При поддержке Фонда Михаила Прохорова на Малой сцене Театра Наций в постановке режиссера Дмитрия Волкострелова и оформлении художника Ксении Перетрухиной заиграл "РУССКIЙ РОМАНСЪ". Вслушаться в музыкальную поэзию спектакля предлагает наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
Когда идешь сквозь березовый сад...
Когда услышишь звуки музык томных...
Когда сильна, как смерть, любовь...
Мне писать уж не нужно...
Мне тоскливо и больно...
Вчера без вас я просто умерла...
Если бы эти осколки фраз, отзеркаливающие первое впечатление от увиденного, являлись строками из русских романсов, то ими смело мог бы начинаться новый спектакль Дмитрия Волкострелова, созданный при поддержке Фонда Михаила Прохорова, премьера которого состоялась на малой сцене Театра Наций. "РУССКIЙ РОМАНСЪ" - царство недосказанности, салон иллюзий, многоточие полутонов, обнаженная и предельно интимная тоска по непрожитым нами жизням и неслучившимся с нами чувствам, сгущенно-сочный звучный лироэпос, готовый смолкнуть перед вратами вечности, где самый громкий звук - тишина.
В центре происходящего - рояль, правящий балом, издающий звуки и указы к действию. Вокруг него в хаотичном порядке расположены близкие русскому сердцу березки (художник - Ксения Перетрухина), будто вросшие в сцену, зрители же на креслах рассажены в этом березовом лесу, будто на пеньках. Четыре микрофона - четыре световых пятна, но исполнительниц, присутствующих на сцене, всего три. Три плюс голос (Алена Бондарчук, Татьяна Волкова, Инна Сухорецкая, Мария Шашлова). Каждый раз одна из них не выходит на площадку, аудиописьмом подчеркивая, что не сможет сегодня быть с нами. Не то для того, чтобы осознать момент чего-то важного, проходящего без тебя, не то для подлинного воссоздания ощущения сиюсекундности, разовости и эксклюзивности момента.
Часовой спектакль можно условно разделить на три части: в первой звучат кусочки строк из романсов ("Как больно мне...", "Как нарядна весна...", "Когда гляжу в твои глаза...", "Когда предчувствие разлуки..", "Я думал сердце победило...", "Я ехала домой..."), объединенные присутствием одинаковых слов и схожим настроением, вторая часть - прочтение актрисами писем, наполненных переживаниями и сегодняшними мыслями, которые были написаны за несколько минут до начала действия, третьей же частью является исполнение самих романсов, когда актрисы, сменившие повседневную одежду на длинные белые платья в стиле ампир, проживают песни длинной в жизнь и пропевают жизни длинной в романс.
Они и переживают, и отстраняются, и транслируют, и чертят голосами орнаменты, и проводят эмоции через себя. В них присутствует что-то от чеховских трех сестер, что-то едва уловимое от героинь "Шепотов и криков" Бергмана, что-то, знающее чуть больше, чем зрители, сидящие в зале. Они, будто сошедшие с наполненных небесным светом полотен Жана - Огюста Доминика Энгра и Жака-Луи Давила, умеют ничего не говоря произнести все. Практически весь спектакль можно смотреть на исполнительниц, а можно, откинувшись на кресле, запрокинуть голову, вглядываясь во что-то воображаемое наверху, в то время, как звук каждой ноты, каждого голоса, отражаясь от пола, обволакивает березы и зрителя, устремляется в решетчатое поднебесье, сквозь которое потоками льется свет
.
Дмитрий Волкострелов отказывается от привычной ему работы с видеорядом, не включает в спектакль фотографии, уходит от современной драматургии. Правильнее сказать, что он фактически создает новый текст из букв, звуков и настроений романсов, вынимая и проявляя зоны доверительности, вытаскивая на первый план возможность создания минут откровенности. В пространстве спектакля музыка - не фон, не специя и не вспомогательный элемент, а отправная точка. Волкострелов и Пететрухина, являясь своего рода дирижерами, управляющими огромным хором звуков и голосов, ставят театральную симфонию или даже ораторию, в которой роль первой скрипки отдана сценографии и атмосфере, роль солирующего сопрано - тексту романсов, а роль тревожного звона треугольника исполняет проходящая лейтмотивом тема, связанная с попыткой научиться умирать.
Ее невозможно выделить в отдельную часть - она незримо присутствует, возникая то в текстах и мелодиях, то в романсах, которые не поются, а лишь исполняются на рояле, то в голосе человека, который может быть якобы именно поэтому не участвует в сегодняшнем спектакле. В финале же остаются лишь голоса: "...не было никакого предчувствия", "...я не успела постареть", "...я не знаю как я умерла. Просто в этот день меня не стало", тонкой линией подчеркивая, что главное событие в жизни каждого - смерть. Этот спектакль поет стройным двухголосием с премьерными "#сонетамишекспира" Тимофея Кулябина. Они оба насквозь пронизаны тоской по прекрасной и интимной эпохе, тоской не по "красивости", а по красоте, не по "love", а по любви, не по повседневным мотивам, а по всепобеждающей музыке.
"...Романс" существует вне прикрытия ширмой философских "поисков себя". Это не "пир во время чумы", не "танцы на вулкане" и не островок музицирования в то время, когда скоротечная жизнь идет своим чередом, сердце чеканит свой ритм, а мерный стук безразличия можно принять за счастье. После него отчетливо слышно жужжание пустоты, но не бесполезной, а ожидающий персонального зрительского наполнения; остается ощущение недосказанности, но не пафосного многоточия, а пространства вариантов; возникает туманность, но не напускная и надуманная, а выводящая к свету. Чтобы окончательно положить публику на лопатки, в финале спектакля сквозь решетчатые щиты сверху начинают падать письма. Не то из того времени, не то из настоящего. Они без адреса, ничьи, только с печатаю "РУССКIЙ РОМАНСЪ". Строки, написанные не нам, спектакли чужих жизней, проходящие без нас, фотографии, на которых нас нет. Ведь скоро будет - нас не будет, а на земле как будто ничего и не случится.
Фотограф А. Иванишин
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
