Шаман Николай Коляда поставил "Ричарда III" на границе Европы и Азии, распластал его душу и причудливо разукрасил. За буйством и неистовством английского короля в исполнении Олега Ягодина в "Коляда-театре" следила наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
К бесконечности этого мира каждый добавляет свою дорогу. Нужно все время идти, прикладывать определенные усилия, совершенствоваться, пробовать, ошибаться, чтобы оставаться человеком. Если остановился - покатился с горы, если перестал двигаться - замерз или сгорел, если замешкался - пропустил свой поворот. В ядерной физике есть термин "точка невозврата", означающий момент, когда процесс уже невозможно остановить. "Точка невозврата" в авиации - тот предел, когда самолет уже нельзя развернуть назад, горючего не хватит на возвращение. На непрерывном жизненном пути порой возникают подобные точки, грани, решения, черты, после пересечения которых возможности к отступлению отрезаны. Но самое интересное, что пункт назначения может самостоятельно меняться в зависимости от выбора дальнейшего вектора на какой - то из развилок: это может быть и хрупкий трон, и забвение, и семейный уют, и плаха с топорами. На сцене "Коляда - театра" состоялась премьера, благодаря которой один из главных злодеев мировой драматургии, черная легенда Англии, кровавый тиран Ричард III еще раз получил возможность попытаться найти свой неверный поворот, сбой в системе, ошибку, ставшую первопричиной провала плана, который казался ему безупречным. В сложно скомбинированном спектакле Николая Коляды ползучие страсти кишат и клубятся, тотальное насилие обретает форму, а утопленные в английском чае и крови надежды на иное не имеют права даже на вопрос: "Why?".
Основным источником «Ричарда III», как и большинства исторических пьес Уильяма Шекспира, были «Хроники» Рафаэля Холишеда и «Союз двух прославленных семейств Ланкастеров и Йорков» Эдварда Холла. Сюжет пьесы английского драматурга, написанной в 1591 - м году, практически невозможно толком пересказать: здесь почти на каждой странице происходит брато - детоубийство, количество действующих лиц переходит все мыслимые пределы, в поисках логики текста порой можно убить несколько дней. Шекспир отходит от хроники в сторону трагедии, рассматривая личность беспощадную, бессовестную, жестокую, но не лишенную таланта. Если не считать вражеские отношения между королевой Маргаритой и домом Йорков, то основной конфликт пьесы заключен именно в столкновении Ричарда и других персонажей, которые будут убраны им с пути любой ценой. Николай Коляда сознательно отказывается от подробностей сюжета, мелких портретных деталей, дотошной индивидуализации. Нет мам - пап, дочерей - сыновей, теть - дядь. Есть враг, есть временный союзник, есть Ричард (Олег Ягодин), а есть ходячий материал, толпа, биомасса, с которой в погоне за властью можно делать все и даже больше. Ее можно выдрессировать, можно заставить любить себя, можно спровоцировать на убийство, можно приучить к подобному обращению, можно тщательно пережевать, а потом со смаком выплюнуть, разбрызгивая вокруг себя капли алой жидкости. Особенно, если ей это нравится.
Читайте также
Абсолютная власть требует безусловного подчинения. Еще до третьего звонка сцену начинают заполнять представители английских династий в дурацких разноцветных головных уборах, шарфах, пестрых колготках, шортах разной степени облегания, платьях - рыбах, пиджаках и жилетах. Они спокойно и покорно усаживаются по периметру сцены, ожидая приход Власти. Но она не торопится, позволяя себе вальяжность и вечное незримое присутствие. Сначала появляется свист Ричарда, которым он не то приманивает птиц, не то возвещает о начале нового кровавого развлечения, потом же он сам начинает выхаживать перед зрителем тяжелой походкой, плетя на авансцене сети в прямом и переносном смыслах. Ричард здесь напрочь лишен театрально-романизированного представления: в его чемоданчике сосредоточены пыточные причиндалы, на плечо закинуты огромные кустовые ножницы, сапоги огромны, шорты устряпаны белой краской, майка же пока чиста. До первой крови. Он - человек тотально играющий, манипулирующий, способный легко превратиться в физического уродца, наступая на ребро стопы, закрывая нос кожетком рогатки, разговаривая, зажав два пакетика чая во рту. Он является одновременно и автором идеи нейтрализации всех соперников, и подробным сценаристом, и режиссером, и исполнителем ведущей роли. Он выжигает землю вокруг себя, рождает пустоту, ни перед чем не остановится, ничего не чурается, не имеет ни любви, ни жалости, ни страха. Если нужно, то запустит свою змею под женскую юбку, по его победному взмаху пальцев убьют братьев и племянников, если потребуется устрашение, то он станет плеваться кровью, хрипеть, гудеть, сопеть, в минуты клятв будет бить себя в грудь кровавым комком влажных пакетиков "Каркаде", а потом обращать два перста, по которым сочится аль, к небу.
Порой кажется, что Бога просто изгнали из этой страны, дряхлеющее безвоздушное пространство обречено, невозможно оставаться человеком в месте, где от беспредела стонет и воет земля. Но самое страшное в том, что и Ричарду, и его окружению нравится царящее вокруг насилие, бесчинство, страх, боль. Здесь каждый норовит толкнуть другого, никто не упустит возможности зарядить кому - то из рогатки в спину, с удовольствием подтолкнет соседа в пропасть, а не подаст ему руку помощи. Взбаламученная людская масса, нацепив на пальцы не то железные присоски, не то когти, не то ракушки, не то жуков - скарабеев, жаждет власти, кричит воронами, рычит и лается; живые змеи всячески извиваются, зависают в воздухе, обвивают поверхности; Ричард, развешивая мясо по паутине совести, сам берет в тиски свои ноги, направляет в живот венчики миксера, загоняет иглы под ногти, испытывая крайнюю степень наслаждения; Алексей Романов в роли его тени, которая в итоге стала Ричмондом, напоминающий элегантного цыганского барона, бессловесно наблюдает за происходящим; духи умерших с чулками на лицах в джазовой манере проклинают тирана, не ведая того, что может случится после его смерти.
Этот спектакль ощущаешь физически: кожей, связками, желудком. Здесь есть что - то от "Бориса Годунова" и "Гамлета", "Короля Лира" и даже "Трамвая "Желание"", но они кажутся облегченной версией катастрофы по сравнению с происходящим в "Ричарде III". Спектакль - маньяк, спектакль - игра, спектакль - оглушение. Складывается ощущение, что король Ричард и режиссер Коляда затеяли совместный проект, проверяют народ и зрителя на прочность, играют на выживание, ставят эксперименты, задаются вопросами о том, что будет, если сделать так или эдак. А если мы пойдем другим путем? А вот это сможете выдержать? А если убью в Тауэре детей? А если соблазню вдову, у которой отнял мужа и отца? А если половой акт через один пакетик чая? А живые змеи, которых облизывают? А плеваться в стакан? Вы еще здесь? Тогда пригвоздим вас финалом, который будет неожиданен даже в том случае, если вы хорошо изучили "матчасть". Коляда с эпичной обстоятельностью воссоздает на сцене больной социум, искаженный мир, пространство со сбоем, в котором правит атмосфера всеобщего безумия, а любовь уничтожена за бесполезностью и невостребованностью. Под зловещую "тему Воланда" Игоря Корнелюка из сериала "Мастера и Маргариты, веселые балканские мотивы, нежные ритмы группы "2raumwohnung" он на наших глазах пишет новую онтологию насилия, причина которой в неумении и неспособности любить. В главной ошибке и корне всех катастроф.
Олег Ягодин в роли Ричарда - зыбкое дрожащее марево, зловонный букет пороков, татуировка с каллиграфией, постепенно заполняющая кожу, заползающая внутрь, захватывающая сознание, существо столь отвратительное, сколь обаятельное и жалкое. Он натурально купается в крови, как ребенок в лужице, обладает болезненным, уродским, мрачным величием, похож то на мокрого воробьенка, то на хищника, который еще мечется в клетке, но уже вот - вот нанесет удар, переколачивающий хребет. Фазы игры у него соединяются с моментами пауз и осмысления, когда взор вроде бы выключен, обращен внутрь, а зал внезапно наполняется тревогой, не понимает, чего ожидать в ближайшие минуты. Его Ричард абсолютно бесстрашен, полон актерской и человеческой отваги, находится где - то между днем и ночью, на окончательной стадии разложения и распада, схож с сумерками, не горяч и не холоден, хочет достичь абсолютов, но как это сделать - Шекспир его знает.
Мощнейшей сценой спектакля становится развязка жестокого балагана, в которой железный тиран сам признается себе и миру в том, что с самого детства был лишен любви, бичует спину все теми же змеями, настоянными на багряных сгустках, а страх прорастает в нем всей оставшейся кровью. Через дым и музыку Ягодин дико кричит нутром, выворачивает последние силы, пытается прорваться сквозь шаткие ряды войск, накрывает своей энергетикой всех и каждого, но все бесполезно. Его закатают в саван, служивший сначала занавеской, об которую тот вытирал окровавленные руки, а потом мантией, растащат его вещи, жутко прокрутят головой вниз, поставят на тело столь желанного коня. Самое страшное, что его, горбатого, теперь может быть и исправит могила, но вот в стране, где зло уже породило еще большее зло, обычная человеческая жестокость так и останется в почете, народ запрограммирован на недоброе, вопящее, но бездейственное и кроткое хождение по кругу, а старое доброе ультранасилие по - прежнему будет находится в порядке привычных вещей.
Фотографии Вадима Балакина
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
