Легендарный роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота», воплощенный на сцене театра Практика в работе режиссера Максима Диденко, композитора Ивана Кушнира, художника Гали Солодовниковой, выпускников мастерской Брусникина и тексте нашего корреспондента Екатерины Нечитайло.
За многие годы про достопочтенного Василия Ивановича не говорил разве что ленивый: тут тебе и тонны анекдотов, и километры кинолент, и мешки прибауток, и фразы с началом «как сейчас помню...». То он с наганом ловит басмачей, то за деревом подстерегает врагов революции, то шарашит пулеметом по политически неблагонадежным элементам, то бесстрашно летит на лихом коне. Вроде бы и от реального человека-то буквы на букве не осталось, и биография его легко укладывается в формат юморески, и ни у кого нет уверенности в том, что все было так хоть на чуть-чуть, но товарищ Чапаев - настоящий народный герой, нездешнее существо, лицо, сакральное во всех отношениях. Дмитрий Фурманов, написавший свой роман в 1923-м году, романтизацию комдива начал, фильм Васильевых с Борисом Бабочкиным, снятый в 1934-м, это дело продолжил, возведя образ в легенду. Виктор Пелевин же в своем романе «Чапаев и Пустота» и вовсе наградил Василь Иваныча, что «академиев не кончал», статусом духовного гуру, который общается с безумцем Петром Пустотой, заключенным в психическую лечебницу. Режиссер Максим Диденко решает сделать их новой конспиративной квартирой театр «Практика», соучастниками назначить выпускников мастерской Дмитрия Брусникина, выделить на беседу три часа, разрешить присутствие зрителей, заложить в разговор право на два перерыва, что позволяют в полной мере осознать нежное и легкое подталкивание сапожком в сторону долгожданного просветления.
Действие самого романа разворачивается в двух пластах: 90-е годы ХХ века, в которых живет не совсем здоровый поэт - декадент Петя Пустота, и Россия 1918—1919 годов, куда путешествует его ментальный двойник, сталкиваясь там с комдивом, его племянницей Анной, революцией во всей красе. Состоит он из череды историй - вставных конструкций, которые встречаются Петьке на пути к сатори, демиургом по задумке автора назначен Григорий Котовский, будущее России зависит от героев. «На самом деле нет ни воска, ни самогона. Нет ничего. И даже этого «нет» тоже нет», - говорит Чапаев где-то в середине текста, выдавая основные координаты для понимания происходящего. Место действия - «Неизвестно где», направление движения - «Неизвестно куда», цель - «Принести то, не знаю что». Спектакль Диденко трехчастен: первая - «Сад расходящихся Петек», вторая - «Черный бублик», третья - «Условная Река Абсолютной Любви». В самом начале зрители спектакля попадают на концерт фриков-готов, состоящий из песен на стихотворения Петра Пустоты, оформленный сценографом и художником по костюмам Галей Солодовниковой. У всех исполнителей лица в боевых раскрасах, вокруг глаз черные круги, на грудях висят медальоны, на запястьях мерцают многочисленные браслеты. У одной серебристое боди надето поверх красных леггинсов, у другого на китель вместо погон нашиты шипы, у третьего папаха заменена на корону из перьев черного ворона, у четвертого на укороченном фраке болтается бахрома. У зала мягкие красные стены, состоящие из пластин, на барабане нарисован масонский глаз в треугольнике, острые лучи разрезают пространство (художник по свету - Сергей Васильев); играют здесь на гитарах, синтезаторе, ударных, саксофоне, прыгают так, что вот-вот полетят головы, колбасятся на полную катушку. Музыка Ивана Кушнира ритмична и выразительна, чем-то похожа на его саунд к «Леньке Пантелееву», моментально застревает в ушах, заставляя еще пару суток проворачивать в голове незатейливые мелодии, напоминающие песни группы «АукцЫон». На этом мероприятии отчаянно и рьяно поют на несколько голосов про «Чапаева в бурке, Петьку в дурке», про злодейски убитого товарища Фанерного, про силу ночи и дня, а припевом скандируют «Ом мани падме хум». Кажется, что все исполнители сбежали из фильма Алессандро Ходоровски, выскочили с тематической адовой вечеринки, дали деру с концерта Сергея Курехина и «Поп-механики». Как минимум совершили побег из психоделического сна. А комментировать все происходящее, чтобы зритель вконец не испугался, поручено Дмитрию Брусникину, который внезапно появляется из ниоткуда, уходит в никуда. Он, спокойный, рассудительный, скептически настроенный, - не то Автор, не то врач больнички, не то ее подопечный, с чего-то решивший, что он является первым после Бога.
Внутренней Монголией в тексте называют место, куда попадает человек, которому удалось взойти на трон, находящийся нигде. «И никакая это на самом деле не Монголия, просто так говорят. Что было бы глупей всего, так это пытаться описать вам, что это такое». Ее, собственно, весь второй акт и пытаются обрести: с помощью цикличности, рассуждений, грибов. Стены все еще мягкие, но уже белые, в центре площадки три пенька, перед ними - костер из святящихся мечей; друг за другом идут четверо: впереди причудливо извивается вожак в языческой маске, напоминающий Шиву, за ним слаженно бредут три товарища в светлых ветровках и юбках. Вероятно, Петька (Василий Буткевич), Сердюк (Петр Скворцов), Володин (Илья Барабанов). Важно отметить, что спектакль Диденко вообще лишен персонификации героев (конкретизирован лишь Пустота), не позволяет артистам выстраивать образ конкретного персонажа, дает им возможность стать рупором идей автора, которые пропущены через себя. А троица эта, приземлившись на полянку, начинает вести философские разговоры про внутренних ментов, внутренних прокуроров, внутренний ОМОН и вечный кайф. На нормальном русском, без закидонов, по - пацански, постепенно понимая, что чем дальше в лес, тем больше дров. Третий же акт-вариации на тему песни «Ой, то не вечер, то не вечер». Вернее, «Ом, то не вечер...». На фоне бассейна с прозрачными шариками, заключенного в голубые стены, группа в полосатых купальниках и шапочках ее поет, выкрикивает, говорит текст, совершая с ним махинации, которые очень любят проворачивать на экзаменах по сценической речи в творческих ВУЗах: подпрыгивая, вращая руками, кувыркаясь, стоя на голове. И так добрых минут тридцать, вводя в транс всех и каждого.
Во время антрактов в фойе Евгений Мандельштам с экрана читает лекции о сути бытия, объявления о необходимости выключить мобильные телефоны расплываются, от буйства красок рябит в глазах. В какой-то момент просмотра уже и вовсе начинаешь сомневаться сам в себе. Броский спектакль Диденко, точно и метко воплощенный брусникинцами, которые стали легендой еще в годы учебы, - эксцентричный макабр, череда видений, переменчивые отражения в воде, мозаика с вариативными краями. Текст культового романа здесь становится поводом, причалом, отправной точкой для путешествия, цель которого каждый выбирает для себя сам. И этот trip под названием «Все оттенки Дзена», надо сказать, не для слабонервных: тут и за философию расскажут, и на разговоры за жизнь спровоцируют, и крепким словцом приложат, и по тенденциям современного театра проедутся. Ясное дело, что для полного погружения не худо было бы отличать Платона от Аристотеля, Шопенгауэра от Гегеля, Канта от Ницше; быть серьезно подкованным в буддистских текстах, законах, причудах; изучить автора, роман, исторические хроники. Разбираться в расстройствах психики, знать режиссерские почерки Юхананова, Серебренникова, Богомолова, Григорьяна, Кастеллуччи, которым осознанно машет рукой Диденко. Хотя велика вероятность, что даже брожение по Внутренней Монголии счастливым невеждой, который ни сном ни духом, сможет легко и непринужденно доставить вам удовольствие, чьи размеры неизмеримы. Главное, чтобы «было слово ваше да - да, нет - нет». А там уж разбирайтесь как хотите.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
