Шизофрения, ПТСР, истерическое расстройство, наркотическая зависимость, ОКР — найдутся ли в литературе герои, которым можно поставить эти и другие диагнозы? Мы попытались посмотреть на знакомых персонажей под пристальным взором учебника по психиатрии. И сегодня расскажем о душевных болезнях, которые не обошла стороной русская классическая литература.
Наверное, один из первых писателей, который приходит на ум при разговоре о душевных болезнях — Н. В. Гоголь. О «Записках сумасшедшего» В. Г. Белинский писал: «Возьмите "Записки сумасшедшего", <…> эту психическую историю болезни, изложенную в поэтической форме, удивительную по своей истине и глубокости».
О. А. Иоскевич отмечает, что безумие в повести Гоголя рассматривается и как метафора (в рамках романтической традиции), и как, собственно, психическое расстройство. На метафорическом плане состояние главного героя, Поприщина — это возможность обрести свободу от условностей социума. Но Поприщин в итоге не освобождается: «…даже в безумии ценность человеческой личности он соотносит с её положением на социально-иерархической лестнице, потому и провозглашает себя королём».
Если попытаться оценить личность героя с медицинской точки зрения, то у Поприщина развивается бредовое расстройство (бред величия) вместе с шизофренией. Его состояние в финале отражается записью даты: «Чи 34 сло Мц гдао. Февраль 349». Какой-то смысл перемежается с помутнениями рассудка. И заканчивается это всё-таки помутнением.
А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?
У А. С. Пушкина тоже можно отыскать героев, чьё психическое состояние не назовёшь здоровым. Рискнём предположить, что в «Медном всаднике» у главного героя, Евгения, после наводнения развивается ПТСР. Причиной возникновения расстройства послужило не просто природное бедствие, но его страшный результат — смерть возлюбленной.
Но бедный, бедный мой Евгений…
Увы! его смятенный ум
Против ужасных потрясений
Не устоял.
После случившегося у Евгения проявляется депрессивное состояние (мир стал ему безразличен), трудность взаимодействия с окружающими («Он скоро свету / Стал чужд»), «пугающие образные воспоминания» о прошедшем («…вспомнил живо / Он прошлый ужас»). Повреждённое психическое состояние приводит героя к гибели.
Photo by Gabriel on Unsplash
При этом нельзя не отметить, что безумие мерцает и в образе самого города. Петербург как город душевнобольных изображён и у Гоголя, и у Достоевского, и, гораздо позже, у Андрея Белого. Но в «Медном всаднике» город становится не просто обиталищем сумасшествия, он словно очеловечивается, чтобы убить и свести с ума.
У главного героя другого пушкинского произведения — Германна из «Пиковой дамы» — по оценке лингвиста и философа В. П. Руднева обсессивно-компульсивное расстройство (он был «человек с большими страстями, но до поры до времени жестко контролирующий свои эффекты»). В финале в личности героя «кроме трёх (четырех) карт <…> уже ничего не остается». Вновь в конце произведения герой теряет себя.
В романах другого русского классика, Ф. М, Достоевского, можно обнаружить целую галерею истерических портретов. Одним из самых ярких истериков можно назвать отца семейства в «Братьях Карамазовых», Фёдора Карамазова. Немецкий психиатр К. Леонгард оценивает его так: «…он тяжелый истерический психопат, разыгрывающий роли, которые показались бы его с выгодной стороны или, во всяком случае, привлекли бы к нему внимание окружающих». Современные исследователи добавляют штрихи к клинической картине героя: «…у Федора Павловича могут быть распознаны <…> запойное пьянство с явлениями деградации личности».
Истерический невроз диагностируют у Катерины Ивановны Мармеладовой из «Преступления и наказания»: у неё проявляется «сильная душевная неуравновешенность», «склонность к фантазиям и театральным сценам». В эпизоде, где Катерина Ивановна заставляет своих детей плясать на глазах прохожих, даже читатель может почувствовать истерический надрыв.
Original photo by Piron Guillaume on Unsplash
Истерична и Настасья Филипповна из «Идиота». А вот у Рогожина из «Идиота» определили эпилептоидную психопатию (в современной классификации носит название «импульсивный тип»). Эпилептоидная психопатия выражается у героя в приступах «дикого возбуждения», в его несдержанности и отсутствии самообладания; особенно ярко это проявляется в сцене с кутежом на квартире и швырянием ста тысяч рублей в огонь. Можно отметить у героя и гневливость, и жестокость — тоже черты импульсивных типов (в этих особенностях психики Рогожин, к слову, чем-то напоминает Швабрина из пушкинской «Капитанской дочки».) По К. Леонгарду у Рогожина также проявляются параноические черты личности — т.е. личности со «стойкими аффектами, берущими верх над логикой и рассудком», с фиксацией «на определённых представлениях и идеях». Это подтверждается словами Мышкина, адресованными Рогожину: «…у тебя во всём страсть, всё ты до страсти доводишь». Как отмечает психиатр, именно сочетание эпилептоидных и параноических черт привело Рогожина к совершению убийства в конце.
Безусловно, безумие в творчестве Достоевского (как и у Гоголя) — это отдельная большая тема, в рамках которой можно рассматривать почти любое произведение.
У Л. Н. Толстого героев с психическими расстройствами найти сложнее; книги писателя, наоборот, ассоциируются с духовными (пусть и нелёгкими) поисками обычных здоровых людей. Однако нельзя не отметить психическое состояние главной героини в «Анне Карениной». Ближе к концу романа Каренина становится зависимой от морфина. Писатель не делает на этом акцента, но описывает становление зависимости последовательно. Первый раз героиня принимает лекарство при родах; однако постепенно морфин становится единственным средством, помогающим Анне заснуть и избежать мыслей о том, что Вронский может разлюбить её.
Можно предполагать, что ещё могло нарушать душевный покой героини (или к чему привела её зависимость). Доктор медицинских наук М. А. Качаева утверждает, что в «Анне Карениной» Толстой «достоверно описал клинически очерченную психогенную [т.е. обусловленную психическими, а не физиологическими процессами] депрессию», результатом которой стали мысли Анны, что «единственный выход из сложившейся ситуации — это смерть». Возможно поэтому к концу героиня и не управляет собой, и поэтому поток несёт её навстречу гибели.
И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.
Обратимся к творчеству А. П. Чехова. В чеховских рассказах многие герои просты и понятны. За близость творчества писателя к жизни — вместе с юмором и сочувствием — его и любят. Однако Чехов, будучи врачом и увлекаясь психологией, изобразил немало интересных с медицинской точки зрения персонажей. Врач-психиатр М. Н. Никитин в 1904 говорил, что произведения Чехова «для психиатра <…> не лишены значения».
Photo by Nick Bolton on Unsplash
На примере Беликова из рассказа «Человек в футляре» психолог и эксперт по аутизму О. Ю. Ткалич описывает признаки синдрома Аспергера: сложность в понимании своих и чужих чувств вкупе со сложностью поддержания личных отношений, использование стереотипных фраз (слова героя: «Как бы чего не вышло»), стереотипность восприятия ситуаций (его восприятие как нерушимой нормы то, что преподавателям гимназии непозволительно кататься на велосипеде).
При этом у Беликова определённо проявляются и социальные фобии, которые приводят к «заключению» в «футляр». Примечательно, что при этих фобиях Беликов сам заставляет социум бояться его.
Рассказ Чехова можно рассматривать и как изображение болезни, и как некоторое художественное преувеличение действительности. В конце концов, желание иногда спрятаться от мира свойственно многим из нас (конечно, не как проявление психического расстройства); поэтому в песне группы «Звери» и поётся: «В мире таком прекрасном, как наш / Каждому нужен отдельный блиндаж». Главное — не опуститься окончательно до уровня «человека в футляре».
В «Черном монахе» Чехова безумию, которое у других писателей могло изображаться в рамках романтической традиции, выносится суровый приговор. Антон Павлович показывает, что сумасшествие — это болезнь, которую нужно лечить; и не великое, а жалкое состояние. В этой повести главному герою — Коврину, магистру философии — начинает видеться чёрный монах, который настойчиво уверяет героя в его величии. Вместе с галлюцинациями у Коврина начинает развиваться бред величия. Близкие магистра заставляют его пройти лечение, но выздоровевший герой теряет радость жизни и постепенно опускается на дно. Однако это результат не психического расстройства, а сознательного выбора героя. И конец рассказа — воспоминание Коврина о жизни, «которая была так прекрасна» — подчёркивает красоту настоящей здоровой жизни, а не тех лестных иллюзий, видевшихся Коврину.
Продолжая разговор о чеховских героях, можно коротко упомянуть и «Палату №6» с Иваном Громовым, страдающим бредом преследования; и Иванова из одноимённой пьесы, в котором, по оценке М. Н. Никитина, можно увидеть «типичного неврастеника»; и Лаевского из «Дуэли», у которого обнаруживается истерическое расстройство (вспомним его истерический припадок); и Червякова из «Смерти чиновника», чью зацикленность на мнимой вине перед генералом можно назвать обсессивно-компульсивным расстройством.
Но перейдём к следующему, ХХ столетию. Начало века — публикация романа Ф. К. Сологуба «Мелкий бес». Главный герой романа, Передонов — «маленький человек», но в самых худших проявлениях. Он предстаёт личностью, к которой сложно почувствовать даже малейшую симпатию. Передонов равнодушен к чужим чувствам, не способен переживать вину, он агрессивен и склонен к насилию (в нём проявляется и садизм), обвиняет в своих проблемах других. Всё это — признаки диссоциального расстройства личности.
Photo by Joyce McCown on Unsplash
Постепенно у Передонова развивается шизофрения: хронические галлюцинации (появление недотыкомки), бредовые идеи (мысли героя о преследовании, бред величия, раздувшаяся подозрительность к сожительнице и приятелю). Окончательно спустившись на дно безумия, Передонов совсем теряет себя. Тем роман и заканчивается.
…Передонов сидел понуро и бормотал что-то несвязное и бессмысленное.
Роман Сологуба оставляет тягостное, гадливое впечатление. И примечательно, что дело не только в главном герое: во всём «Мелком бесе» светлых лиц не найти. А вот ещё какие-нибудь психические расстройства наверняка обнаружатся…
В послереволюционное время в советской литературе, как отмечает Е. Г. Трубецкова, психические расстройства «не будут в центре внимания писателей» — за исключением М. А. Булгакова (и ещё обэриутов).
Говоря о «Мастере и Маргарите», зачастую филологи сходятся во мнении, что все персонажи Булгакова в той или иной степени затронуты безумием. Однако один из центральных образов героя-безумца в романе — Иван Бездомный. В психиатрической лечебнице, куда Бездомный попадает после встречи с Воландом, ему диагностируют «шизофрению». При этом читатель знает: герой пребывает в здравом уме. В финале романа, наоборот, Иван в ночи полнолуния душевно мечется, вспоминает прошлое — и только жидкость «густого чайного цвета» успокаивает его. Но, как пишет Л. М. Сорокина, введённые инъекции — приглушение его таланта. И тут болезнь не душевная, а духовная (поэтому герой ничего не пишет); ставить медицинский диагноз нет смысла.
Напоследок коснёмся романов В. В. Набокова, часто изображавшего психически нездоровых личностей. В самом известном его произведении, «Лолите», Гумберт страдает расстройством полового предпочтения: педофилией. Тут, казалось бы, всё очевидно; но некоторые читатели упускают из виду отклонение героя, говоря об истинной любви мужчины к девочке (такое даже в аннотациях некоторых изданий пишут!).
В другом романе писателя, «Защита Лужина», у главного героя проявляется аутизм. Мальчиком он «всячески сторонится <…> социальной реальности»; а когда он сталкивается с социализацией в юношестве, в его личности «нарастают шизоидные проявления». Мир шахмат заменяет Лужину окружающий мир — почти в прямом смысле. Как пишет Е. Г. Трубецкова, в романе показано «постепенное полное "переселение" героя в другую, шахматную, реальность».
В «Отчаянии» Набокова у главного героя, Германа, принявшего другого человека за своего двойника, можно заподозрить разновидность синдрома положительного двойника: «состояние <…>, когда объект переживаний, незнакомый больному, признается за знакомое лицо». При этом, как отмечает Е. В. Егорова вслед за другими исследователями, в отношениях героя «Отчаяния» и его мнимого двойника Набоков изображает взаимоотношения автора и его творений: Герман «создает двойника, подобно тому как писатель говорит творит произведение».
Высшая мечта автора: превратить читателя в зрителя, — достигается ли это когда-нибудь?
Photo by Gabriel on Unsplash
В русской классической литературе можно найти ещё немало примеров душевнобольных. Нередко изображение болезни было задумкой автора и становилось основой сюжета. Однако когда мы имеем дело с литературой, важно не забывать, что попытка определить болезнь героя — только один из многих вариантов посмотреть на произведение. И главным при чтении остаётся не постановка диагноза, а попытка понять: ощущения персонажей, дух книги, самого себя.
Фото на обложке by Joyce McCown on Unsplash.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
