«Людям, рожденным после 1960-го, очень трудно быть незаурядными идеалистами. Потому что мы-то знаем, что бывает с идеалами: их убивают, поглощают или развращают. Господи, сейчас 90-ый год — не лучшее время, не время для революций: однообразное, консервативное.
<…>
Нет-нет, не аплодируйте. Я не горжусь своими мыслями. Но в том нет моей вины».
Монолог Джонатана. Из либретто.
Практически аскетичная форма спектакля: тринадцать рядов по двадцать одно место в каждом, где из декораций лишь две лестницы, стол, пара стульев и виниловая пластинка — едва ли можно назвать тем, что принято ожидать от продюсерского музыкального театра. Из ярких элементов на сцене малого зала концертной площадки «Измайлово» в Москве, пожалуй, только афиши мюзиклов Стивена Сондхайма, но речь пойдёт о фигуре менее известной в отечественном сегменте.
Новый спектакль поставлен по мотивам автобиографической истории Джонатана Ларсона — посмертно признанного композитора, который изменил взгляд на то, каким должен быть мюзикл. Сделав его современным в тематике и звучании, Джонатан изменил само понимание жанра, позволив отказаться от классических канонов и внедрив в музыку смелые рок-аранжировки, затрагивающие острые социальные темы. Так его мюзикл Rent стал настоящим феноменом для всего Бродвея. Похоже, режиссёры отечественной постановки — Денис Беляков и Полина Нахимовская взялись за непростую задачу: обратиться к офф-Бродвейской традиции, поставить свою версию легендарного Tick, Tick… Boom! и рассказать о фигуре, знакомой далеко не каждому зрителю.
«Тик-Так» заявлен как психологический спектакль и оправдывает это даже своей минималистичной сценографией. Небольшая табличка в правом углу гласит: Believe in yourself. You are stronger. Не случайно. Согласно одной из режиссёрских задач, Джонатан должен вести постоянную борьбу с желанием выйти в окно, а его близкие как будто бы не дают этого сделать. Даром создатели не указывают, что и жанрово постановка находится где-то между драматическим и музыкальным театром: спектакль насыщен довольно продолжительными и глубокими монологами, с монолога он и начинается.
Пока еще не состоявшийся композитор Джонатан сидит за столом, нервно теребя пальцами ручку перед пустым листом бумаги. Одет он просто — у него полосатая рубашка, свободные джинсы и футболка, небрежно всклоченные волосы. Кажется, о вдохновении говорить не приходится. Его вздрагивающие движения вплетаются в безжалостное тиканье часов. Он вновь цепляется за ручку, но та выскальзывает из пальцев, уступая место отчаянию, скрывающемуся под бледными ладонями.
«Тиканье — это звук нарастающей тревожности человека. И этот человек — я.
Всем привет. Меня зовут Джон, и какое-то время назад я начал слышать «тик-так ».
На следующей неделе мне исполняется тридцать лет. Три и ноль.
Я старше, чем был мой отец, когда я родился. Старше, чем был Наполеон. Невероятно.
<....>
Я уже столько лет становлюсь многообещающим, что боюсь я нарушил все свои обещания»
Обращение к залу оказывается непродолжительным — Джонатан (Ярослав Баярунас) спешно вскарабкивается на стол, продолжая отчитывать тревожный ритм, и тотчас закрывает лицо тетрадью, будто она является его единственным спасением от страха упущенного времени.
Неудивительно, что именно эта сцена является подводящей к арии «30/90». Название символизирует срок времени: 30 лет — возраст главного героя, и 90 дней — время, оставшееся до важного события — презентации его первого мюзикла. Впрочем, в русском переводе она не теряет своего изначального смысла и повествует о жизни композитора, его борьбе с внутренними кризисами. В либретто выражается тревога перед наступлением 30-летия — которое воспринимается как момент подведения итогов жизни и утраты детской наивности и иллюзий. Звучит тема быстротечности жизни, страха и выбора пути, что очень характерно для драматургии самого Ларсона.
«Как сохранять наивность
Ты ведь разучился мечтать
Часы пробили тридцать
И ты в прошлом
Куда бежать?»
Немаловажно, что музыкальный номер исполняется в сопровождении живого квартета, без которого полноценное погружение в контекст спектакля не было бы возможным. На сцене появляется Майкл (Дмитрий Воробьев) — лучший друг главного героя. Джонатан нарративно повествует залу о том, что они с Майклом — давние друзья, но Майкл забросил творчество и стал крупным маркетинговым руководителем. Их миры безусловно противопоставляются: «Майкл стал так много зарабатывать, что может позволить себе квартиру с настоящей ванной комнатой». Это проявляется и во внешнем виде — Джонатан, рядом с раскрепощённым Майклом в твидовом костюме, в своей слегка мятой рубашке и оверсайз-футболке выглядит даже нелепо; и в пластике — он кажется внутренне скованным: то нервно теребит пальцы, то поправляет рукава собственной рубашки и даже неловко сутулится, когда успешный друг предлагает ему работу.
И в этом раскрывается один из внутренних конфликтов героя — стремление к хорошей жизни и нежелание отказаться от творческой мечты. Джонатан постоянно ведет внутренний диалог с самим собой и каждый день испытывает экзистенциальный кризис, ведь где «тик-так», там и — «бум!». Кажется, герой настолько сосредоточен на своей музыке, что не замечает ничего кроме, а вокруг него — живые люди со своими потребностями и проблемами, которых он даже не замечает. Складывается впечатление, что Джонатан толком не умеет ни в дружбу, ни в отношения. Есть Сьюзен (Кристина Кузнецова) — талантливая танцовщица, которой герой так часто забывает позвонить, что она сама назначает ему свидания. Есть Майкл, который пристраивает креативного друга в свою маркетинговую компанию, что позже обернётся одной из самых трагикомичных сцен во всём спектакле:
— Я придумал название!
— Какое?
— Кишечный спас!
Впрочем, Майкл воплощает почти идеальный образ лучшего друга — по крайней мере, он пытается понять Джонатана, искренне верит в его талант композитора несмотря на то, что сам отказался от творческих амбиций. Дмитрий Воробьёв чем-то даже похож на партнера по сцене своей психофизикой, что делает их совместные номера особенно динамичными. Например, дуэт No More, где герои отмечают переезд из коммуналки, с насыщенной хореографией (постановщик Елизавета Карачева), выглядит нелепым и в то же время жизнеутверждающим настолько, что от актеров буквально не оторвать глаз. Это справедливо и в отношении номера Sunday в исполнении трёхголосия артистов, действие которого происходит в нью-йоркском кафе, где работает Джонатан. Либретто, хоть и насыщенно иронией, в то же время содержит явную критику современного общества: «Дураки пьют свой латте с корицей…».
Кстати, все второстепенные роли (отца, мамы, агента) — исполняют те же актёры, что играют Сьюзен и Майкла. Порой герои переодеваются прямо на сцене, что усложняет актёрскую задачу, но делает спектакль ещё более осязаемым. У Ярослава Баярунаса получается отличная химия с Кристиной Кузнецовой — исполнительницей роли девушки Джонатана, которая врывается в музыкальную партитуру спектакля дерзко и бойко. Их совместный номер «Терапия » явно проработан мизансценически: герои то сидят друг к другу спиной, то живо поднимаются по лестницам, соблюдая динамичное взаимодействие и хороший темпоритм — базовые стандарты мюзикла, которые, к сожалению, в наше время всё чаще упускаются. Дуэт исполняется каноном, где артисты поочерёдно предъявляют друг другу претензии, объясняются, тычут пальцами, недовольно щурятся. Их ссора обрывается на ироничной, но вполне справедливой ноте: «Время пять утра, и завтра психотерапия. Здесь не к месту секс, а значит будем спать».
Как и в зарубежной постановке, кульминационной точкой спектакля становится новость о смертельной болезни лучшего друга. И далее происходит то, чего меньше всего ждешь от мюзикла, даже малой формы — совершенно драматический длинный монолог. Ярослав и вступает в него в драматической манере — сохраняя статику, явно играя больше на первый ряд, чем тринадцатый, он прибегает к мелкой моторике: передает эмоции то резким движением брови, то протестом-поджимом губ, то нервным постукиванием пальцев по широким джинсам. Нет больше никакой нарративности, весь дальнейший диалог — отчаянное обращение к самому себе, попытка спастись хотя бы в этой дереализации.
«…Тик-бум звучит так громко, что я не слышу, как дождь барабанит по земле. Я даже ветра не слышу. Я собираюсь закричать, но вдруг понимаю, что не один. Из-за холма за мной наблюдает сотни чаек. Они всей массой взмывают ввысь и садятся по ту сторону поля. Я бегу на них, размахивая руками, словно изгой на необитаемом острове, заметивший самолёт. Я говорю с ними. Мой друг умирает. Я потерян. Мне очень страшно.»
За всем этим контекстом прячется одна сквозная мысль — время действительно утекает, но ценность его измеряется не в собственных успехах и страхе что-то не успеть. Звучит ария «Стой, чудный миг, не уходи», где Джонатан вспоминает счастливое детство с Майклом и, кажется, уже ни до какого написания мюзикла нет дела. Но волшебство случается — произведение, изначально заклеймённое неформатом, находит поддержку самого Сондхайма и обретает право на дальнейшую жизнь.
При далеко неочевидном коммерческом успехе, отсутствии дорогих декораций, «Тик-Так» — одна из немногих премьер этого года, где содержание и форма пронизаны тонким пониманием театральной эстетики. Это спектакль на стыке жанров, который в русской версии получился даже более драматичным. Здесь смеются сквозь слёзы, а главному герою, в конечном счёте, вовсе не обязательно выходить в окно. И в этом, безусловно, заключается главный смысл действия — надежда, несмотря ни на что.
Кажется, постановке не хватает лишь одного — гастролей в Санкт-Петербурге, где вся эта богемная атмосфера, жгучее стремление к творческим идеалам и тонкий страх нереализованности обязаны найти отклик.
Фотографии Ксении Логиновой
Понравился материал? Подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram.
