В рамках Уральской индустриальной биеннале современного искусства режиссер Александр Вахов и драматург Валерий Шергин совершили "Пролом" в "Уральском рабочем". Об открывшейся бездне комсомольской души рассказывает наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
Что такое личность? Общественная единица! Ноль без палочки. Не о единицах речь, а об общественном благе. Во имя общественного блага мы должны принять на свою ветхозаветную совесть любые тяжести, нарушить любые писаные и неписаные законы. У нас один закон: общественное благо.
Братья Стругацкие, "Град обреченный"
"Городок чекистов" - ансамбль зданий в стиле конструктивизма, возведенный в Свердловске в 1929-1936 годах. В основе проекта группы архитекторов под руководством Ивана Антонова заложена идея нового людского быта, по основной мысли которой для жизни и работы нет никакой необходимости выходить за пределы конкретного комплекса. Жилой ЭкоКвартал Раздолье, состоящий из четырнадцати корпусов, был полностью освобожден от людской суеты: въезд возможен только по пропускам, вместо индивидуальных кухонь в квартирах - общая столовая, на территории расположены и прачечные, и бани, и детские сады, и поликлиники, и школы, и ДК. Образцовый социалистический городок, построенный на месте бывшего кладбища, благодаря своим особым жильцам, селившимся здесь с семьями, еще с советских времен стал обрастать байками и легендами. О жизни в законсервированном пространстве, о затопленных уровнях, об изуверских подпольных действиях против контры, о могильном холоде, струящемся от каждой двери, о тайных подземных ходах, хранящих в себе страсти и ужасы сталинских репрессий. В рамках Уральской индустриальной биеннале современного искусства, открывшейся в Екатеринбурге 9-го сентября, режиссер Александр Вахов и драматург Валерий Шергин рискнули на совершение опасного "Пролома", позволяющего всем желающим совершить погружение в эпицентр чистой комсомольской души. Но учтите, что одно неловкое движение, совершенное внутри, грозит расстрелом без суда и следствия.
Читайте также
Действия, во время которых зрители лишаются привычного удовольствия сидеть в кресле, наслаждаясь спектаклем, протекающим с разной степенью горячности, окрестили "бродилками", "квестами", "променадом", "лабиринтами", "экскурсиями", "immersive-theatre". Вместо сцены - данность помещения, вместо удобства - пыль и ограничительные линии, вместо нескольких часов восседения на красном бархате - молчаливое шествие впотьмах за персонажами. Такие проекты случаются то в театрах, то на улицах, то в садах, то в музеях, то в лофтах, то на фабриках. "Пролом" же, выстроенный в череде помещении бывшей типографии газеты "Уральский рабочий", являет собой не то путешествие по темному подземелью "Городка чекистов", из которого невозможно вырваться, не то ночное ток - шоу, требующее циничной публичной исповеди, не то тюрьму с преступниками, заключенными в оковы сознания, не то затхлое Чистилище, где нет ни прощения, ни дверей, ни обыкновенной чистой воды.
Некрофилия и пятилетки, ангелы и революция, хлебные карточки и живительная влага, патриотизм и вера, сорок зрителей и одиннадцать актеров. Обшарпанные стены бывшего передовика производства, монументальные лестницы, Ленин на входе, пустые глазницы дверных косяков, сопровождающие в кожанках и с алыми платками, самовольно гуляющее эхо, красные и синие световые заливки, выщербленный пол, огромные сиротливые пространства, спертый холод, шорохи, шепоты, "яблочко", людской вой. Пришедших встречают духи места в павловопосадских платках: Казимир (Илья Белов) и Казимира (Дария Ротенберг), пугающие чернотой глаз, окровавленными ртами, изломанными картинными движениями. Он - шоумен, с легкостью и лукавством Остапа Бендера машущий тростью. Она - язвительная девочка в шубе и коротком черном обтягивающем платье, которая будет дурачиться до поры до времени. Им суждено объяснять правила игры, регулировать движение, вести допрос. В основном же фокусе повествования находятся истории трех человек, вынужденных плутать до тех пор, пока каждый не вспомнит свое прошлое, свою смерть, свою персональную страницу в книге общей истории. Потому что при вылете одного шурупчика, решившего совершить диверсию, весь механизм летит в тартарары.
Герои, когда-то умершие в одну и ту же секунду, а теперь вынужденные неприкаянно скитаться до полного отпущения грехов, в самом начале натурально встают из гробов. Красных, супрематических, позаимствованных у фильма Алексея Федорченко "Ангелы революции". Коммунист Макар (Сергей Федоров), готовый ради освобождения вспомнить все до мельчайших подробностей, уже который раз устало бредет по обезвоженной пустыне коридоров. Он "гэкает", называет всех товарищами, делает ударение на букву "у" в слове "документы", согласен встать в любую возникшую очередь, мыслит советскими установками, ходит с чайником, наполненным пылью. Потому что когда-то не подал "врагу народа" стакан воды. Невинная девушка Оля (Илона Волконская), любимого мальчика которой увезла "какая-то машина", пронзительно рассказывает историю короткой жизни, маяча в окне белым призраком. На долю чекиста Тихона (Олег Ягодин) выпадает самое непростое испытание: он, выбеленный солнцем, как известью, истязаемый совестью, пригвожденный к земле душами убитых им людей, никак не может вслух сказать о том, чем же он занимался всю сознательную жизнь. У него будто вырваны целые кровавые куски памяти, наступила сознательная амнезия, отключено желание верить в содеянное. Тихон, одетый в свитер и кожаный плащ, смотрит на мертвую вечность уставшими заспанными глазами, сутулится от груза времени, тяжело ступает кирзовыми сапогами по мрачному лабиринту, с каждой комнатой все четче осознавая свою настоящую профессию.
Самое сложное - исповедаться. Самое страшное - признаться. Самое болезненное - покаяться. Диалоги здесь идут рука об руку с разухабистым переплясом, очередь за билетами в светлое будущее уходит в камеру предварительного заключения, первомайское шествие оборачивается судилищем - шоу в духе первоканального "Пусть говорят", на которое приглашены все и каждый. Зритель, подглядывающий за происходящим, пробивающийся через спины сотоварищей, постоянно переходящий с локации на локацию, становится безмолвным соучастником событий. Вахов и Шергин не претендуют на многоплановый исторический документ, не строят скучную музейную махину, не расплескиваются обилием сюжетных линий, не жаждут праведной мести, не уходят в трэш и угар, что легко могло бы случиться, учитывая место действия. Они говорят коротко и по-пионерски ясно, создавая не полнокровный спектакль, но перформанс - процесс, перформанс - отпечаток, перформанс - допрос, где в роли беспощадного прокурора - память.
Никто не хотел умирать. Их самих здесь нет. Но души, из раза в раз доходящие до одной и той же точки кипения, уже несколько десятков лет мечутся из угла в угол в поисках пристанища. Они принимают безоружный вызов, склоняются перед неотменимым наказанием, шепчут, по - животному кричат, ругаются, просят, поддерживают, провоцируют, умоляют, всматриваются, ищут, бегут от настоящего, пытаются переломить ход событий, объегорить вековой покой, скинуть с неба красный кумач. То срывается один, то не выдерживает другая, то третий в последний момент выходит на балкон, лишая всех права последней надежды на выход из заколдованного круга. А безучастный дьявольский паровоз истории при этом пыхтит своим чередом. Ведь у каждого есть важный путь, который нужно пройти самостоятельно. Особенно если этот путь - последний.
Фотографии Валентины Ануфриевой и Екатерины Чагочкиной
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
