Исполнением Первой симфонии Густава Малера и «Памяти ангела» Альбана Берга Фестивальный оркестр под управлением Теодора Курентзиса открыл XI Международный Дягилевский фестиваль. Документацию пермского чуда весны 2017 начала наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
Дягилевский фестиваль - событие исключительное
Ни для кого не станет новостью, что Дягилевский фестиваль - событие исключительное. И по прописке, и по качеству, и по атмосфере. Он не находится над, под, в одной упряжке: он статно стоит в стороне, приглашая в гости тех, кто готов к двухнедельному погружению в пучину искусства, тех, кто думает, что готов к этому, надеясь отделаться лишь легким испугом, тех, кто не готов, но на свой страх и риск очень хочет попробовать. Завсегдатаи этого пермского чуда прекрасно знают, что уже несколько лет кряду международный музыкальный парад заканчивался одной из симфоний Густава Малера. Шлейф сохранялся на многие месяцы, возвращая в счастливые дни мая-июня, разговорами об исполнениях гудели целые самолеты, везущие гостей по домам, точка была мощной, долгожданной, финальной и фирменной. Было хорошо, но будет еще лучше, традиции мы чтим, но Дягилев-новатор: 14 мая XI Международный Дягилевский фестиваль перенял эстафету у фестиваля юбилейного, открывшись Первой симфонией великого австрийца, сопряженной с Концертом для скрипки с оркестром «Памяти ангела» Альбана Берга. Пермский театр оперы и балета гудит человеческим ульем, на сцене - более ста музыкантов, за дирижерским пультом - Теодор Курентзис. Крылатые сбоку, сверху, снизу и прямо по центру.
Все эпитеты, которые возникают при попытке разговора о творчестве Густава Малера, родившегося в 1860-м году в Богемии, отдают узостью взглядов, пошлостью и налетом некого снобизма. "Вселенское" - пафосно, "трагичное" - общее место, "искреннее" - извините, не в наше время, "вечное" - поживем-увидим. Он, попавший на исторический слом, называвший себя "самым несчастным из всех счастливцев", создавший 6 вокально-симфонических циклов, 9 симфоний (10-я не завершена), множество обработок и переложений сочинений других авторов, был композитором, дирижером, бунтарем и новатором, который всю жизнь воевал со смертью, желая спокойствия, гармонии и мира. В первую очередь с самим собой. 1884-й год. Густав Малер, служа капельмейстером, начинает работу над своей Первой симфонией, которую завершит к 1888-му. До встречи с супругой Альмой остается 17 лет, до смерти - 27. В первоначальной версии, исполненной в Будапеште в 1889-м, было пять частей (правильнее сказать, 2 большие части, поделенные на 5 подчастей), программные названия отсутствовали. Для премьеры в Гамбурге (1893) Малер, поддавшись на уговоры друзей, придумал заголовки, обозначил название симфонии ("Титан"), отсылающее к роману Жана Поля, который не имел к произведению никакого отношения, конкретизировал жанр - "музыкальная поэма в форме симфонии". В 1894-м же композитор принимает решение убрать вторую часть и все заглавия, пускающие слушателей по ложному следу. Оставлено было лишь название третьей части («Звери хоронят охотника»), на которую автора вдохновила гравюра Мориса фон Швинда, где лесные жители в нарочито торжественной форме оплакивают своего возможного убийцу. Романтический герой вступает в схватку с окружающим миром, страсти кипят, покой всем только снится. В исполнении дирижера Теодора Курентзиса и оркестра MusicAeterna, усиленного музыкантами фестивального оркестра, симфония действительно превращается в поэму: лирико - эпическую, стихотворную, многочастную, стихийную. Без сюжетных разъяснений, но с личной историей, не проповедь, но исповедь, без героя, но с действующим лицом. Потому что в центре находится музыка.
«Живую одежду тку я божеству», - отвечал Малер на вопрос о смыслах его музыки, вторя Гете. И самая большая сложность для исполнителей всегда заключается в том, чтобы это облачение, испряденное из контрастов, переливов, тем, не висело мертвым грузом. Малер Курентзиса, надо признаться, - всегда история автора, помноженная на переживания в квадрате. Сумма личных чувствований композитора, дирижера, оркестра, становящегося единым организмом. Их Первая появляется из фантастического пиано струнных, флажолетами рисующих утро в бору, где, кажется, пахнет сыростью, травой и пряностями. Длительное ля звучит мощной, но хрупкой опорой, кларнеты и валторны перекидываются охотничьими сигналами, основная тема, заимствованная композитором из своих же «Песен странствующего подмастерья», льётся свежо и чуть восторженно, медные фанфары знаменуют начало новой жизни. Курентзис здесь сознательно чуть приглушает минорный погребальный хорал, выводя на первый план триумф природы и юности. Вторая часть - буйство и укрощение, отрыв и контроль, стихийный лендлер, переходящий в нежнейший вальс, что предвещает нечто безрадостное. Оксюмороном, соединяющим юмор и смерть, становится третья часть, в которой "Звери хоронят охотника". Забавная, притворная, ироничная. Инструменты вступают в очередь: ноют духовые, шумят скрипки, поддакивают литавры. Ловко складывается ощущение, что участники процессии, летящие звуковым паровозом, топчутся на месте, изображают скорбь, стараются, как и завещал Малер, грустить. Оркестр филигранно и бесстрашно звучит на грани китча и издевки, задорно паясничает, куражится, затягивает разухабистые пассажи в духе Горана Бреговича, чтобы под конец выдать отчаянный крик о помощи. Ни тебе сдержанности Аббадо, ни скромности, с которой симфонию трактовал Валерий Гергиев с Лондонским симфоническим оркестром, ни чрезмерной нежности Бернстайна. В четвертой части Курентзис подчеркивает деформированность мира, усиливая деформированность темпов, обостряет медь и струнные. Марш обращен в бой не на жизнь, а на смерть, судьбе противопоставлен свет струнных, людской мрак отступает перед природной ночью. Это даже не история о первой встрече нежного существа с реальностью, способной перемолоть любого, - это поэма о вечном возвращении, этапах, инициации. Без конца и начала: трели затихают, рецидивы страдания отступают, а на юного романтического героя, которому на роду написано бороться с целым миром, опускается сегодняшняя ночь, временный покой и затишье перед новой бурей.
Ничто не проходит бесследно, все взаимосвязано, конец одной эпохи - всегда начало другой, ни одна случайность не происходит просто так. Alban Berg, "To the Memory of an Angel". В буквенном обозначении А и В - ноты ля и си-бемоль соответственно, на которых строится этот Концерт для скрипки с оркестром, инициалы композитора находятся перед глазами, произведение, созданное в 1935 - м году, автор посвящает 18-ти летней дочери Альмы Малер (опять же!) и Вальтера Гропиуса. Работу он заканчивает буквально за несколько месяцев до собственной смерти, произошедшей накануне Рождества. Одни считают этот опус погребальным хоралом, другие - предчувствием, третьи - завещанием. Курентзис, что заручился поддержкой оркестра и солиста Айлена Притчина, своеобразный эпилог, который намеренно дисгармоничен, остер, наэлектризован, превращает в светлейший реквием по земному бытию: нежно подсвечивает вариации на тему «Es ist genug» Баха, с одинаковым упоением проводит лендлер и венский вальс, не представляет 12 - ти тоновую музыку чем - то сверхъестественным, жутким и недосягаемым. Притчин пассажами выводит не плач, но разговор, броские контрасты доведены до предела, от резких и точных настроенческих перепадов буквально укачивает. Это не бунт, не выверт, не поза, а еще одна форма выражения переживания: экспрессивная, чуть надрывная, созвучная внутренней катастрофе, что постоянно сопровождает любого творца. Говоря по правде, после окончания подобного вечера, тройным выстрелом цепляющего и романтичный 19-й, и жесткий 20-й, и переменчивый 21-й, возникает только одна мысль: если это начало фестиваля, то что же ждет впереди? Что нужно сделать, чтобы перебить столь мощный старт, во время которого "на трибунах" царила какая - то баснословная тишина? Какими героями нужно быть, чтобы пойти дальше качества звучания биса, состоявшего из нежнейшего Adagietto Пятой симфонии Малера? Но вот ведь какое дело: музыканты во главе с Курентзисом, которые, кстати, весной триумфально сыграли эту программу в Европе, ничего доказывать не собираются, вызов никому бросать не планируют, если и воюют, то только сами с собой. А в этих сражениях герои, кажется, и вовсе не нужны.
Фотограф Светлана Корбан
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
