«Они наряду со своими современниками в литературе, в музыке, изобразительном и прикладном искусстве поставили народу непревзойдённый памятник. Памятник, который заставил вздрогнуть весь цивилизованный мир».
Джулиано Ди Капуа, Илона Маркарова
«Жизнь за царя» – спектакль режиссера Джулиано Ди Капуа и актрисы Илоны Маркаровой, поставленный на основе документов партии «Народная воля». Постановка, удостоенная премий «Золотая маска», «Золотой софит» и «Прорыв» – попытка подать в новом ключе историю о народовольцах, первой в мире принципиально-террористической политической группировке, переработав воспоминания, показания, письма и политические манифесты.
Там будут читать документы при свечах и произносить монологи, подробнее – в учебнике истории за восьмой класс. Нет, не так.
Там вырвут из реальности, выкинут в конец XIX века и намекнут: барахтайся активней, ты теперь с нами. Приправят это смесью документалистики, фарса, трагедии, политических частушек, мексиканских мотивов, современной повестки и реализма в совершенно уникальном формате, перемолют душу исторической правдой и вернут обратно – топтать те же самые петербургские тропы.
_____________________________________________________________________________
Я подбегаю к дому Шаляпина с опозданием – 20:00 ровно, думаю – спектакль как раз начался. Открываю тяжёлую дверь и по инерции готовлюсь бежать дальше. Почти у самого входа, в парадной, влетаю в группу людей.
– Извините, что это за очередь? – спрашиваю у ближайшего стоящего. Мужчина хмыкает, смотрит на меня свысока и отворачивается.
– Спектакль начинается здесь, - торопливо успокаивает бабушка-билетерша.
Парадная дома-музея Шаляпина. Имеются: высокая лестница, стол с оборудованием для проявки пленки, развешанные фотографии, резная лавочка, толпа людей, вздыхающих, шоркающих ногами и перешёптывающихся. Не имеется: посадочных мест для зрителей и хорошего обзора – впрочем, в последнем виновата сама.
Я облокачиваюсь на какую-то дверь (как мне кажется, помещения для сотрудников) и принимаюсь ждать. В парадной тишина, прерываемая только шуршанием одежды. Внезапно дверь толкают изнутри – я отпрыгиваю, вздыхая. Из двери появляется дед с табличкой-бейджиком на шее, как у приговорённого к казни – краем глаза замечаю пометку «Лев Николаевич Толстой». Выглядит он, впрочем, как что-то среднее между Толстым и Достоевским, при этом безо всякого грима напоминая представителя заданной эпохи. Он подходит к столику с оборудованием для проявки.
«Толстой» (Андрей Жуков) зачитывает два своих письма к императорам – Александру III и Николаю II. Оба письма, разделённые на временной ленте двумя десятками лет, так или иначе затрагивают террористические революционные движения в России второй половины XIX века. В первом, от лица писателя, Толстой обращается к государю, главе державы. Во втором выступает пророком и философом – и пишет, соответственно, к «брату», утверждая, что для победы над «злом» и «насилием» необходимо выдвинуть идею более светлую и прекрасную, чем та, ради которой умирают террористы.
После герой рассказывает о праздновании народовольцами Нового года и о том, как одна из дам смотрела на своих танцующих товарищей и гадала, кто из них доживет до следующего Нового года. Показывает, как проявлять плёночные фотографии – даже предлагает девушке из зала поучаствовать в процессе. Девушка по его просьбе кладет руку на один из отпечатков. После проявки на фотографии остается белёсый след ее растопыренной ладони.
— Вот оно – прикосновение к истории! – восторженно заключает «Толстой».
За то время, пока на затекающих ногах я слушаю экскурсионные изыскания деда, совсем не напоминающие спектакль, мне удается придумать и разгромное начало для рецензии, и едкое название. Придумать, чтобы через четверть часа настолько увлечься и совершенно влюбиться в происходящее, что едкость теряет всякий смысл.
Из парадной мы отправляемся в помещение за той самой дверью, из которой ранее вышел Толстой-Достоевский. Вместо предполагаемого помещения для сотрудников – просторный подвал с рядом стульев. Стол, лампа с красным абажуром, новогодняя ель. Гитары на стене. За столом – четверо героев в застывших позах. Зрители рассаживаются на поставленных в ряд стульях и оказываются буквально за этим же столом, превращаясь в молчаливых участников постановки.
Действие оживает – герои, перебивая друг друга, начинают читать монологи о политической борьбе. Сбивчивое многоголосие перерастает в выдержанные голоса различных героев, вереницу маленьких сцен, обрисовывающих идеалы и устремления первой в России террористической силы.
Празднующийся Новый год (или Рождество – какие ассоциации выстроишь) с мандаринами, бородой Деда Мороза и шапкой Снегурочки скорее напоминает современный праздник, нежели тот, который могли праздновать в XIX веке. Дедушка, конечно же, тоже оказывается революционером – иначе быть не может. Вместе со Снегурочкой он рассказывает об изготовлении динамита – в таких интонациях, в каких маленьким детям на ёлках вещают про сказочных зверят и заслуженные подарки. Впрочем, празднество легко перетекает в поминки с хлебом на гранёных стаканах.
Актёры попеременно меняют образы – их четверо, героев около двадцати, – и перед глазами зрителя проносится вереница удивительных персоналий, передаче которых совершенно не мешает сосредоточенность лишь в одной актерской персоне. Актёры не стараются изображать реальную жизнь – градус театрализации здесь зашкаливает, при этом не раздражая ни на йоту. Эксперименты с выразительными средствами и сценическими приемами ведут всё к тому же эмоциональному реализму. Напряжение, в котором находятся и актёры, и их герои, сравнимо с напряжением, в котором жили сами народовольцы – потому всё так показательно театрилизированно. Спектакль полностью держится на актёрской энергетике. Документы не просто читаются, они играются – так, Вера Засулич рассказывает о своем покушении на генерала Федора Трепова, пропевая прозаических текст под гитару, как бойкий цыганский романс. Софья Перовская почти что кричит трогательное письмо к матери, написанное перед смертной казнью, под незамысловатый мексиканский мотив. Последняя упомянутая сцена кажется почти что фарсом – Александр Кошкидько, Игорь Устинович и Павел Михайлов в гигантских мексикансих шляпах стоят позади стола, у стены, лицом к зрителю, с нелепыми стоматологические ретракторы во рту, издавая залихватские улюлюканья, пока Илона Маркарова читает письмо Перовской – мексиканский мотив звучит в удивительном созвучии с предсмертными строками.
Фарс нарастает. Актёры садятся обратно за стол и, перебивая друг друга, начинают пересказывать революционную историю Льва Дейча, взятую из его же краткой автобиографии, с характерным провинциальным говором. Они снова берут гитары.
Частушка Высоцкого про царя из советского кинофильма «Иван да Марья» смешивается с частушкой про продажу Аляски: «Ах ты, Саша, глупый Саша, /Продал ты Аляску нашу,/ Продал лучше бы Чечню,/Все равно не в корм коню», и частушкой времен Гражданской войны: «Не за веру и царя /Воевать охочи мы — /За заводы, за поля, /За крестьян с рабочими».
Политические песнопения прерывает вкрадчивый голос Маркаровой, зачитывающей отрывок из автобиографии Перовской касательно покушений на жизнь императора. Произнося монолог, актриса ходит вокруг ели и зажигает на ней свечи.
Герои пьют чай, слушая Перовскую. Пьют чай, пока Кошкидько, став Андреем Желябовым, объясняет, почему народовольцы хотели убить царя. Пьют чай, слушая рассказ еврейского народовольца про работу в народе с довольно резким заключением:
«Что же касается моего теперешнего состояния, то я могу сказать, что я для нашего правительства был бы самым безопасным человеком. Я ни дня бы не оставался в этой России. Даже на легальном состоянии».
Каждый актёр будто работает в определенном амплуа. На Илоне Маркаровой, понятно, сильные женские роли – Софья Перовская, Геся Гельфман, Вера Засулич и другие. Герои Павла Михайлова – немного сумасшедшие, отчаянные люди (Баранников). Александр Кошкидько – стойкий крестьянский мудрец. Игорь Устинович – «кот, который гуляет сам по себе», внешне безразличный, со спокойной, местами даже развязно-презрительной манерой речи.
Отдельного внимания заслуживают совершенно впечатляющие монологи Павла Михайлова – сумасшедшие, бешеные, с невероятной по своей силе отдачей. Он носится по комнате, устраивая эмоциональное световое шоу при помощи одного лишь фонарика и собственного голоса. В «Жизни за царя» это буйство эмоций не раздражает – оно подкупает и затягивает. Между актёрами и зрителем создается неразрываемая стальная ниточка – и боль героя воспринимается как собственная боль, и его мысли на долю секунды становятся собственными мыслями. Где-то это пугает – ощущая, что создатели спектакля не романтизируют народовольцев, ты начинаешь романтизировать их сам, в отчаянной попытке объяснить самому себе возникшее уважение и сочувствие к этим людям. Актёрам веришь, в них видишь тех, кого они играют – живых, эмоциональных, крикливых, пусть даже бегающих с фонариком, читающих предсмертное письмо под бойкий мексиканский мотив и иронично-аниматорски рассказывающих про изготовление взрывчатки. Максимализм театрализации не отрицает реалистичность.
Трудно решить, на чьей ты стороне. Спектакль не оправдывает террор и насилие, пропагандируемое народовольцами – он объясняет причины. Не зря добрая треть монологов сменяющих друг друга героев содержит простые логические цепочки, сводящиеся к простой формуле: другого выбора не было.
Название постановки – «Жизнь за царя» – очевидно отсылает к одноимённой опере Михаила Глинки, название для которой, к слову, предложил сам Николай I, отвергнув выдвинутое ранее «Иван Сусанин». Впрочем, в широких кругах с советских времен опера известна под первоначальным названием. Сюжет знаком из истории – вотчинный староста не выдает местонахождение новонаречённого царя Михаила Романова, за что поляки пытают крестьянина «до смерти». Герой отдает жизнь за государя, исполняя долг верноподданного. Убив Александра II, народовольцы, по факту, тоже жертвуют собой и отдают жизнь за царя – всех их казнят за совершённое дело. Сделано это вроде ради народа, но народ наоборот утирает слезы за убиённого царя-батюшку. Парадокс.
В «Жизни за царя» много интересных антуражных решений – так, поставленный на стол перевернутый стул с полосатой спинкой становится решёткой тюрьмы, комната превращается то в казематы тюрем, то в конспиративную квартиру, то в зал суда. Создатели спектакля добавили в действие отсылку к современному российскому фильму, вышедшему на экраны весной – «Майор Гром. Чумной доктор». История фильма также затрагивает идею террора ради благих целей, убийства влиятельных людей, своими порочными устремлениями поганящих город и жизнь простых людей. В какой-то момент герой Павла Михайлова достает планшет и показывает «прямое включение» с места убийства – и век минувший получает «прямое включение» в век нынешний, с его проблемами и непониманием дальнейшего пути политической оппозиции, в очередной раз подтверждая мысль о том, что в истории не бывает ничего нового. Все повторяется, закручиваясь чередой новых событий в уже знакомом историческому процессу соусе.
Если вы соберетесь на «Жизнь за царя», приготовьтесь – сначала будет скучно и непонятно. Но потом вы влюбитесь – окончательно и бесповоротно, в актёров и в их героев.
Дополнительно «Театро ди Капуа» предлагает зрителю «закваску» к спектаклю – театрализованную экскурсию по местам деятельности партии «Народная воля». Формула идеи проста – Илона Маркарова и Павел Михайлов рассказывают про народовольцев, показывая дома и переулки, где те собирались, печатали прокламации, прятались от жандармов и жили своей обычной – революционной – жизнью.
Но действие все также завораживает. Ему не мешают ни проезжающие мимо машины, ни спешащие по своим делам пешеходы, не мешает город, живущий своей современной жизнью.
«Если вы ещё недостаточно революционизировались, предлагаем вам прослушать “Катехизис революционера” и так наедине с собой закончить нашу экскурсию», – так завершает действие Павел Михайлов. В толпе зрителей слышится смех.
И ты идёшь по Петербургу – тому самому, к которому ты привык настолько, что на улицах, пропитанных историческим контекстом, думаешь лишь о собственных бытовых заботах, – и Петербург вокруг тебя преображается. Он становится городом революции, революция обретает голос и тело, и ты буквально видишь рядом с собой этих людей – молодых и идейных, уверенных в своём деле.
Фото: Тая Овод
* мнение автора может не совпадать с мнением редакции
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
