Спектакль Льва Додина «Повелитель мух» по аллегорическому роману Уильяма Голдинга рассказывает о хрупких границах морали, потери человечности и разрушительной силе страха. Что нужно знать мальчику о поездах, о самолетах, и подвластен ли легендарный статус времени, выясняла наш корреспондент Катерина Воскресенская.
Когда Лев Додин ставил «Повелителя мух» первый раз, в 1986 году, спектакль приобрел статус легендарного. На реинкарнации 2009 года симметричной реакции не последовало. Ремейки никто не любит – не принято. Такой перерыв связан с тем, что постановку 1986 года остановили, аки Великого комбинатора, мелкоуголовные наклонности. Охотники за цветными металлами украли декорации, которыми служили настоящие обломки самолета.
«Повелитель мух» 1986 года шел около четырех часов. Возрожденная версия почти вдвое короче, и идет без антракта. Полностью изменен актерский состав. Прежней осталась инсценировка (Найджел Уильямс), сценография (Давид Боровский), частично музыка (духовные песнопения XIII - XVI веков, а также мелодия, которую сочинил Дмитрий Покровский), и, конечно, живой поросенок – когда он появился на сцене, по залу прошел почти умиленный гул.
«Повелитель мух» – история о группе детей, эвакуированных из Англии и попавших на необитаемый остров в результате авиакатастрофы. Ключевое слово «детей». Легко ли играть их, уже, будучи взрослым? Разницу в возрасте персонажа и актера проще сократить, когда речь идет о том, чтобы играть кого-то старше. Но как заставить зрителя поверить не в то, кем будешь или можешь быть теоретически, а уже совершенно точно никогда не станешь?
Читайте также
Стереть границы условного и реального получается: видишь рассудительного Ральфа (Алексей Морозов), пытающегося с помощью правил упорядочить хаотичность сложившейся ситуации. Вне контекста романа, наверное, трудно понять, почему лидером избрали именно его, почему тянутся именно к этому персонажу. Но в течение спектакля отношение к нему меняется. Его принимают все, кроме анархичного Джека (Владимир Селезнев), культивирующего страх зверя. Как и подобает стороне зла, этот персонаж многогранен. Кормилец и подлец в одном лице – будучи охотником, он не делится добычей с тем, кто просит, но заставляет есть того, кто сам отказывается. Он прошел через сомнение, убивая свинью, но без колебаний воспринимает убийство человека. Странного Саймона (Станислав Никольский) локально и эмоционально обособленного ото всех прочих. Он отстранен, потому что необъясним, не вписывается, мешает. Страдает от психического заболевания – оттого так легко провести параллель с одним из самых известных героев Достоевского. Ребенок не в душе, а по сути, понимающий то, что никто не в состоянии. Видишь на сцене маленького принца, у которого отняли сказку – он находит мертвого пилота. Познавший истину, Саймон не сможет ни до кого ее донести. Его убьют первым. От страха, от скрытой агрессии, от вседозволенности. Затем Хрюшу (Александр Быковский), морально самого умного и взрослого во всей этой истории. Почему-то этому персонажу более всего симпатизируешь. Он единственный говорит без цели запугать или успокоить (две лидерские крайности, необходимые для того, чтобы сосредоточить вокруг себя группу людей), он говорит, потому что сказать надо. Героизма в нем не предусмотрено ни идейно, ни фактурно, и, тем не менее, он смелый, когда надо быть таковым. Он не смог признать только смерть. Но такое и не всякий взрослый признает.
Странно ведь не то, что убивают дети. Это, напротив, понятно больше всего. В детстве рамки морали как никогда подвижны, однако, кое-что уже сформировано: несколько ребят пели в церковном хоре. Аж весь зал оглушили, ведь могут брать самые высокие ноты. Но, простите за пафос, Бог с ним. Как-то нелогично потом удариться в идолопоклонничество и приносить дар зверю: голове убитой свиньи (Повелитель мух), насаженной на кол. Если она и должна была возыметь какой-то грозный эффект, вызывающий священный трепет, то не возымела. Этот Вельзевул выглядит игрушкой в руках Джека. Трудно, наверное, пытаться придать инфернальности свиной голове, оттого кажется, что Саймон не ведет с ней некий диалог, а скорее, убеждает голову в том, что нет никакого зверя, кроме того, что таится в каждом.
Зверя, в которого превращает человека потеря этого налета цивилизованности при малейшем смещении или же вообще отсутствии законов. Выходит, что совесть, стыд, разного рода неуверенность и внутренние конфликты не более, чем легенда у нас в голове, которой придет конец, как только нам перестанут так свято ее передавать из уст в уста, из поколение в поколение. А если что внутри кольнуло, так это ничего – охоться вместе с нами, и все пройдет.
Все равно выбора нет. Спасения нет никакого, кроме мнимого. Это доказывает финал спектакля: с неба спускается летчик и начинает вести диалог с Ральфом, пытается пристыдить его поведение и внешний вид, а потом снимает шлем, и становится ясно, что впереди более гибель, чем спасение, потому что на сцене стоит Джек. Слепящий свет в зал – и темнота. Требование оглянуться на самого себя. А что мы? Мы тоже забыли номер телефона и в панике! Нам бы повторять бессмысленные цифры, даже зная наверняка, что набрать их не получится.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
