На Новой сцене Большого театра хореограф Раду Поликтару и режиссер Деклан Доннеллан разложили историю "Гамлета" на музыку Шостаковича. О пластической версии "Гамлета" рассказывает наш корреспондент Екатерина Нечитайло.
В Датском королевстве по-прежнему неспокойно. Гертруда все еще предстает не самой порядочной из женщин, сок белены льется в ухо, Офелия безвинно тонет, разными Гамлетами болеют уже более четырех сотен лет. Режиссер-постановщик Деклан Доннеллан, хореограф Раду Поклитару и художник Ник Ормерод, выстраивая "Данию-2015" на Новой сцене Большого театра, устанавливают в шекспировской стране свои законы: Полония здесь не закалывают, а застреливают, действие перенесено в абстрактное пространство и время, "Мышеловка" - короткометражный фильм, бедный Йорик не только глядит на наследника черными провалами глазниц, но и весело вышагивает в роли детского клоуна. Под музыку Пятой и Пятнадцатой симфоний Дмитрия Шостаковича, исполненных под руководством дирижера Игоря Дронова, "прекрасные символы всех печалей и всех недоразумений мира" в очередной раз расставляют запятые во фразе "жить нельзя умереть", пытаясь танцевать чуть дальше от Шекспира, но немного ближе к правде и современности.
Молдова, Беларусь, Украина и Россия в один голос называют Раду Поклитару «своим» хореографом. Он родился в Кишиневе, окончил Пермское государственное хореографическое училище и Белорусскую государственную академию музыки, основал "Киев-модерн балет", работал в ряде стран бывшего СНГ, на сцене Большого театра поставил одноактовку «Палата № 6» на музыку А. Пярта (2004 г.) и балет «Ромео и Джульетта» (2003), ставший первым опытом работы с Донелланном. Работа над вторым их совместным опусом, в основе которого также пьеса Вильяма - нашего - Шекспира, велась практически три с половиной года, из которых на создание хореографического текста ушло чуть больше месяца. Как и в "Ромео..." здесь отсутствуют побочные персонажи, движения широки и размашисты, много драматизма и стихийности, театральность сочетается с экспрессией, зритель вписывается в среду и не чувствует себя посторонним. Но при этом "быть или не быть" - не глобальный каверзный вопрос рефлексирующего человека, который мучается и буйствует, а лишь "слова, слова, слова".
Читайте также
Все начинается с детства. В холодных декоративных интерьерах дворца с колоннами все герои застыли в семейной фотографии, а на первом плане луч света выхватывает лицо одинокого Гамлета (Владислав Лантратов). Он вглядывается в счастливые картинки своего детства, на которых он - мальчишка в пиджачке, девочка Офелия в светлом платьице, маленький Лаэрт, мама и папа, живой Йорик в цветастой рубашке и клечатом пиджаке, Клавдий и множество придворных. Дальше же действие начинает крутиться, будто кинолента немого кино, в которую врываются редкие всполохи звука: наматываются круги по сцене, очерчивая ее резвым бегом, шпагатами и прыжками, детский дуэт Гамлета и Офелии, в котором они разглядывают звезды и переносят себя через друг друга, повторяется взрослыми, а придворные Эльсинора ходят толпой, вскидывают руки, рисуют над головами радугу, прихлопывают в такт, качаются и смягчаются в коленях, картинно замирают, напоминая балет какого-то эстрадного исполнителя.
Офелия (Дарья Хохлова) здесь нарочито неловка в движениях, застывает с развернутыми внутрь стопами, скрючивает пальцы; статная Гертруда (Кристина Карасева) отточено кидает батманы, фиксирует себя в позе зародыша на руках Гамлета; Клавдий (Михаил Лобухин) агрессивен, верток, ходит, резко выкидывая вперед одну ногу. Спектакль лишен мозаичных микронаблюдений, подробностей, рисован широкими мазками. Гамлет здесь не играет буйно - помешанного, не пытается справиться с потерями, не человек с параличом действия, не жертва, не фигура на полигоне исследований человеческой боли. Он просто Гамлет. До какого-то момента складывается ощущение, что это не танец, а пародия на драматический театр. Жесткая, хлесткая, ироничная, наполненная нарочитой бравурой и монументальностью. Гамлет в детстве может шаловливо что - тот выкрикивать, взрослый Принц болезненно хохочет, рычит, кричит петухом, Гертруда же замирает в немоте в момент смерти мужа. Здесь никто толком не мучается, точка боли отсутствует, герои многозначительно трясут руками, обращаясь к небу. Если у создателей была цель создать портрет современного общества, лишенного рефлексии, то с задачей они справились стопроцентно.
Но при этом нельзя забывать о том, что из оркестровой ямы происходит мощнейшая атака Шостаковичем. Дмитрий Дмитриевич писал музыку к «Гамлету» дважды — к фильму Григория Козинцева и к спектаклю Вахтанговского театра. Доннеллан и Поклитару же выбрали для спектакля Пятую и Пятнадцатую симфонии, между которыми находится пропасть почти в сорок лет. Лирико-героическая Пятая, пронизанная изломами скрипичных пассажей, всплесками и всполохами барабанов, подвешенными интонациями, верно и точно подчеркивает напускную радостность событий, карнавальность, создает атмосферу псевдопраздника, но при этом она на несколько голов выше происходящего на сцене. Нельзя не отметить, что во многих фрагментах движение просто иллюстрирует музыку: если барабанная дробь, то перед важным событием, если звуки челесты, то это капают слезы, если усиленный стук, то это тремор в теле Принца, если темп марша, то мужчины ладно и чинно вышагивают по сцене.
Сам композитор на вопросы критики о Пятнадцатой отвечал, что хотел показать, «как через ряд трагических конфликтов, большой внутренней борьбы утверждается оптимизм как мировоззрение». Второй акт начинается со второй, медленной части, усиливая напряжение, подчеркивая альтовое предчувствие смерти, инфернальное гудение труб, торжество меди, тревожные перестуки ударных, лейтмотив судьбы из вагнеровского "Кольца Нибелунга". Все герои убиты, белоснежные небеса, спрятавшиеся за центральным порталом, радушно принимают каждого. В финале, когда кастаньеты напоминают стук костей, а колокольчики – погребальный звон, на сцену выходят норвежские вражеские завоеватели в современной военной форме, начиная не то "Аиду" Дмитрия Чернякова, не то "Королеву Индейцев" Питера Селларса. Хохот Гамлета отгремел, звуки последней симфонии Шостаковича затихли, автоматы направлены в зрительный зал, но уравнение Шекспира так и не разгадано. Вероятно, для него все таки нужны эти банальные "слова, слова, слова".
Фотографии Дамира Юсупова
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
