«Торф» — уникальное сценическое прочтение повести Михаила Пришвина «Кладовая солнца» независимым московским режиссёром Ксенией Зориной. «Торф» — спектакль-поэма, постановка, которая подчиняется законам музыкального произведения — со специфическим ритмическим делением, почти медитативными рефренами, звуковыми акцентами. Благодаря такой инсценизации прозаический текст становится верлибром, сливается с шумовой и звуковой партитурой, начинает жить своей особой жизнью. Пришвин сам отмечал поэтический характер произведения; он определял жанр «Кладовой солнца» как сказку-быль — это было для него принципиально — и называл её «пионером поэтического изображения родного края».
«Торф», как и все постановки Ксении Зориной, не перегружен декоративными элементами. На заднем плане стоят полукругом палки, похожие на древки от лопат или грабель; впрочем, одно из них — самые обычные вилы. Не нужно дополнительных комментариев: эти грабли-вилы — молодые деревца, которые обычно ближе растут к «тропе человеческой». Есть и вёдра-корзинки и т.д., которые указаны списком в программке — кто какие ботинки дал и какая салфеточка кем подарена. Эта часть текста — словно продолжение спектакля, в котором важна каждая мелочь. И как спектакль, в том числе и через программку, становится частью нашей ноосферы, так и история Пришвина—Зориной создаёт очень подробный, кружевной портрет экосистемы, в которую вписаны человек, болото и лес, а с ними и всё живое, их населяющее,— от вальдшнепов до травы, веками превращающейся в торф.
Каждый элемент природы, наделённый Пришвиным даром мышления, в постановке Ксении Зориной оживает, перекликается один с другим. Кроме шумовой музыки в постановке органично появляются вокально-танцевальные эпизоды в фольклорном стиле, скоморошеском, карнавальном. Метаморфозы природы, людей, проявления их в скоморошьих ритмах органичны здесь так же, как древним народным шутам был близок анимизм — персонализация и одухотворение составляющих жизни человеческой и природных сил. И что-то эти «торфяные» пляски напоминают… Может быть, танец Скомороха — героя Ролана Быкова в «Андрее Рублёве» Тарковского. Есть во всей постановке определённая напряжённость, упругость — жизнь на пределе возможного, когда за любым шагом стоит всегда бо́льшая цель — выжить.
Все артисты, задействованные в проекте, наделены выразительной актёрской органикой и мощной харизмой. Каждый из них может вести за собой и удержать у себя на плечах всю конструкцию постановки — «обитатели» «Торфа» все по-своему интересны, увлекают силой, эмоциональностью, пластикой. Важно: у артистов есть понимание, что и зачем они делают. Возможно, харизма этого ансамбля в том, что в каждый отдельный момент они живут сильнее, больнее, чем могут позволить себе их зрители в обычной жизни. В этом заключена громадная ценность актёрской профессии, в способности быть здесь и сейчас, а не просто существовать под социально-стандартизированной и одобряемой маской менеджера, продавца, блатного (у каждого свой социум и понятия) или худрука.
Исполнители ролей не играют голосом — голосом они все скорее читают текст как литературный, пропевают его как балладу или эпос, а вот образы своих персонажей они создают, проживая их жизнь — телом, глазами, мимикой; страхом, нежностью, жаждой. Озвучивая текст, они как бы остаются сторонними наблюдателями, свидетелями, исследователями, изучающими предложенные обстоятельства и фиксирующими происходящее, в то время как глаза, мимика зеркалят иное: душа — она больше материального мира; их проживание настолько ярко, что, кажется, душа рвётся наружу. При этом в постановке каждый персонаж оживает не только усилиями его исполнителя, но и весь ансамбль поочерёдно для каждого становится «свитой» и «делает короля».
Главные герои «Торфа» — заблудившиеся Мальчик и Девочка (артисты Кирилл Ларискин и Арина Андержанова). Но, что интересно, здесь и волк, и собака воют, как кричали бы заблудившиеся люди: «Ау, ауууу…». Здесь все ищут, все потерялись и все идут к цели, которая завлекает каждого настолько, что возникает риск для жизни. Все в этой экосистеме опасны и подвергаются опасности.
Арина Андержанова кажется удивительно юной, настолько она мила и изящна. Ёё глаза напоминают взгляд одной из самых красивых актрис Голливуда, Энн Хэтэуэй, которая в своё время подвергалась критике, так как внешние уголки её глаз приопущены вниз, якобы придавая печальное выражение лицу. Горе-то какое! В этом взгляде — уникальность и выразительность. Арина прекрасно владеет своим лицом, оно для неё — точно настроенный инструмент, который отражает всю глубину переживаний персонажа. Есть в её чертах загадка, она то «светлеет», то словно прячется, как луна за полупрозрачную тучку. Ёё Девочка — маленькая, испуганная, но деловитая и ответственная, что соответствует нашему представлению о деревенских детишках, которые рано начинают помогать взрослым делать работу, кажущуюся сегодня детям, особенно городским, неподъёмной, не по возрасту.
Ёё брата играет молодой артист Кирилл Ларискин. Кирилл позже всех вошёл в проект; не просто вошёл, а почти экстренно, притом удачно, ввёлся: до него роль репетировал другой артист. И вся команда приняла его, его партнёры по сцене поддерживают его героя, Мальчика, ведут, как удивлённого маленького человека, помогают и подсказывают. В работе Кирилла Ларискина есть отличие от других образов «Торфа»: в нём меньше гротеска, словно он здесь реальный человек, а остальные — как описаны с его видения. Его герой во многом наблюдатель. При этом они с Ариной Андержановой очень хорошо подходят друг другу, они хорошо чувствуют друг друга, рифмуются пластически.
В «Торфе» персонифицируется клюква. В исполнении Алёны Шматовой она манкая, сексуальная, дерзкая. И тот, кто ей поддаётся, забывает обо всём. Это происходит с Девочкой. Ведь в начале она рассудительная, осторожная, призывает брата не идти по опасному пути, но в итоге и она погрузилась в мир «тучных наслаждений». И клюква, пышная, богатая телом, босая и бесстыжая, её дразнит, влечёт… Клюква здесь как левиафан, который заманивает в болото, искушает, совращает с пути. Когда же в спектакле в создавшемся напряжении вдруг появляются звуки настоящей воды, настоящих капель, это оказывается и неожиданно, и вовремя, как в музыке, когда новая тема, новый инструмент появляется не просто так, а как ещё одна ступень в развитии произведения.
Сильный, выразительный дуэт сложился у Андрея Шарыпова и Ирины Обидиной. В их исполнении это разные герои — отец и мать, два дерева, проросших друг в друга, волк по прозвищу «Серый Помещик» и собака Травка; герои меняются, а дуэт сохраняется и порой кажется, что главный в «Торфе» — дуэт собаки с волком, а не Мальчика и Девочки. Ирина Обидина, актриса с редким обаянием, её внутренний свет, утончённая красота, грация выдают внутренний аристократизм, что ни в коем случае не означает холодность — её герои нежные, чувственные. Только её корова эмоционально и интеллектуально отстранённая; ироничный персонаж, почти без слов, легко вносит нотку юмора как раз индифферентностью, вероятно, означающей: «И подоить-то нормально не могут, олухи, всё сама, всё сама…». А её собака Травка по стилю отношения к человеку близка Псу Тило из «Синей птицы» Метерлинка. Но в исполнении Ирины Обидиной ей, естественно, добавляются женские черты и появляется специфический диалог на расстоянии с «Серым помещиком».
Андрей Шарыпов — полная противоположность своей партнёрши. Высокий, худой, но мощный и жилистый, с острыми чертами лица и бритым, с двухдневной щетиной, неровным черепом, — ни о какой «породе» или изяществе речи не идёт. Главная тема «мамы» и «папы» в исполнении Ирины и Андрея — любовь. Отношения в такой контрастной паре показаны почти через хореографический этюд; их эволюция, рождение детей, конфликты, потери. Волк же Шарыпова — это бандит, по-другому ему, волку, волчаре, нельзя. И при этом артист захватывает — силой и красотой тембра голоса, силой духа, таланта. Волк, страшный, одинокий, потерявший семью, плачет. Это драма, которая звучит без слов. Слёзы, стоящие в глазах, когда лицо не приукрашено, не защищено ничем, — безусловно, точный и красноречивый момент, буквально — ключ к образу.
А какой колоритный артист Сергей Брежнев! Его и Антипыч, и Заяц, и, пардон, совершенно бесстыжий поросёнок — это такие архетипы, что кажутся знакомыми всю жизнь. Не важно, что это патлатый дядька в возрасте — ты видишь этого зайца, ты всю жизнь его знаешь, этого немного циничного милого хитрована, который чутко ловит своим нежным ухом любой шорох. И столько в нём тепла, обаяния!
«Кладовая солнца» — картина, показывающая природный мир, ещё мало охваченный влиянием человека. Всё накапливает энергию, обращается в торф и копит эту «солнечную» энергию век за веком. Это мир накануне переворота, когда человек начнёт в промышленных масштабах поглощать эту энергию. Исчезнет простой, естественный мир, сформируется «ноосфера», чем-то более безопасная для человека, но какая разница, чем увлечься — клюквой на болоте или разработкой недр и борьбой за место на делянках? Всё станет «торфом» под пеклом технологического прогресса. И трава, и человек.
Театры, к счастью, все разные. Отличаются они по стилю и жанру, по финансированию и наличию или отсутствию глянца. Но театр настоящий — если у него есть своя интонация, свой голос, своя атмосфера. Театр Ксении Зориной эту интонацию имеет, несмотря на то, что это кочевой театр, не имеющий постоянной площадки. Его голос очень живой, актуальный, даже если рассказывает о событиях столетней или даже тысячелетней давности. И «Торф» — он о сложности существования человека в мире, о сложности его психики, о том, что при самых благих намерениях в итоге ты почти никогда не знаешь, к чему придёшь, так как параллельно с видимыми тобой событиями происходит тысяча невидимых. Ксения Зорина умеет показать этот сложный мир как никто другой, по-брехтовски напряжённо, с юмором, но без улыбки.
Фотографии Татьяны Даниловой
Понравился материал? Подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram.