRITORIЯ" британский хореограф индийского происхождения Акрам Хан предложил зрителям погрузиться в неосязаемые материи внутренних переживаний, представив свой спектакль "ITMOi"("in the mind of igor"/"в сознании Игоря"). Спектакль - тончайшее посвящение Игорю Стравинскому и его бессмертной "Весне Священной". Спектакль - интуитивная головоломка, приглашающая всколыхнуть весь свой мультикультурный опыт. Спектакль - хореографический ребус, сотканный из движения, света, звуков, дыхания и пыли, при просмотре которого хочется думать не головой, а исключительно чувствами.
Сама «Весна священная», премьера которой состоялась в 1913 году, является своеобразной отправной «ноль» - точкой в музыкальном и балетном искусстве. Здесь Игорь Стравинский впервые вводит в обиход необычные резкие музыкальные обороты, а первый постановщик Вацлав Нижинский утверждает в основу танцев резкие прыжки, взмахи, топочущие движения, которые своей неуклюжестью вызывали представление о чем-то диком, языческом, крайне примитивном. В основу замысла «Весны священной» лёг сон Стравинского, в котором тот увидел древний ритуал, где молодая девушка в окружении старцев танцует до изнеможения, чтобы пробудить весну, а после чего погибает. Эта история, как и само произведение, широко отпраздновавшее год назад свой столетний юбилей, является для Акрама Хана не целью повествования, а побуждающей причиной разговора о том, что же происходит внутри Художника, который выбрал для себя именно такую тему, и теперь в родовых муках формирует свое детище. В его голове роятся сомнения и комплексы, соседствуют индийский классический стиль катах и современный японский танец буто, жертвенность граничит с отчаянием. Хан совместно со своей танцевальной компанией («Компания Акрама Хана»,Великобритания), соединяя и интерпретируя различные национальные танцевальные школы, создает вкуснейший коктейль из культур и техник, который во избежание излишней остроты, нужно смешать, но не взбалтывать.
Читайте также
Бело-серебристый туман. Над головами рамка, условно обозначающая границы происходящего, и огромный золотистый шар, служащий луной и маятником . Из глубины сцены под внутриутробные звуки, скрипы пластинки, рыки и тревожные удары в колокол, на зал движется мужчина в черном, своим видом напоминающий Нео из «Матрицы», а энергетикой - сгусток мирового зла. Его движения резки и отрывисты, агрессивны и рваны. Это черное пятно, изгоняющее что-то из другого или же призывающее кого-то к себе, порождает ощущение тревоги и дискомфорта, плавно переходящее в липкое чувство страха. Возникающее чуть позже на сцене белое пятно тоже не очень уж внушает доверие. В огромной шляпе с полями и юбке на обручах, созданной будто из картона, появляется женщина с выбеленным лицом, отдаленно напоминающая Красную Королеву из «Алисы в стране чудес», которая покрылась пылью времен и начала любить иную цветовую гамму. Она, чувствую себя одновременно Королевой происходящего, светлой Музой автора, и самой новой Весной, требует крови и жертв, чтобы вновь стать Священной. Теперь ощутим уже не страх. Это ожидание, предощущение, томление, желание развязки. Ее перемещения близки скольжению лебедя по поверхности озера, ее ладони, двигаясь волнообразно, прорастают в вертикаль, словно молодые ростки от первых лучей солнца, ее выбор равносилен смерти во имя продолжения жизни.
Массовые танцы напоминает пляску человечков, сошедших с наскальных рисунков древних племен. Локти, которые часто служат ведущей точкой движения, агрессивно выставлены наверх, ноги дробят землю, уговаривая ее сжалиться, руки резко вскидываются к небу, будто просят воды или хлеба, открытые солнцу ладони прославляют буйное язычество. Хореограф фокусируется на извечном для любого Творца вопросе: существовать незаметным в массе, но оставаться в безопасности, или же стать индивидуальностью, при этом отдав себя на растерзание зрителям, критикам, потомкам?
При любом выборе жертва все равно будет принесена. Избранную - небольшую девушку в белом платьице, кажущуюся совсем еще ребенком, - швыряют из рук в руки, толкают по кругу, изгоняют из стаи. Многочисленные прогибы и безвольно опущенные руки, символизируют полную беспомощность, любые попытки спасти ее - тщетны, так шар-луна, висящая над их головами, зорко следит за исполнением ритуала и за самыми разными "Веснами" уже чуть больше ста лет. Ее голову не жалея посыпают пеплом, мукой или пылью, создавая белое облако вокруг, напоминающее нимб над головой. Она смиряется, готовится затанцовывать себя до смерти, но вдруг на сцену выползает существо с рогами, чем-то напоминающее антилопу, Фавна, или же жертвенного барашка. Здесь нельзя не упомянуть возможную связь с историей жертвоприношения Исаака. Согласно библейскому рассказу (Быт. 22:1-19), Бог пожелал испытать силу веры Авраама и повелел ему принести своего любимого сына Исаака, когда же отец занес над сыном нож, то ангел возместил, что сила воли испытана, и разрешил принести в жертву барана.
Теперь Избранная спасена, а жертвой же становится именно тот, кто придумывает эту историю в своей голове. 7 пар нитей - плетей тянутся к находящемуся в центре человеческому телу, словно электрические провода. Оно отскакивает от пола, переворачивается винтом вокруг себя, бьется, словно рыба, выброшенная на берег. Кажется, что земля раскалена до предела, любое слово сейчас равносильно удару по голове, а любое нежное прикосновение может стать ожогом. Это тот самый момент, когда Художник полностью лишен кожи, обнажен перед своими мыслями, честен с самим собой. Империя внутри разрастается до немыслимых пределов, и, выходя за рамки возможного, являет из себя подлинное живое искусство.
На протяжении всего спектакля стремительнейшим образом меняется музыка (композиторы - Бен Фрост, Нитин Соуни и Джослин Пук): от битов до одинокого голоса с народной песней, от внетональных мотивов до озвученного дыхания, от электронной музыки до первых узнаваемых ноток музыки Стравинского. Живая и отзывчивая к эмоциональным переменам световая партитура (Свет — Фабиана Пиккиоли) моментально пробуждает память ощущений, где кожей чувствуется холод белого больничного пространства, зной выжженной пустыни, прохлада бриза бирюзового моря. По своей атмосфере спектакль схож с фильмами мастера интуитивных шарад Дэвида Линча. Что - то туманное и призрачное, едва ощутимое и имеющее запах, вроде бы конкретное, но постоянно ускользающее. Только ухватишься за смыслововую тростиночку, но тут же она и оборвется. После окончания просмотра неоднократно можно было наблюдать, как у зрителей банальный вопрос: "тебе понравилось?", заменялся на трепетное: "что ты почувствовал?"
Гулять по внутренней империи другого человека можно лишь ориентируясь на компас своих собственных ощущений. И не нужно удивляться, что нашему глазу видны лишь очертания городов, а не полная прорисовка до мельчайших деталей.
Потому что чужая душа - потемки.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
