Долгожданные C(h)oeurs Алана Плателя были представлены 26 и 27 июня Теодором Курентзисом в сопровождении MusicAeterna на Дягилевском фестивале. Наш специальный корреспондент Екатерина Нечитайло с замиранием сердца следила за воплощением идеи Жерара Мортье, чьему имени посвящен Фестиваль этого года.
В Перми прошли показы спектакля - лауреата премии Дягилева за 2013 год, наполненного стуками сердец и волнениями хоров. Размышления о противодействии толпы и личности под соусом революции - проект Алана Плателя С(h)oeurs в исполнении бельгийской труппы Les ballets C de la B, мадридского Teatro Real и оркестра MusicAeterna под руководством Теодора Курентзиса, был представлен в рамках VIII Международного Дягилевского фестиваля.
Самым точным эпиграфом к этому балету-опере, где задействовано более 150-ти певцов, танцоров и музыкантов, могли бы стать слова Вагнера из статьи "Революция": "...Я уничтожу порядок расщепляющий единое человечество на враждебные племена, на могущественных и слабых, на привилегированных и бесправных, ибо он всех делает несчастными. Я уничтожу порядок, делающий миллионы людей рабами немногих, а тех немногих — рабами их же собственной власти и богатств". Как выяснилось, не такая проблема уничтожить прошлый порядок. Гораздо сложнее дать что-то взамен.
На сцене мужчина в белом платье по колено, стоящий спиной к зрителю. Его голова опущена и перпендикулярна телу, а руки с распластанными пальцами обхватывают шею. Из партера кажется, что это ангел с крыльями, спустившийся с неба. Романтично, особенно если учитывать, что в спектакле используется музыка двух главных композиторов - романтиков - Джузеппе Верди и Рихарда Вагнера. Но вот если смотреть из ложи бельэтажа, то отчетливо можно увидеть перед собой фигуру надломленного человека, защищающего свою голову от происходящего ужаса, который застыл в немом вопросе: "что же мы наделали?"
Дальше на сцену выползают перекошенные и скособоченные танцоры в бело-кровавых одеждах, каждого из которых ведёт своя "точка боли": плечо, рука, нога. Главное, что им не всё равно. Пока болит - живой. Так начинается спектакль, где языком тела и музыки размышляют и ищут ответы, сбиваются в толпы и уничтожают всё на своём пути. Толпа с прицеленными картонными сердцами неистовствует, скандирует и сбивается в неконтролируемые группы. Хоры поют фрагменты геройских опер "Макбет", "Травиата", "Набукко", "Лоэнгрин", создавая одновременно и контрапунткт при помощи столкновения классического исполнения с неклассической хореографией, где ломаные линии и вывернутые внутрь ноги, и поддавая происходящему определённый необходимый пафос вселенского масштаба.
Толпа толпой, но в какой-то момент она начинает обретать лица. По очереди передается микрофон, в который участники митинга называют свои имена. И эти люди очень разные. С разными улыбками, разными голосами, разными мечтами и мыслями, разными потребностями и возможностями.
Комбинат похожести, уравнение личностей и упрощение восприятия жизни никак не могут привести к счастливому концу.
Громом звучит фраза монолога одной из артисток: "...упрощенчество - форма фашизма. И расизм - тоже упрощенчество".
Алан Платель точно не из тех, кто упрощает: в его "Гардении" действующими лицами были трансветиты разной степени свежести, спектакль "Оut of context" звучал панихидой по ушедшей из жизни Пины Бауш, проект "Touberbach" поставлен под впечатлением от проекта, где хор глухих исполняет произведения Моцарта и Баха. В спектакле С(h)oeurs, название которого можно перевести как "Сердца" (Сhoeurs) или "Хоры" (Сoeurs), главным действующим лицом становится едва ощутимый первопричинный импульс для начала разрушения и революции, когда ты ясно осознаешь, что 'по-старому' жить уже нельзя, 'а по-новому' нас не учили. Всепоглощающая сила, способная, как зараза, подчинить себе и сердца, и хоры, и государства. Если разобраться, то от вылета одной буквы смысл происходящего не меняется.
Здесь каждый рвёт на себе рубаху, каждый в толпе, но каждый сам за себя.
Есть и те, кто неистово пытается любить на фоне революции. Страстно бежит к своей половинке, запрыгивая и обнимая за шею, целуется, пытаясь, может быть, в последний раз предпринять попытку стать бессмертным при помощи любви.
Одним из самых пронзительных моментов спектакля становится машинальное движение слепой массы по кругу, внутри которой остался одинокий мальчик. Мальчик, который потерян, зачарован, или просто не знает, в какой же стороне находится его революция.
Революция, которая сжирает своих детей.
Настанет момент, когда нет сил бороться и вчерашние 'революционеры', с поникшими головами двинутся в глубь сцены, снимая с себя всю одежду и оставаясь полностью обнаженными. Без пафоса, без сердец, нарисованных на бумаге и приколотых в область груди, без ракушек предубеждений.
В самом финале сценическую площадку заполняют участники с руками в алой краске. С руками, пульсирующими в ритме сердца и обливающимися кровью, которая на руках каждого из нас.
В этот момент планшет сцены оказывается жутким местом, сквозящим одиночеством, которое может быть что актовым залом с плиссированными шторами, что сценической площадкой, что единственным инфернальным пространством, оставшимся после всех революций, где люди со стучащими сердцами блуждают в поисках хоть какой-то истины.
Хочется верить, что уравнение революции однажды будет решено.
Лишь бы у каждого элемента выдержало сердце.
Фотографии Алексея Гущина
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
