На сцене театра Практика "Петр и Феврония Муромские" в постановке режиссера Светланы Земляковой и музыкальных картинах Александра Маноцкова посредством своей любви учат нас сути жизни. Любовь как подвиг и спектакль как эксперимент удостоились высокой оценки "Золотой маски" и нашего корреспондента Екатерины Нечитайло.
"Повесть временных лет", "Слово о полку Игореве", "Сказ о Петре и Февронии Муромских" - вершины древнерусской литературы, которые в школьные годы кажутся столь недосягаемыми, заоблачными и непонятными, что от них хочется бежать дальше, чем от "Евгения Онегина", монолога Чацкого, или четвертого тома "Войны и мира". Архаичность письма, далекие и чуждые герои, подача, кажущаяся пафосной и заключенность в пределы школьных рамок практически полностью исключали момент подключения и сопереживания, оставляя горький привкус пыли и старины на губах. Но режиссер Светлана Землякова, заручившись поддержкой художника Полины Гришиной, художника - мультипликатора Дениса Сазонова, композитора Александра Маноцкова, и актеров театра Практика, говоря школьным языком, доказывает обратное: текст Ермолая - Еразма "Повесть от житиа святых новых чюдотворець муромских, благовернаго и преподобнаго и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго в иноческом чину Давида, и супруги его благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя в иноческом чину Ефросинии" может быть понятным и близким сегодняшнему зрителю, персонажи, существовавшие много веков назад, наделены не чуждыми нам страстями, а сам спектакль - не монумент, не живая старина, не музей и не памятник культуры. Снимая туннельность и ограниченность взгляда на вечный сюжет, они выстраивают мультимедийную и мультижанровую притчу, в которой клеймами высвечиваются явь-полуявь, сон-морок, и истории, ставшие реальностью.
По легенде, за несколько лет до княжения Пётр убил огненного змея, но испачкался его кровью и заболел проказой, от которой никто не мог его излечить. Предание гласит, что князю во сне было открыто, будто его может исцелить дочь «древолазца» Феврония, крестьянка деревни Ласковой в Рязанской земле. Феврония же в качестве платы пожелала, чтобы он женился на ней после исцеления, но тот не сдержал своего слова, поскольку Феврония была простолюдинкой. Мудрая дева намеренно не залечила один струп на теле князя, из-за чего болезнь возобновилась, и он был вынужден исполнить обещание. Бояре же не захотели иметь княгиню простого звания, заявив: «Или отпусти жену, которая своим происхождением оскорбляет знатных барынь, или оставь Муром». Князь взял Февронию, и на двух кораблях они отплыли по Оке. В Муроме же началась смута, бояре попросили князя с женой вернуться. В преклонных летах приняв монашеский постриг в разных монастырях с именами Давид и Евфросиния, они молили Бога, чтобы им умереть в один день, и завещали тела их положить в одном гробу, заранее приготовив гробницу из одного камня, с тонкой перегородкой. Скончались они в один день и час, но, сочтя погребение в одном гробу несовместимым с монашеским званием, их тела положили в разных обителях, а на следующий день они оказались вместе.
Читайте также
Деревянный помост, служащий полом избы и палубой корабля, огромная школьная доска, превращающаяся в карту и разделительную линию, парты, становящиеся кафедрами, цветок в горшке, платья с белыми воротничками и туфельками у девочек и белые рубашки у мальчиков. Все напоминает о школе, диктатуре авторитета, устоявшихся взглядах. Формой спектакль создает иллюзию лихого и отточенного экзамена по сценической речи в театральном ВУЗе, с той лишь разницей, что студенты не владеют такой степенью голосовой свободы, актерского куража и иронии над огромными фразами, произносимыми без единой точки.
Они ничего не сдают, а купаются в образности и смакуют текст, говорят нараспев и речитативами, вызвучивают и гудят, ищут опору и проверяют полетность, поют на несколько голосов и воспроизводят церковную службу.
Начинается же спектакль, напрочь отменяя все каноны и границы, песней группы "Soap&Skin" "Spiracle":
When I was a child
I toyed with dirt and I fought
As a child
I killed the slugs, I bored with a bough
In their spiracle
///
Когда я была ребенком,
Я играла с грязью, я дралась -
Когда я была ребенком, -
Я давила слизняков, я тыкала палкой
В их дыхальца
В этой работе нет столь востребованной сейчас зрелищности: Февронией можно стать просто завязав на голове платок, захворавшим Петром - приклеив на лицо маленькие бумажки. Землякова затрагивает тему актерской правды, когда нужно поверить самому и убедить окружающих, что куст в горшке - огромное дерево с ветвями и листвой, анимация за спиной - иссиня-черное звездное небо, а дым электронной сигареты - огонь из пасти змея. Но эта простота, вера в обстоятельства, выводит за пределы видимых границ, дает возможность фокусировки и приближения к ситуации, делает историю чем-то большим, чем просто буквы на бумаге.
Нужно отметить, что в этом году спектакль выдвинут на соискание Национальной театральной премии "Золотая Маска" в номинации "Эксперимент". Они действительно бесстрашно экспериментируют, лабораторствуют, разбирают слово и возможности работы с ним. Порой текст звучит на современно-русском, порой на древнерусском, который сразу же дублируют, будто иностранный фильм, порой он артикулируется скороговоркой, порой растекается протяжно и звучно.
В финале спектакля звучат фрагменты произведения "Петр и Феврония. История в 12 клеймах" композитора Александра Маноцкова, будто вступая в диалог с начальным треком. Клеймами назывались в русской иконописи миниатюрные композиции, демонстрировавшие сценки из жития того святого, которому посвящалась икона, а мастера располагали клейма вокруг центрального изображения иконы. Петр Главатских, играя на затейливых и причудливых инструментах, создает ощущение танца на колокольне, который рождается в движениях между ксилофоном, барабаном, тарелками и, конечно, колоколами.
Именно финал снимает ощущение иронии и юмора, заземляет и остужает, напоминая, что самая история, конечно же, о правде, любви и верности. Этот спектакль - увлекательная игра, театр на расстоянии вытянутой руки, театр, в котором громоздкие истории обращают в субтитры с русского на русский, сталкиваясь с радостями и трудностями перевода - когда знаешь, что чувствуешь, но не знаешь как сказать и, что важнее — кому. В этом и состоит ментальное одиночество, вызывающее, порой, эмоциональный и вербальный голод. Они говорят текст, но транслируют простую и одновременно очень сложную мысль: "пойми меня". Вне зависимости от времени, языка и точки на земном шаре.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
