В рамках фестиваля «Дня Д» прошла презентация третьего издания «Ленинграда Довлатова». Автор путеводителя, критик и историк Лев Лурье (а еще — идеолог и вдохновитель «Дня Д») рассказал, что такое Петербург прошлый и нынешний, почему все любят Довлатова и как исследовать позднесоветское время — а мы записали самое интересное.
О фестивале «День Д»: «Про Довлатова в эти три дня будет сказано очень много, я боюсь, как бы мы не объелись Довлатовым».
О рождении «Дня Д»: «В прошлом году мы отмечали 75 лет со дня рождения Довлатова, и было очевидно, что никаких движений со стороны Смольного мы не дождемся. Поэтому мы придумали с моими товарищами «День Д», и это пошло. Ни на этот «День Д», ни на прошлый мы ни копейки из госбюджета не взяли. Это все собрано людьми — как говорится, физическими и юридическими лицами».
О том, почему власти не участвуют в финансировании «Дня Д»: «Из-за неграмотности».
О «несветском» Довлатове: «Писать путеводитель по Петербургу Довлатова сложно, если исходить из самого Довлатова. Потому что Довлатов был абсолютно не светский человек. Не был в театре, не был в филармонии, он не присутствовал на концертах Эдиты Пьехи, и получается, что местами обитания его были квартиры друзей и некоторые питейные заведения. Но все-таки он жил в определенной среде, и хотя он редко бывал в Эрмитаже, Эрмитаж для него и Театр комедии — были важными явлениями. Хотя бы потому что его мама, да даже сменяющие друг друга жены были женщинами светскими, жили в Ленинграде. И, конечно, он находился под влиянием городских слухов, толков, рассказов о спектакле «Три сестры» или «Горе от ума» в Большом драматическом театре».
О Петербурге прежнем и настоящем: «Этот город, Ленинград, гораздо дальше от нынешнего Петербурга, чем Хельсинки. Довольно трудно объяснить молодым людям из поколения, родившегося уже, скажем, в 70-х, что из себя представлял город Ленинград. С моей точки зрения, он был хуже нынешнего, но я вообще исторический оптимист. Тем не менее, это был город с массой ресурсов, на которых, как ни крути, выросли Бродский и Довлатов, так что есть причины гордиться».
О работе историка: «У хорошего взломщика-историка должна быть большая связка ключей, с помощью которых он пытается отыскать ответы. Это вообще довольно сложное время для изучения — я имею в виду позднесоветское время. Единственное подспорье, что живы свидетели. Но каждый из нас что-то вытесняет из памяти. Поэтому приходится собирать информацию по крохам. А мемуары советские люди не писали — потому что честно не напишешь. Писали разве что о том, какие у них были трудовые победы на Адмиралтейском заводе. Нам предстоит много про это время узнать. Как писал Пастернак, время наших отцов отдаленнее, чем время Стюартов (Прим. ред. имеется в виду поэма Пастернака «1905 год»*). То есть, грубо говоря, то, что произошло относительно недавно, изучено гораздо хуже, чем то, что произошло давно».
О том, почему мы все (кроме Дмитрия Быкова, разумеется) любим Довлатова: «В русской литературе есть такой, нет, не недостаток, такое свойство — поучать. Русский писатель должен пасти народ. Достоевский, Толстой… они объясняют, как жить. Иногда от этого устаешь. Вот Довлатов — человек, который никого не учит жить. Его герой лирический, повествователь — он неудачник, он лузер, он подвержен страстям и порокам. Поэтому мы читаем с сочувствием к нему. Это значит, он какой-то такой раздолбай — симпатичный, но раздолбай. Как сказал на днях в Таллине Александр Генис, привел китайскую мудрость, что реки впадают в море, потому что море ниже. Вот и Довлатов: он как бы ниже, так сказать, среднего читателя, поэтому мы в него впадаем».
О Довлатове: «Это был человек довольно тяжелый. С огромными комплексами. Думаю, что очень сложный в общении. Причем чем ближе к нему, тем было сложнее. Позавидовать его жене и дочке трудно. С другой стороны, это был человек великолепно воспитанный, как ни странно — абсолютно идеально, с замечательной и устной, и письменной речью (я думаю, что он этим обязан прежде всего своей маме). И знавший только одну страсть в жизни — это была литература. Ничего, кроме литературы, его не волновало. И вся его трагедия, трагедия его жизни, что он хотел чем-то заниматься, а ему этого делать не давали. Он же не был антисоветчиком, диссидентом, ничего этого у него не было, его вообще это не волновало! Он был из “чеховского” направления — Антон Павлович же тоже ничему нас не учит. И, конечно, если тебе не дают заниматься тем, чем ты хочешь, и ты выглядишь все время как неудачник, — а он и выглядел как неудачник — то это характер не улучшает».
О самой важной творческой задаче: «Самая сложная моя задача была во второй моей книге. Это был «Путеводитель по Петербургу» издательства «Афиша». Мне кажется, это новый тип путеводителя, что называется — новое краеведение. Я работал в музее, я профессиональный историк и краевед как бы, и меня всегда дико раздражала эта идея, что нужно было встать у дома и сказать: “Этот дом построен в 1807 году архитектором Владимиром Демерцовым. Перед нами пример александровского классицизма. Треугольные сандрики обрамляют прямоугольные окна…”. Мы же город не за это любим! Сломать этот стереотип — это была очень важная для меня задача творческая».
*«Повесть наших отцов,
Точно повесть
Из века Стюартов,
Отдаленней, чем Пушкин,
И видится
Точно во сне».
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
