Вот уже четырнадцать лет актриса «Театра Поколений» Наталья Пономарёва играет главную роль в легендарном спектакле «Болезни молодости». Наталья поделилась с нами, как удивительным образом оказалась в Петербурге, училась на особенном курсе и почему всю жизнь служит в одном театре, а также рассказала про многолетнюю дружбу со Светланой Смирновой-Кацагаджиевой, уникальный детский спектакль и гастроли по всему миру.
— Наташа, ты играешь в спектакле «больше чем меньше» (по роману Эльфриды Елинек «Любовницы») о безрадостной судьбе женщины из провинции. Твоё детство прошло в маленьком городе Скопине в девяностые — там всё было столь же безнадёжно?
— Мне кажется, всё зависит в первую очередь от окружения. Мама с детства приучила меня к книгам, а также просила пересказать прочитанное или поделиться, что понравилось, что нет — в дальнейшем эти навыки очень помогли мне в жизни. Хоть она сама и закончила только техникум, но мне стремилась дать хорошее образование. В тот год, когда я выпускалась, впервые проводили ЕГЭ. Никто нас к нему, конечно же, целенаправленно не готовил, но я сдала математику на 86 баллов, хотя и понимала, что буду поступать в театральный.
А в 12 лет я попала в молодёжный театр «Предел», где моими учителями были Владимир и Ирина Дель — родители известного петербургского актёра Ильи Деля; мы постоянно ездили со своими спектаклями в Петербург, Москву, в 16 лет я побывала на гастролях во Франции. Мне доводилось видеть другой мир… Конечно, моя жизнь сильно отличалась от той, которая была у многих моих сверстниц. В них родители, увы, не воспитали влечения, интереса к чему-то, и они пошли по «обычной» дорожке: школа, ПТУ, пораньше замуж, дети и тяжёлая работа — вот и всё, примерно как в книге Елинек описано.
— В Театральной академии ты попала на курс к Ахмату Рашидовичу Байрамкулову. Он хорошо известен своими режиссёрскими работами, но о его педагогической деятельности и учениках слышать почти не доводилось. Каким он был наставником?
— Мы оказались уникальным курсом. Учились мы не на Моховой, а при Театре Сатиры, где Ахмат Рашидович был главным режиссёром. На тот момент он нигде и никогда не преподавал, поэтому, когда ему предложили набрать курс, сильно сомневался, стоит ли, но всё же решился. В помощники он пригласил Александра Николаевича Мексина — это второй мой наставник.
И они вложили в нас душу. Я не могу сказать, что нас, условно говоря, научили правильно играть; скорее развили нашу индивидуальность, сохранили то лучшее, что было заложено в нас изначально, и преумножили это. Атмосфера на курсе была прекрасной, мы до сих пор два раз в год встречаемся и с одногруппниками, и с наставниками.
Все ребята, с которыми я училась, сейчас вполне успешны в профессии. Ким Дружинин известен широкому зрителю как режиссёр фильмов «28 панфиловцев» и «Танки», Иван Батарев уже не раз номинировался на «Золотой софит», другие ребята служат в ТЮЗе, Театре на Васильевском, Театре Ленсовета, снимаются в кино. А Егор Архипов стал первоклассным педагогом по сценической речи в РГИСИ.
После нашего выпуска набирать новых ребят Ахмат Рашидович уже не стал. Настолько к нам прикипел душой, что не представлял себя с другими. К тому же на тот момент место главного режиссёра Театра Сатиры он уже покинул.
— Как так вышло, что ты приехала именно в Санкт-Петербург?
— Это удивительная история, в которой сошлось всё, будто оно мне было на судьбе написано.
Я почти поступила в Школу-студию МХАТ, но, успешно пройдя три тура, всё же слетела на последнем. У меня есть некоторые мысли, как же так вышло, но не будем об этом. Мне предложили учиться за половину стоимости, но и таких финансовых возможностей у родителей не было. Я вернулась к себе в Скопин, сидела в комнате и ревела, мама что-то делала на кухне… И тут по телевизору прогноз погоды показывают, «в Санкт-Петербурге +24», как сейчас помню. И тут меня осенило.
Лет за пять до этого наш детский театр «Предел» приезжал в Петербург со спектаклем «Преступление и наказание» на фестиваль «Рождественский парад». Помню, в жюри были Гарфункель, Маркова — великие люди… После спектакля ко мне подошла Тамара Алексеевна Шмакова и сказала: «Девочка, ты очень талантливая! Если захочешь учиться в нашем театральном институте, можешь в период поступления пожить у меня. Номер телефона есть у твоего руководителя». И вот, спустя пять лет, я и правда ей позвонила, а она меня вспомнила! Сказала маме, что завтра уезжаю в Петербург, приехала и поступила. И вот уже почти двадцать лет здесь!
— И играешь, например, уникальный детский спектакль «Настоящий Elephant», всё действие которого происходит в старом чемодане!
— Несколько лет назад наш художественный руководитель Данила Зиновьевич Корогодский увидел этот спектакль в Лос-Анджелесе в исполнении Юлии Духовны. Он подошёл к ней и сказал, что очень хочет привезти подобную постановку в Россию. Юлия много лет прожила в нашей стране и поэтому рада была поделиться своим творчеством, а ещё как раз в тот момент в Москву и Петербург планировала ехать — всё совпало! Вот так в нашем театре и возникла точная копия её спектакля. Причём нам она оставила оригинальные предметы, а себе потом новые сделала. Так я стала немного кукольницей, хотя прежде ей не была!
В этом спектакле весь мир находится внутри чемодана, но сколько в нём красоты! В одном из эпизодов я открываю домик, в котором слон и девочка сидят и пьют чай при свете фонарика, подхожу и показываю это каждому зрителю в зале, смотрю на лица людей — это так трогательно!
Кстати говоря, в этом году в репертуаре театра скорее всего появится ещё одна постановка для юных зрителей.
— Хотя других детских спектаклей у тебя пока нет, ты работаешь в театральной студии при гимназии. Что ты в первую очередь стремишься дать ребятам и нацеливаешь ли их на поступление в театральный?
— Я не ставлю задачи всенепременно сделать из своих подопечных актёров. В первую очередь я стараюсь дать им навык уверенно держаться перед аудиторией, а также научить говорить — сейчас ведь дети и шепелявят массово, и запинаются через раз, словарный запас зачастую тоже оставляет желать лучшего… Всё это, конечно, и раньше было, но с появлением массового общения в мессенджерах усугубилось. Также я хотела бы научить детей взаимодействовать в коллективе — кто-то не умеет этого делать в принципе, некоторые могут хорошо общаться лишь парами. Эти навыки пригодятся им в жизни в любом случае.
Тем не менее две мои ученицы — Дарья Агеева и Соня Громова — всё же поступили в наш театральный институт, ещё одна девочка училась в ЕГТИ, кто-то поступал в колледжи искусств.
— Не доводилось ли тебе сталкиваться с каким-то негативом по поводу того, что ты играешь в спектаклях с маркировкой 18+ и одновременно работаешь с детьми? А то ведь сейчас время демонстративной морали и не реализовавшихся в жизни активистов…
— К счастью, нашу гимназию возглавляет Игорь Альбертович Карачевцев — человек, который обожает театр и прекрасно понимает, как он устроен. Поэтому у него есть доверие ко мне, он знает, что я всё сделаю правильно. И родители детей, и коллеги не раз приходили на спектакли, в том числе довольно острые. Никто негатива не проявлял… Может быть, просто везёт, что адекватные люди попадаются.
— Мы вскользь упомянули спектакль «больше чем меньше». У меня он оставил двоякое впечатление: сложнейшая с профессиональной точки зрения постановка, совершенно заслуженно получившая «Золотой софит», но по-человечески как-то не очень зацепило. А что в этом материале привлекает тебя?
— Когда режиссёр Алина Никольская принесла нам этот текст, мы по-настоящему испугались — уж слишком он откровенный. Мы видим не чередование сцен, как в обычной пьесе, а сплошные внутренние монологи героев. Мы будто визуально видим одно, а озвучивается при этом то, что у этих людей внутри происходит. Получается, что ты будто говоришь здесь и сейчас, от чистого сердца, но в то же время ты как бы за стеной, и собеседник слышит тебя лишь отчасти.
Что же касается проблематики, заложенной в произведении, то кого-то она цепляет сильно, люди говорят, что, как только они придут домой, начнётся буквально то же самое. Я бы сказала, что в этом материале много точек сборки, всё довольно сложно, как оно и бывает в реальной жизни: у тебя сегодня может быть всё хорошо, а завтра всё плохо. Только мы смотрим на это будто сквозь призму, которая нас защищает. В тех же «Болезнях молодости» такой призмы нет, там происходит прямой контакт зрителя и актёра.
— Какой из двух твоих ключевых образов было сложнее создать: смазливую дурочку-модель или рано постаревшую мать, которая не понимает устремления дочери?
— Интереснее, конечно, играть маму. У моего любимого режиссёра Ингмара Бергмана в фильме «Фанни и Александр» служанка, у которой болячка на руке, периодические снимает бинты и начинает её теребить, чтобы специально сделать себе больно. Моя героиня очень похожа на неё — это просто психически выжженный человек. Она ведь на самом деле свою дочку любит, но трудный быт, деспотичный муж и другие факторы приводят к тому, что чувства матери и любящей женщины у неё будто заблокированы, они мимолётно проявляются и тут же закрываются снова. Мне хотелось подчеркнуть всё это не только эмоционально, но и физически, поэтому моя героиня одета в пижаму с рынка и кофту с дырками — как женщина, которая уже подзабыла, что она женщина. Это очень сложный и многогранный образ…
Что же касается образа модели, то тут, как говорит Алина, «если есть фактура, то почему бы её не показывать». Но по-актёрски здесь всё довольно просто.
— А ведь роль матери ты уже играла — в спектакле «Всего лишь конец света» по тексту Лагарса.
— Да! Этот спектакль, к сожалению, «потерялся» при переезде с Лахтинской на Курляндскую из-за масштабности декораций, но я очень надеюсь, что мы его восстановим. Это одна из моих любимых работ, хоть и очень сложная.
По сюжету любимый сын уезжает от матери на пятнадцать лет и почти не общается с ней, а возвращается лишь тогда, когда узнаёт, что смертельно болен. Но никому из родных не говорит об этом, и они, конечно, выплёскивают на него всю накопленную обиду.
В этом спектакле у моей героини было два внутренних монолога, один на два листа, второй почти на четыре. Одновременно мы взаимодействовали с Женей Анисимовым, исполнявшим главную роль, так, чтобы ещё больше повысить градус напряжения для зрителя: он давал мне свечку, одевал платок, превращал тем самым в старуху, кашу в рот запихивал. А я ему страшные слова в этот момент говорила, которые мать никогда и ни за что не должна сыну говорить… А дальше зритель снова видел, как сидят два человека напротив друг друга и спокойно разговаривают, как будто предшествующего внутреннего монолога и не было.
— Как тебе, кстати, новая площадка «Театра Поколений» на Курляндской?
— Я безумно рада, что мы переехали и постепенно обустраиваем свой новый дом! Перед этим мы с коллегами много ездили и смотрели разные площадки, в том числе и за границей, в поисках интересных архитектурных идей. Больше всего нам понравилась площадка в Берне, организованная в здании бывшей скотобойни. Там были огромные ворота посередине, чёрный пол с подогревом, кирпичные стены с огромными окнами и невероятно высокий потолок. А в Германии мы подсмотрели идею балконных переходов, теперь они есть и у нас. Из того, что реализовать пока не получилось, но хотелось бы — небольшая гостиница в здании театра, где могли бы остановиться приезжающие на гастроли.
Кроме того, наша новая площадка позволяет спокойно вместить около 90 зрителей, тогда как на Лахтинской получалось посадить максимум 60. Для полного счастья не хватает разве что станции метро рядом!
— Пришло время поговорить о твоём главном спектакле «Болезни молодости». В нём (хотя и не только) вы создаёте потрясающий дуэт со Светланой Смирновой-Кацагаджиевой. А в жизни вы насколько близки друг с другом?
— Очень близки. Нашей дружбе уже пятнадцать лет. Когда Мари говорит Дезире слова «ты моя сестра», это нечто большее для меня, чем просто реплика одной героини спектакля в адрес другой.
Знаешь, что в принципе отличает наш театр от многих других, почему я не ухожу никуда из него? Такого дружного коллектива, как у нас, днём с огнём не сыщешь. Это место, куда хочется приходить и приходить. У меня есть традиция: когда я прихожу в театр, целую каждого.
— Как изменилась жизнь Светланы после съёмок в сериале «Слово пацана. Кровь на асфальте?»
— Ох, модная вещь, но меня не очень привлекает подобная проблематика. Кроме того, не все способны её правильно воспринимать. Знаешь, когда я посмотрела фильм «Груз 200», мне показалось, что это не реалистичный жёсткий фильм, а просто грязь — я не люблю такое. Так и сейчас: кажется, что проблематика раскрученная, но весьма напускная.
Свете же немного обидно, что столько шума поднялось вокруг именно этой её роли, потому что она и в «Болезнях молодости» много лет играет, и Корделию в выдающемся спектакле «Без Лира» исполняла, в «Русалках» вот главная роль у неё… Да и в кино были знаковые работы и раньше: например, в сериале «Екатерина» у неё весьма немало экранного времени.
— Что может уберечь таких людей, как её героиня в «Болезнях молодости» Дезире, от самоубийства?
— Ту Дезире, которую мы видим в начале спектакля? Которая уже убежала из дома и перепробовала много чего? Возможно, тут уже нет спасения… Она ведь человек очень умный, но чрезмерно остро воспринимающий окружающую действительность, глобальное мироустройство. Разве что цель какая-то, увлечение. Она ведь ещё в начале пьесы просит Фредера принести ей веронал. Потом внезапное сближение с Мари уберегает её на два дня. Но в конце концов происходит неизбежное…
— Объясни, пожалуйста, что ты имела в виду, когда говорила, что роль Мари вырастила тебя как актрису?
— Это очень хороший материал для актёра — сильный и откровенный. Тут есть где поднимать планку, обогащая персонажа, в том числе и на протяжении четырнадцати лет, что я исполняю эту роль.
Мари чем-то похожа на меня. Она целеустремлённый человек, боец; она полностью растворяется в отношениях — такое случалось и в моей жизни. Если Ирена хитрая, то Мари более естественная и прямая. Наше сходство очень помогает понять мотивы её поступков, что крайне важно, ведь время действия этой пьесы — всего три дня, а внутренний слом там происходит колоссальный.
— В какой момент Мари совершает роковую ошибку, которая приводит её к этому слому?
— Пережив расставание с Петрелем, она тут же проецирует всю свою дальнейшую жизнь на Дезире. Но та не хочет подобных взаимоотношений. И выходит, что у Мари происходит второй болезненный разрыв за столь короткий срок — этого она выдержать уже не в силах. Может быть, окажись рядом другой человек, не Дезире, всё сложилось бы иначе, но происходит то, что мы видим.
— Спектакль «Русалки» представляет такой редкий жанр, как театральный хоррор. Это ведь практически уникальная для современного Петербурга постановка! Я разве что «Три страшных сестры» Александра Артёмова из подобного вспоминаю. Как вы придумали этот спектакль, что вдохновило?
— Думаю, нам удалось собрать уникальных людей, каждый из которых привнёс что-то своё — так этот спектакль и родился. Например, актёр нашего театра Яков Шамшин в «Русалках» не играет, но все декорации сделаны им, благо он ещё и первоклассный резчик по дереву. Благодаря ему на сцене появился тот самый многофункциональный колодец. Также спектакль полон потрясающими придумками нашего художника Лизы Егоровой. Это её первая большая работа, но сразу номинация на «Золотой софит». Невероятное музыкальное оформление спектакля Павел Михеев создаёт прямо на сцене. А ещё мы изучали литературу про русалок, смотрели изображения, особое внимание уделяли костюмам того времени, когда жил и творил Орест Сомов — всё же это не современная история. Вообще бытующее сейчас представление о русалке как о девушке с хвостом характерно для американского фольклора, в славянской культуре такого не было.
В части хоррора немного помешало то, что в театре во время ремонта не лучшим образом настроили пожарную сигнализацию, и как-то она у нас прямо во время показа очень некстати сработала. С тех пор приходится использовать меньше дыма во избежание неприятностей…
— А почему «Русалки» позиционируются не как репертуарный спектакль, а как независимый проект?
— На самом деле, мы уже больше десяти лет пользуемся финансовой поддержкой Министерства Культуры, которая, например, покрывает существенную часть расходов на аренду. Также мы сейчас подаёмся на грант «ВКонтакте», связанный с популяризацией, который может позволить закупить новую аппаратуру. А «Русалки» ставились при поддержке другого гранта, что вызвало некоторые противоречия внутри коллектива — стоит ли участвовать в этом проекте — поэтому режиссёр Руслан Кацагаджиев подавался индивидуально, а спектакль теперь идёт с формальной пометкой «гости театра», хотя какие же мы гости!
— В одной довольно авторитетной рецензии на этот спектакль автор усматривает в нём «экспроприацию украинской культуры» и «перенос материнского и дочернего в геополитическую область».
— Но спектакль, тем не менее, про другое. Политической темы в нём нет. Творчество Ореста Сомова — это классическая литература, тот же Гоголь вдохновлялся его произведениями. А уж если место действия — берег Днепра, то мы решили использовать песни не только на русском, но и на украинском и польском. Спектакль «Подтвердите, что вы человек» тоже не политический совершенно, хотя кто-то его воспринимает именно так.
— В этом спектакле тот же автор усматривает, что «он актуализирует положение женщины в маскулинном мире: …это мир мужской, абьюза и подчинения, и последствия этого подчинения ты испытаешь, даже если верно служишь ему». Я подобного не заметил, честно говоря.
— Что-то подобное присутствует в жизни лишь одной героини — Ольги. Говорить же такое в контексте образа проводника странно. Наоборот, он призван убрать накал, раскрепостить зрителя, подготовить его, соединить фрагменты пьесы. Мне кажется, Саша Кошкидько, исполняющий эту роль, делает всё максимально тактично.
— В чём, к слову сказать, секрет популярности Александра? Его ведь чуть ли в не в половине театров города можно увидеть.
— Да, найти свободный день в его графике очень сложно. Недавно мы уже почти подобрали подходящую дату для спектакля, а на следующий день он вспомнил, что у него планируются гастроли. Но эта популярность заслуженная: Саша обладает невероятной мужской харизмой, что встречается крайне редко, а также умом и талантом. Кроме того, он очень самоотверженный — будет играть и с высокой температурой.
— «Болезни молодости» — первая пьеса шестичастного цикла Брукнера. В этом году вы решили ставить последнюю, «Плоды небытия», обратившись к пока не слишком популярной в России практике краудфандинга. Насколько успешным был этот опыт?
— Валентин Левицкий был вторым режиссёром «Болезней молодости», ему хотелось поработать ещё с подобным материалом, но уже самостоятельно. Да и когда я, допустим, принимала роль Мари у Анны Дунаевой, с нами репетировал уже именно Валя, а не Андриан Джурджа. В итоге он решил обратиться к пьесе «Плоды небытия». К сожалению, в сегодняшних обстоятельствах были сложности в сотрудничестве с правообладателями, также нужен был профессиональный перевод — всё это существенные суммы, заложенных в бюджет театра средств не хватало. И тогда мы решили обратиться к краудфандингу. К счастью, всё прошло чудесно, необходимую сумму собрать удалось, а каких-то неадекватных моментов со стороны жертвователей не было. Так что спектакль будет! Думаю, летом.
— А можно ли надеяться увидеть твою масштабную работу в кино?
— С этим трудно, потому что у меня нет агента. Когда они стали стремительно заполнять собой кинопространство, я как раз родила сына. В театр у меня получилось вернуться из декрета довольно быстро, но потянуть ещё и съёмки в тот момент было совсем уж трудно. А потом уже многие хорошие агенты набрали себе по десятку актёров, и вписаться стало сложно. Но всё же я иногда снимаюсь, совсем кино мимо меня не проходит.
Зато у меня было многих ярких гастролей! Несколько раз в Германию возили свои спектакли, в Швейцарии два месяца подряд по разным городам играли. Много ли кто из наших актёров в Македонии на гастролях был? А вот я была!
Фотографии из личного архива Натальи Пономарёвой
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
