Режиссер Тимофей Кулябин на сцене Театра Наций представил премьеру спектакля «Иванов». Чеховских героев нашего времени исследуют Евгений Миронов, Чулпан Хаматова, Елизавета Боярская и наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
Никакая среда его не заедает. Лодка о быт не разбивалась, душа с самого начала ни перед чем не трепетала, груз ответственности уже давно намозолил плечи. Он всегда немного виноват, угрюм, устал, среднестатистичен. Одинок при наличии семьи, предельно сдержан, когда внутри взрываются мартены, из уважения к людям не умеет отказывать. И до ужаса боится принимать решения. Короче, у нас таких полстраны: Ивано'вых, Петровых, Бузыкиных, Зиловых, Корнов, Служкиных, Ива'новых. Пьесу Чехова про дворянина, что в 35 лет столкнулся с кризисом жизни, режиссер Тимофей Кулябин обращает на сцене Театра Наций в историю об экстравагантных и заурядных, современных и устаревших, переживающих и пластмассовых. Тех, кто на застольях пляшет под «Маршрутку» группы IOWA, скрывается от реальности в офисах, ежедневно разбивает жизнь, над которой и плакать-то некому.
4 локации, 3 часа, 2 акта, 1 мощнейший актерский ансамбль. Историю, что была написана в 1887-м году специально для Театра Корша, художник Олег Головко обставляет с обстоятельностью и подробностью, выстраивая на сцене несколько точнейших бытовых пространств, что будут меняться от акта к акту. Первой локацией становится квартира Ивановых: слева - кухня, где и магнитики на холодильнике, и телевизор, и стол, и духовка, в которой что-то жарится; справа - балкон, где организовано место для курения, спрятаны банки, стоят горшочки с цветами; по центру - коридор с фотографиями, иконой, тапочками и дверью. Стильненько, чистенько, непроветриваемо. Воробьенком ходит Анна (Чулпан Хаматова), что больна раком, растерянно оглядывается по сторонам ее муж Иванов (Евгений Миронов), пытающийся быть деловым и сосредоточенным, старается найти вариант лечения доктор Львов (Дмитрий Сердюк), грузит проблемами хамоватый управляющий Боркин (Александр Новин). Вторая локация - деревянный дом Лебедевых, куда часто наведывается их друг Иванов: слева - прихожая с верхней одеждой, справа - кладовка, перед нами - зал с часами, магнитофоном, огромным столом, который накрыт для празднования дня рождения Саши (Елизавета Боярская), молоденькой дочери хозяев, что влюблена в Иванова. Модно, узнаваемо, по-новорусски. Звучат тосты, моются кости, тетушки в леопардах зычно смеются, бренчат красные бусы, пестрят яркие тени, мужчины в белых рубашках поддакивают сплетням и слухам. Шура натужно пытается быть веселой на этом типичном семейном балагане, в разгар праздника жизни, схожего с мрачненьким новосельем Зилова из «Утиной охоты», появляется Иванов. Сильнейшим моментом первой части спектакля становится сцена, в которой Саша впервые признается ему в своих чувствах: беззаконно, отчаянно, почти набрасываясь на него, прекрасно понимая его положение, но искренне веря в то, что она, наивная, сможет ему помочь. Третья локация - офис главного героя, где царят папки, коробки, стулья, над всем возвышается чучело совы, а рядом заботливо выделена комната для курения. Надо сказать, что при всем многообразии мест действия, в которых разворачиваются события, Головко обращается с деталями с такой скрупулезностью, что позавидовал бы сам Босх: в курилке на стенах красуются противопожарные наклейки, а под потолком протянута вытяжка, в рабочем кабинете стоит чайник и печенье, в квартире у дверей тапки стоят вкривь. Четвертая же локация - «подготовительная» комната в ЗАГСе. С сочными зелеными стенами, большим зеркалом в тяжёлой раме, стульями, шампанским. А теперь, уважаемые знатоки, вопрос: 'Не напоминает ли вам эта история сериал телеканала, скажем, Россия?'. Он от всего устал, у него больная жена, на горизонте есть юная девушка, в конце - брак. «Выбор Иванова», «Между двух огней», «Возвращение к себe». То-то и оно, этого-то Кулябин, что не переписал ни единого чеховского слова, и добивается. Вот только если все эти сериалы будут такого добротного качества, то лозунг «Искусство в массы» останется только поддержать.
«Иванов» - спектакль мощнейшей ансамблевости. Это касается и совместной работы режиссера с художником, явно находящихся на одной волне, и актеров, что идут единой машиной. Полупрозрачная Хаматова, наполненная внутренним светом, создает образ молодой женщины-еврейки, что из последних сил пытается цепляться за жизнь, но прекрасно понимает: человек, ради которого она отказалась от своей веры, переменила имя, навсегда разругалась с родными, больше (или же совсем) ее не любит. Энергичная Боярская может танком смести все на своем пути, ловко переходя от эйфории к попыткам что-то понять, от эмоциональных девчачьих переживаний к началу бурной деятельности по спасению утопающего возлюбленного. Правдолюбивый доктор Львов-Сердюк мучается от любви, но вынужден мощно сдерживать себя (а внутреннее сопротивление, как известно, является самым интересным), подвыпивший Лебедев-Гордин обаятельно мечется между дочерью и женой, думающей, что ребенка хотят обобрать, потрепанный Шабельский-Вержбицкий болезненно выбирает между совестью и деньгами, плутоватый Боркин-Новин может облапошить любого, Зинаида (Наталья Павленкова), Авдотья (Татьяна Щанкина), Бабакина (Марианна Шульц) - галерея узнаваемых одиноких женщин за сорок, что есть в каждом коллективе.
Иванов Евгения Миронова - человек-перепад, что надорван, надломлен, умер еще где-то там, раньше, на старте, а теперь мучительно пытается воскреснуть. Его взнервленный Иванов плачет, смеется, выдает, срываясь с цепи благовоспитанности, гамлетовские монологи, пару раз за все время позволяет себе быть собой, пускаясь в пляс, целуя Сашу, пытаясь заявить, что свадьба отменяется. Но никакого подлинного бунта быть не может, потому что говорит он тихо и ладно, искренне пугается громкости своего голоса, который повышает по делу, насильно подавляет эмоции, рад бы на весь город завыть от своей беспомощности в этом царстве потребления, но сначала ее, беспомощность, необходимо признать. Эти трюки на эмоциональных качелях Миронов проворачивает изящно, с блеском, без страховки, не сбавляя оборотов, аккуратно и подробно приближая своего персонажа к черте, за которой находится локация, откуда нет возврата.
В игре-симуляторе жизни «The Sims», визуально схожей с новым «Ивановым», над головами персонажей находился объемный ромбик, который нужно было поддерживать зеленым с помощью множества компонентов. Через удовлетворение потребностей, изучение мира, развлечения. Самым сложным в этом процессе было удержание на приемлемой отметке эмоционального уровня: общением, любовью, лайфхаками. Если он начинал резко снижаться, то шансы на спасение героя почти моментально становились минимальными, но все начинали неистово лупить по клавишам, искать выход, отчаянно стараться что-нибудь придумать. Иванов же, кажется, даже не пытается помочь себе в критической точке, трезво оценивая свои шансы на выживание в устроенном и укомплектованном обществе, где пахнет мертвечиной. На первый взгляд может показаться, что спектакль Кулябина - очередное удачное выступление в любимом «жанре» режиссера: текст классический, но действие происходит здесь и сейчас, искренность актерских работ подкупает с первых минут, все собравшиеся - прекрасные, но несчастные люди, радость узнавания накрывает зрителей с головой. Безусловно, через приближение к сегодняшним реалиям происходит полное соединение грядущего с былым, через некое упрощение возникает возможность обратить внимание на тонкости и подробности, в пошловатую сериальность затейнее вкладывать подтексты, хилый, но видимый свет в конце тоннеля наполнит зрителей оптимизмом. Вот только эта многогранная работа, выполненная слаженной командой, финалом переворачивает все с ног на голову. Жизнь, конечно, в сущности, проиграна на этом левеле, но впереди всех ждет счастье, череда дней и ночей, небо в алмазах. Пусть в опостылевшем обществе потребления, что мы все поносим, оставаясь его активными участниками, пусть с нелюбимыми, по отношению к которым мы бессердечны, пусть на бесконечных компромиссах с собой. И все бы ничего, только у Иванова, стоящего на пороге новой жизни, вдруг появляется маниакальная улыбочка, слегка трясутся руки, начинает опасно пошаливать сердчишко. А в альтернативном варианте финала, что был написан Чеховым еще в 1888-м году, от такой перспективы он и вовсе уже застрелился.
Фотограф Сергей Петров.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
