«Расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость».
А. С. Пушкин, «Пиковая дама»
После выхода в печать повести «Пиковая дама» Пушкин писал: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семёрку, туза» (апрель 1834). И сегодня это весьма популярное произведение в театре и кино. Только экранизаций как повести, так и оперы на разных языках мира точно более двадцати.
Постановщики иногда меняют какие-то моменты на свой вкус. Например, братья Чайковские в одноимённой опере перенесли героев в XVIII век и изменили мотивацию их поступков — появилась тема любви. А в 2013-м году режиссёр Юрий Александров в постановку в «Новой опере» втиснул в сюжет, вероятно, целое ХХ столетие, сделав Германна кокаинистом, революционером и цареубийцей и отправив графиню на пир к Вождю народов; впрочем, это воплощение недолго продержалось в репертуаре. В одной из последних экранизаций — психологическом триллере «Дама пик» Павла Лунгина (2016) — драма разворачивается на сцене оперного театра, в наши дни, где главный герой так мечтает исполнить партию Германа, что становится им, а прима театра, эдакая графиня-демонесса, провоцирует его.
В трагифарсе «Дама-пик-независимости», февральской премьере молодого независимого театра «ТЕАТР И-ОН», созданного выпускниками режиссёрско-актёрского курса Бориса Юхананова, нет никаких радикальных изменений. Почти полностью сохранён авторский текст, но, как во всех постановках коллектива, есть своё видение.
Пока рассаживаются зрители, артисты-игроки уже работают. Ребята приглашают желающих сыграть в «фараон», он же штосс. Объясняют простые до примитивизма правила игры. Чтобы был смысл, участников обеспечивают монетками, предлагая делать ставки. Артисты волнуются — для них всё по-настоящему, на кону — премьера.
На головах у «банкомётов» чёрные маленькие шапочки с завязками, наподобие подшлемников или раннесредневекового чепца под названием «каль», который мужчины надевали под основной головной убор (художник-постановщик — Даня Пятенкова). Только каль и подшлемник обычно светлых цветов, а тут — чёрный. У «игроков» нарукавники и голенища сапог в характерную зеленоватую клетку «рубашек» игральных карт.
«Игроки» (Станислав Сергеев, Владислав Савчук, Дмитрий Фролов) намеренно похожи между собой, можно сказать, в своей легкомысленности они лишены индивидуальности, словно черти. Германн в исполнении Артёма Мосина-Щепачёва отличается и внешне: он высокий, очень худой, с острыми чертами лица, также у него нет элементов униформы или знаков принадлежности. И он колеблется.
Символом его выбора становится передвижной объект в форме пирамиды, в начале спектакля упакованный в рогожу — виден только архангел на самом верху как на постаменте. Когда Германн отходит от этого «краеугольного камня» или говорит вещи, далёкие от добродетелей расчёта, умеренности и трудолюбия, склоняясь в сторону риска, срабатывает «противоугонная сигнализация». Вероятно, этот мистический объект своим звоном держит героя в рамках приличия. Таким образом, моральные нормы Германна защищены системой против взлома и он держится, убеждая себя в том, что декларируемые им добродетели — органичные для него принципы. Ведь он же немец, хоть и обрусевший, расчётливость у него, предполагается, в крови, которая, однако, наградила молодого офицера огненным темпераментом.
Наиболее неожиданным в «Пиковой даме» в постановке Антона Митнёва оказался образ Лизы. Актриса Анастасия Сметанина отличается не только яркой красотой в сочетании с изяществом и миниатюрностью, но и бойким характером. Это не кисейная барышня, не сентиментальная героиня. Её большие карие глаза смеются, а голос подсказывает, что девушка, кажущаяся хрупкой и очень серьёзной, «с перцем». «Она была самолюбива» — пушкинская характеристика героини, произнесённая актрисой, оказывается ярко акцентированной и понятно, что Елизавета Ивановна по внутреннему темпераменту не уступает Германну. Эти двое — равно нереализованны, они не участвуют в «игре», и оба стараются надеяться на странные для их среды «расчёт, умеренность и трудолюбие».
В репертуаре Анастасии Сметаниной в «ТЕАТР И-ОН’е» есть, например, и опасная провоцирующая Красотка из «О мышах и людях» по Джону Стейнбеку, и неожиданно страстная Марта, пожалуй, заткнувшая за пояс баронессу из горинского «Мюнхгаузена». Везде, при безусловной женственности, ощутимы азартность, целеустремлённость и некоторая ироничность актрисы, но, возможно, в «Даме-пик-независимости» эти черты проявились и неожиданно, и интересно, дав новые краски в драматической интерпретации известной со школьных лет повести Пушкина, сближая её характером, но не поступками, с героиней оперы «Пиковая дама» Петра и Модеста Чайковских.
У Лизы здесь лёгкий, но вероятно, «говорящий» костюм. На голове у девушки маленькая необычная шапочка-чепец, которая придаёт её лицу форму сердечка. Может быть, не пиковая дама, но дама червей — вполне. С другой стороны, поверх лёгкого белого платья-сарафана-туники у нее на плечах небольшая пелерина, словно сложенная по кругу из длинных кос. И тогда изгиб головного убора надо лбом становится птичьим клювом, а сама Лиза начинает напоминать египетское божество. И не случайно: когда с четырёхгранного конуса, к которому главный герой привязан «противоугонной системой», снимается покрывало, фигура оказывается пирамидой, покрытой мистическими египетскими символами. Да, да, а в качестве «верхушки на ёлочке» — ангел. Двойственность, мистическая дихотомия.
Германн мечется между необходимым и излишним, азартом и расчётом, демонами и ангелами, между любовью и жаждой наживы, подлинной страстью и предрассудками. Здесь Германну приходится делать выбор на каждом шагу. Если у Пушкина очевидно, что Лиза для него всего лишь инструмент, он её, по большому счёту, даже не замечает, как и кавалеры на балу, которые видят только подсвеченных хорошим приданым невест. В «Даме-пик-независимости» практически рождается романтическая история. Да, по тексту, но Германн не равнодушен к Лизе и, проникая в дом, он стоит не перед выбором «идти к графине или не идти к графине», а идти в Лизе или к графине, и выбор последней — это выбор средства к обогащению, которое откроет ему и другие двери. В том числе, возможно, и к Лизе. Он делает выбор в пользу предполагаемой независимости, в этом он следует своей «добродетели» — расчёту, в контексте которого выбор Лизы есть соблазн и сентиментальность.
Что же является «пиком» этой самой независимости?
Режиссёр спектакля Антон Митнёв прокомментировал свою идею так: «Германн выставлен против фатума, он готов идти до конца, каким бы этот конец ни был. Если покой и независимость в отдаче души: так тому и быть. И здесь Германн определяется как сверхгерой. Его уровень — это Эдип, Фауст, Орфей, Геракл. И молчание Графини, как и сама игра Фараон — это некий диалог сфинкса и Эдипа, человека и Фатума».
Одним словом, покой для героя практически невозможен, так же как и выбор для него был ложным, тупиковым. Но ведь так хотелось сказку…
А сказки нет. Германн здесь становится символическим отражением общества в целом, только, в отличие от его товарищей, которые на балу видят не девушек, а их приданое, чтобы, в свою очередь, спустить его на сомнительное развлечение в виде игры в фараон. Для них невеста — средство. Все события крутятся вокруг денег, которые для большинства то приходят, то уходят, но, так или иначе, они есть. Для графини возврат долга — дело чести и возможность играть дальше. Для Германна деньги — самоцель, символ покоя и независимости. Он от своего окружения отличается, как Шейлок от юных героев «Венецианского купца»: он серьёзен. Серьёзное отношение к чему-либо в аристократическом обществе хоть шекспировской Венеции, хоть пушкинского дворянского Петербурга — дурной тон. Но, в отличие от венецианцев, вальсируя в поисках денег никто здесь не видит возможного счастья рядом с человеком. И всё это бесконечно, как в аду.
Спектакль Антона Митнёва даёт состояние погружённости. Какой же выбор делал Германн? А был ли смысл? А есть ли путь спасения, счастья? Что же есть подлинное в этом мире?
Фотограф Софья Романова
Понравился материал? Подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram.
