В Большом театре премьерой оперы «Иоланта» в постановке дирижера Антона Гришанина и режиссера Сергея Женовача отметили 175-летие П. И. Чайковского. Оперу предваряла сюита «Щелкунчик», а послесловие писала наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
Мудрый и дальновидный Пётр Ильич Чайковский, чтя устои жанра, прекрасно понимал, что одноактной «Иоланте», написанной и оркестрованной им буквально за полгода, довольно трудно будет существовать среди массивных оперных титанов. Он планировал соединить светлую историю о слепой дочери короля Рене, живущей во мраке блаженного неведения о своем недуге, с балетом «Щелкунчик», что и произошло в премьерный декабрьский вечер 1892-го года на сцене Мариинского театра. Песни сплетаются с танцами, сказка и добро побеждают, публика ликует. Режиссер Сергей Женовач и дирижер Антон Гришанин, осуществляя постановку «Иоланты» в 2015-м на Исторической сцене Большого театра, от полнокровного балета решили отказаться, но связь с главным новогодним представлением оставили: иолантовская интродукция, исполняемая только духовыми инструментами, предваряется двадцатиминутной симфонической сюитой Чайковского «Щелкунчик». Вечер становится двухактным, связь вроде улавливается, время томления бедной Иоланты в одиночестве увеличивается, а вот публика несколько изумлена.
Художник Александр Боровский выстраивает на сцене дом из перекрытий, отчаянно напоминающий недавнюю премьеру «Хованщины» в Музыкальном театре имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, разделенный на две симметричные части. В обеих комнатах свечи, стулья, пюпитры. Мир плотский и духовный, лед и пламень, Иоланта (Динара Алиева) и остальные. Одна половина, как вы уже могли догадаться, залита светом, другая же почти полностью погружена в ночь. Над покатой крышей полная луна, темень непроглядная, прямоугольный мрак неизвестности, по краям которого пробивается белая полоска. «Щелкунчик», с которого начинается вечер, в руках Гришанина звучит несколько суховато, но легко и изящно. Оркестр слаженно, совсем не нарочито подчеркивает контрастность музыкальных номеров: узнаваемые опрятные звуки челесты из танца Феи Драже бодро сменяются на широкую русскую тему из Трепака, тонкий восточный колорит, подчеркиваемый флейтами, соседствует с воинственной дробью малого барабана, арфа нежно переливит в финальном «Вальсе цветов». Эта сюита (по задумке режиссера) звучит у Иоланты в голове: она прислушивается, замирает, ходит по периметру своей бессветной клетки, ползает по стенам, вскидывает руки, легонько дирижирует, томится птахой, очень старается не играть лицом. Красивая, в белом платье, одна и все двадцать минут.
С началом самой оперы освещенная часть дома наполняется придворным оркестром, подругами, игриво восседающими на коленях у мужчин, всеми зрячими действующими лицами, которые будут находиться на площадке до самого конца. Почему? Вероятно, из комнаты наглухо закрыт выход. Зрители, сидящие не по центру, лишены радости просмотра происходящего в другой комнате; женский хор вполне светло, печально и чисто исполняет свои номера; Алиева-Иоланта несколько глуховатым, но густым и сочным голосом выводит пассажи, страстно раскрываясь в ариозо «Отчего это прежде не знала»; король Прованса Рене (Михаил Казаков) бархатистым басом обвивает всю собравшуюся массу людей; первый жених Иоланты герцог Бургундский Роберт (Андрей Жилиховский), с которым она была повенчана еще в детстве, исполняет всенародно любимую »Кто может сравниться с Матильдой моей», взлетая на стул; граф Водемон (Ильгам Валиев), полюбивший дочь короля с первого взгляда, не всегда справляется с порывами души, срывается голосом на верхушках, но подкупает своим обаянием; мавританский врач Эбн-Хакиа (Валерий Алексеев), обладающий зычным баритоном, серьезен и монументален. Декорация не меняется. Иоланта все томится. Практически ничего не происходит. Апофеозом счастья и восторга становится финальный хор - ликование на фоне голубого неба, прежде скрытого за темнотой задника. Не то голубка прозрела от руки Бога, не то от современной медицины, не то от любви, не то от музыки, не то от безысходности.
Так поэтично, что невыносимо скучно, так робко, что тоскливо, так «без лишнего сахара», что пресно, так светло, что аж глаза режет. Женовач помещает всех в одну черно-белую коробку, ставит либретто Модеста Чайковского, но не обращает внимания на элементарные глаголы в нем. Подойди, посмотри, сделай. Условность, конечно, наше все, но даже она не должна перечить здравому смыслу. Драма не повенчалась с оперой, музыка победила. Дирижер-постановщик Антон Гришанин работает аккуратно, с огромным почтением к автору, без шума и пыли. Группы инструментов сбалансированы, никто не несется впереди рыцарей, но и не утопает в неподвижном болоте, творящемся на сцене. Оркестр звучит спокойным легким ветром температуры 36,6.
В период создания «Иоланты» Чайковский был увлечен философией Спинозы: чтобы прозреть физически, нужно обрести духовное зрение. Именно он считал, что души побеждают не оружием, а любовью и великодушием. Сюита «Щелкунчик» и без девушки в саду могла бы создавать внутри зрителей ассоциации и картинки, история о волшебном исцелении через первое чувство имеет право на решение и в мрачных тонах, да и возможное «породнение» Чайковского и Рахманинова через одноактную оперу «Алеко» никто не отменял (во многих театрах они играются в один вечер). Чем же побеждают души в новой постановке Большого театра, честно говоря, не очень понятно, но смотреть ее хочется именно так, как видит мир Иоланта. С широко закрытыми глазами.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
