8 ноября сцена площадки «Скороход» выглядела непривычно пустынной. Два стула по краям, два по центру — и ничего больше. Такая минималистичность сценографии предвещала сугубо актёрский театр. Ученик Могучего Виталий Тихомиров вместе с пришедшими за ним из Большого Драматического театра актёрами Варварой Павловой и Матвеем Гутманом представили премьеру спектакля по известной современной пьесе Екатерины Бронниковой и Романа Дымшакова «Научи меня любить».
Будем честны, этот драматургический материал не слишком вписывается в репертуар большого государственного театра, особенно в контексте современных тенденций. В последние годы всё больше в чести оказываются всевозможные старомодные комедии, воспоминания о Великой Отечественной войне, попытки обнаружить новые смыслы в Чехове или безобидных западных авторах вроде Теннесси Уильямса. Тем удивительнее, что в другом крупном гостеатре пьесу «Научи меня любить» в 2023 году всё же поставили. «Театр на Васильевском» хоть и выделил Артёму Злобину лишь малую сцену, всё же на определённый репертуарный риск пошёл. Почему же здесь создателям спектакля пришлось отправляться на поиски новой гавани — было ли дело только в пьесе, или всё же сам спектакль не дотянул?
Пьеса «Научи меня любить» подкупает прежде всего какой-то невероятной прямотой, простотой. Грязной и жестокой, лишённой литературной позолоты, но невероятной искренностью. Мы с детства приучены, что о любви в классической литературе говорят преимущественно совсем другими словами. Помните, у Достоевского: «Когда я пробовал разогнать этот мрак, то она доходила до таких страданий, что моё сердце никогда не заживёт, пока я буду помнить об этом ужасном времени». Здесь же просто два монолога. Её рассказ звучит повествовательно, холодно, концентрированно, что называется «по существу»: вот вам моя история, она такая, и вы вольны воспринимать её так, как посчитаете нужным. Всё выложено перед нами, точно на ладони, без подтекстов, без наносной художественности. Его история ещё более фактологична и почти не склонна к поиску причинно-следственных связей — просто вот так нехорошо случилось, и это нужно как-то пережить, а потом оно пройдёт и забудется.

Перед началом спектакля Виталий Тихомиров вышел со вступительным словом. Возникло ощущение дежавю: нечто подобное любил делать и другой частый резидент площадки «Скороход» Роман Каганович — кстати, внешне немного напоминающий Тихомирова. И содержание этой вступительной речи, честно говоря, удивило: прозвучало перечисление, какие проблемные вопросы исследуются в спектакле. Казалось бы, зачем это? Ведь мы сейчас всё увидим и сами поймём. Или режиссёр не был уверен, что поймём и решил на всякий случай уточнить?
Далее классическое затемнение, и спектакль начался. Режиссёр предсказуемо отказался от двух монологов и наложил истории героев пьесы друг на друга. Монтаж текстов сделан достаточно интересно, нам позволяют взглянуть на одни и те же события и его, и её глазами одновременно. Это наложение повествования обостряет драматургию, вытаскивает на поверхность многочисленные несоответствия во взглядах и мнениях, восприятии действительности, но и в то же время оно являет ту взаимную любовь, про которую можно говорить только вдвоём. Жалко только, что в отдельно взятых эпизодах наложение сделали уж очень буквальным: например, создателям спектакля показалось важным дать героям рассказать друг за другом, у кого что вспотело во время занятия в летний знойный день. Зрители, конечно, посмеялись, но что это дало спектаклю…

Один полноценный монолог Варваре Павловой всё-таки оставили — и это, пожалуй, самая сильная сцена спектакля. В изумительно длинном световом переходе, разведя руки, словно хищная птица, она крадётся в сторону зрителя и рассказывает о роковом эпизоде ревности и его последствиях.
Кажется, что актриса в целом создаёт образ Татьяны Анатольевны именно таким, как он описан в пьесе, тогда как перед Матвеем Гутманом поставили несколько иную задачу. Его Миша с первых минут оказывается более вдумчивым, рефлексирующим, более привлекательным. И оттого история внезапно вспыхнувшей любви становится не только наваждением и карой небес за неизвестные грехи, но и обретает некоторую историю, как бы объясняющую, почему всё случилось именно так.
Всё это происходит неслучайно. В конце концов нас и вовсе подводят к пониманию, что Миша дождётся свою учительницу из тюрьмы, и будет их ждать любовь-морковь и счастье невероятное. Да и она вроде бы совсем не против подобного расклада.

Такой финал спектакля вызывает очень противоречивые чувства. С одной стороны, получается невероятно красивая, чувственная, очень контрастная по отношению ко всей минималистичной постановке сцена, которая венчает собой спектакль. С другой стороны, возникает ощущение какой-то фальши. Не только потому, что такого финала не предполагается в пьесе. И не потому, что по мере накопления жизненного опыта разные вариации сказки о Золушке всё более кажутся инфантильной условностью. Скорее, в воздухе повисает вопрос: какие альтернативы такому финалу рассматривались режиссёром? Не было ли его решение выбором от безысходности, от непонимания, как поставить финальную точку в этой истории иначе, сохранив при этом зрелищность?
Следует оговориться, что у меня была возможность остаться на обсуждение после спектакля и задать этот вопрос. Но я решил этого не делать.
Фотографии взяты из социальных сетей участников спектакля
Понравился материал? Подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram.