Спектакль «О-й. Поздняя любовь» Дмитрия Крымова и «Школы драматического искусства» был показан в рамках фестиваля «Золотая Маска» в Санкт-Петербурге. Всё смешалось в пьесе Островского: здесь, затянувшись папироской, делают трепанацию голосу совести, палят из всех орудий, устраивают поединки в стиле фильмов Тарантино. Виной тому – любовное настроение, проникшее в атмосферу дна. Препарировала нежное чувство наш корреспондент Екатерина Балуева.
Всё начинается с контраста: светлое, воздушное фойе белого храма ШДИ сменяется полумраком сцены, над которой низким потолком нависают осветительные приборы. Деформация повсюду: провода похожи на клубки нервов, а последний стул – и тот юродивый, с двумя спинками. Декораций – минимум, никаких мелодраматических «рюшечек»: режиссёр Дмитрий Крымов выпускает персонажей прямо на голую поверхность листа, расстрелянного гигантскими кляксами. Игроки на поле словно находятся под увеличительным стеклом – идёт лабораторный эксперимент, попытка «заострить» Островского. Благодаря сложному гриму персонажи как бы существуют внутренним миром – наружу. Карнавал наоборот, бал монстров. Мужчины с женскими душами, женщины – с мужскими. Решено буквально: большинство женских ролей отдано актёрам, мужских – актрисам. Герои слабы и безвольны, как тряпичные куклы. Героини вырабатывают характер и наращивают мускулатуру. Адвокат Маргаритов (Алина Ходжеванова) – «божий одуванчик» болезненной честности, долго не принимает роскошный взяточный окорок от купца Дороднова. А сам этот купец «с фантазиями» – ну чистый чёрт! Эти чёрные кожаные лапки! И попробуй угадать под инфернальной маской хрупкую Веронику Тимофееву. Когда благодарный клиент ковыряется перочинным ножичком в зубах – никаких вопросов о его душевных качествах не возникает. Речь персонажей искажена – шёпоты и крики, посвисты и плачи. Барышни мутировали ещё эффектней.
Фелицата Шаблова – «знойная женщина, мечта поэта»: с помощью толщинок Евгений Старцев приобретает «кустодиевские формы». Дух захватывает, когда видишь, как эта грандиозная дама с кошачьей лёгкостью и грацией переворачивается в воздухе, совершая смертельное сальто. Материнскую любовь демонстрирует сыновьям своеобразно: с младшим, Дормедонтом, играет в бои без правил; старшего, Николая, в воспитательных целях поднимает высоко над головой. Фелицата успешно имитирует юродство. Всё богатство семейства Шабловых – боекомплект советского нижнего белья необъятных размеров и зелёночные коленки Дормедонта. Другая «валькирия» – Варвара Лебёдкина (Константин Муханов). Эта чёрная вдова может и ножкой своей 43-го размера изящно махнуть (только тут жажда денег как основной инстинкт), и продемонстрировать бойцовские навыки майора ВДВ. Варвара Харитоновна отлично знает, что лучшие друзья девушек – это бриллианты, а не клерки, страдающие «карманной чахоткой». Соблюдает строгую диету из закладных, по которым не хочется платить.
Людмила Герасимовна в исполнении Марии Смольниковой – повзрослевшая Джульетта с окраины, «ангел с косой» (долгой, девичьей). Не только брови, но и интонации у неё – брежневские. Предмет её отчаянной страсти – старший сын Шабловой. Николай (Александр Кузнецов) выпадает откуда-то из райского Рулетенбурга, крылья свои проигравший, порастративший. У него нет ничего, кроме небесных глаз и красной ковровой дорожки, ведущей в долговую яму. Где-то за кадром, в предыдущей серии своей жизни, герой хватил радуги радости сполна и теперь испытывает бешеную ломку по прошлому. Он смотрит на мир с бессильной и злой улыбкой белого клоуна, потому что «как хочется жить, так нельзя; а как можно, так не хочется». Для юродивой Людмилы Николай особенного, «солнечного» цвета – луч света в чёрно-белом царстве (оформление сцены и костюмы – строгий, стильный монохром). Едва героиня понимает, что любовь – единственный способ переродиться из сумеречного существа в человека, она железной хваткой вцепляется в этот шанс. Она проделывает фантастический трюк: ныряет в платье, как в чёрную дыру, и откуда-то из её недр извлекает денежку на спасение любимого. В пьесе жертва уместна, это почти подвиг, а в спектакле такой поступок выглядит несколько идиотически. Людмила дожидается Шаблова в сумерках и устраивает ему любовный террор, басит: «Расскажите мне всё…» – получается своеобразное «интервью с вампиром». Она не замечает, что Шаблов не подходит ей так же, как её странный траурный наряд, который на три размера больше, чем нужно. Гораздо органичнее выглядят совместные этюды с Дормедонтом (Андрей Михалёв) – хоть тот болен ДЦП и подвержен припадкам эпилепсии.
Волшебник Крымов с помощью гротеска и клоунады превращает засушенную коллекционную бабочку в живую и обаятельную летучую мышку: полузабытая пьеса, звучащая монотонной дидактикой на магнитофон, вдруг трансформируется в остроактуальную историю о современном дне. Режиссёр ставит оглушительную точку, расползающуюся алым пятном на белоснежной рубашке Николая. Блаженные венчальные песнопения Людмилы срываются на волчью ноту. Зритель проваливается в целое море мурашек, а если считать мысли всей аудитории в этот момент – на экраны будет транслироваться коллективное бессознательное «Ой!». Николай не даёт маленькой женщине выиграть войну полов. Должно быть горько, а получается светло. Во-первых, его реквием по мечте уже сыгран. Во-вторых, герой не опускается до «замужества»: он выходит из игры в классики, оставляя шесть персонажей в поисках хэппи-энда...
«О-й. Поздняя любовь» – эмоциональный фейерверк, лекарство от меланхолии, театральное вино из одуванчиков, возвращающее в детство. Контрданс с Чеховым, танго с Достоевским, хип-хоп с Островским. Осторожно! Озорной Островский вызывает нешуточное привыкание. И окрыляет.
В статье использованы фотоматериалы с сайтов «Золотая Маска» и «Лаборатория Дмитрия Крымова».
Следующие показы спектакля «О-й. Поздняя любовь» – 15 и 17 января 2017 г., ШДИ (Москва).
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
