7 октября на Новой сцене Александринского театра знаменитый греческий режиссер Теодорос Терзопулос представит петербуржской публике настоящую античную трагедию по пьесе классика XX в. Самюэля Беккета «Конец игры».
Оставаясь репертуарным театром, Александринка по праву может считаться одной из самых интересных экспериментальных площадок страны, где вы увидите хрестоматийных «Чайку», «Ревизора», «Дядю Ваню» во всем великолепии классики, только софиты будут в другом углу, отчего проявятся какие-то особенные новые черты. Право, внезапно увиденные морщины в зеркале несколько травмируют, но зато вы больше не ходите в дураках.
Теодорос Терзопулос приглашает публику повнимательнее посмотреть на себя. Портрет Дориана Грея был зеркалом его души, и Дориан знал это. Что будет если такое зеркало поставить перед публикой? Она поверит?
Если на сцене театра стоит такое зеркало, где в полный рост и до мельчайших деталей маленький человек, но фантомы в виде игрушек и повседневных его забав не отражаются?
Только маленький человек, его несчастливая жизнь и Великое Ничто, темное, пугающее.
Что тогда?
Смешно! – скажет публика. Абсурдом назовёт все диалоги и сцены.
Не узнает самоё себя в слепом старике, двигающемся неизвестно куда в инвалидном кресле, разговаривающем с призраками, которые выдуманы им, а может просто воспоминание. Он пребывает в темноте, и всё его существование обусловлено неким переплетением перепутавшихся условных и безусловных рефлексов и отрывочных церемоний, но ещё больше – потребностью найти Другого, доказать через него реальность собственного существования. Он мучительно испытывает этого Другого на верность и преданность, терзает его также, как его самого терзают кошмары, с помощью темноты заполонившие не только сны, но бодрствование.
Подобно героям «Котлована» Платонова он знает о своем прошлом, но уже не может его ощутить – он не чувствует лучей солнца, свежести утра, холода ночи и затхлости собственного жилища – всё перемешалось и больше не идентифицируется. Разница в том, что рывшие котлован имели идею, в пьесе Беккета одинокий слепец лишен всякого Абсолюта. Бог его не слышит.
«А самое ужасное чувство – это чувство богооставленности» - говорит нам Захар Прилепин.
И для несчастного концом всего является уход Другого, такого же как он ущербного, слабого и измученного. Герой остается наедине с возвещаемым на заднем плане мужским хором Безумием, которое преломляется в тишине, прахе, любви…
И здесь тихим контрапунктом звучит тонкая мелодия любви, которая в фазе своей кульминации совсем неотличима от ненависти и жестокости.
Помните, как пел Наутилус «… в комнате с белым потолком с правом на надежду с верою в любовь…» - наверное, это одна из самых близких ассоциаций для попытки передать суть пьесы. Пожалуй, это было бы слишком просто, и публика здесь нашла бы успокоение. Но весь романтизм забит в дальний угол. На первом плане Человек один на один с Великим Ничто.
Спектакль даже коррелируется в некотором смысле с «Концом веселья» братьев Чепмен. Но не игрой слов в названии, а глубинным смыслом этих работ. Некоторой конечностью, стремящейся и вот-вот достигающей своего предела. Некой точкой, поставленной в детских иллюзиях как отдельно взятого человека, так и всего человечества.
Больше нет Бога, добра, невыносима легкость бытия, жестокость бесспорна в своем апогее, но уже безболезненна. Смысл утерян, и подошедший к пропасти человек, ещё не упав, уже не чувствует почвы под ногами. Взгляд его устремлен в бездну, он не возносит его больше ввысь – там та же чернота пустоты. Прочерченная на теле вечности проекция одной жизни превращает последнюю в бессмыслицу. Суете обыденности прямо в лицо заявлено о ее несостоятельности – на самом деле нет никаких проблем, задач, признаний-призваний – смысла нет. За прошедшие тысячелетия человек так и не вышел из платоновской пещеры.
Кто захочет этому верить?
Я даже подумала, что подобное пишется и ставится для людей особого восприятия. Нет, они не особенные. Многие мои знакомые, очень тонко чувствующие, признали бы за пьесой снобистское декадентство.
Одно верно – вам будет, о чем поговорить с этим спектаклем. Вы будете спорить с ним или соглашаться так же, как и с Альбером Камю и его «Эссе об абсурде», вспомните Платона. Так, Теодорос Терзопулос связал античность и современность.
В спектакле филигранно выверена каждая мизансцена, персонаж, оттенки света, движения, речи. И что я бы отметила отдельно – как проработан звук! В наш новый век, когда даже оперные режиссеры обходят музыкальный ряд стороной, задвигая его на задний план спектакля как свои комплексы в подсознание, - как плавно, без швов здесь выстроена музыка, какая гармония в музыкальном сопровождении к спектаклю с его действием, каждым стуком на сцене, каждым словом, какое тонкое интонирование в речи героев.
«Конец игры» по-настоящему достоин звания шедевра – в идеальном сочетании материала, художественного оформления, актерской реализации.
И пожалуйста, не тратьте свое время на чтение рецензий – они не передадут и толики того Высокого Искусства, которое разливаясь по залу и проникая в вас, заставляет даже мышцы работать иначе. Идите на спектакль и наслаждайтесь!
Ближайшие показы спектакля "Конец игры" Теодороса Терзопулоса по одноименной пьесе Самюэля Беккета состоятся на Новой сцене Александринского театра 7 октября и 14 ноября. Места, как водится, ограничены.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
