Эксклюзивное интервью с Михаилом Левановым — профессиональным музыкантом, саксофонистом, автором, идейным вдохновителем и бессменным участником творческой группы М-АРТель.
— Давай для начала поговорим о стиле, в котором работает группа, о стиле «фьюжн».
— (М.Л.) А что о нем говорить? В Википедии и так все досконально изложено. Сложился в конце 60-х, начале 70-х, включил, развил и все такое.
— Но у меня складывается впечатление, что вы в своих пресс-релизах периодически пытаетесь избежать этого слова. Как будто он вас не устраивает. То вы играете «джаз-рок», то «прогрессив джаз», то банальную «гремучую смесь из...». Разве то, что вы играете, не есть фьюжн?
— (М.Л.) Тут дело в том, что фьюжн для нас не является целью, это скорее средство. Вот мы хотим о чем-то рассказать. Если для этого нужен «джангл», то значит, будет «джангл», если музыка барокко, иду изучать Баха. То, что получается на выходе, это результат наших поисков выразительных средств, а не целенаправленное скрещивание бульдога с носорогом.
— То есть ты как композитор...
— (М.Л.) Давай сразу расставим точки над i. Я не считаю себя композитором, да таковым и не являюсь. Я, конечно, генерирую основные идеи, но потом мы все вместе их дорабатываем. Вот если бы я приносил скрупулёзно расписанную партитуру на репетицию, то тогда да. Я бы мог бить себя копытом в грудь и называть себя композитором. А так я просто делаю свою работу, часть работы.
— А у тебя бывает такое, что ты сам себе бьешь по рукам, чтобы не перемудрить, не сделать слишком сложно? Твой слушатель может не понять, и ты не хочешь его травмировать? Ставишь себе некий предел? Вот не будешь ты делать, допустим, размер семь шестнадцатых.
— (М.Л.) Да, конечно есть. Но делаю это не потому, что я боюсь, что на мои концерты перестанут ходить. Или из того, что надо делать что-то в тренде, делать то, что продается. Тут вот какой момент. Поскольку я уже достаточно долго занимаюсь педагогикой, я давно уже понял, что нельзя говорить с человеком на языке, которого он не понимает. Важно, ЧТО ты говоришь, а не КАК. Форма призвана, в первую очередь, обеспечить восприятие твоей идеи. Можно конечно стать в красивую позу и сказать: «Вы тут все лохи, я буду сейчас вещать, а вы внимать. А если вы меня не понимаете, идите куда подальше». Мне кажется, что если человек пишет музыку и думает, что раз это сложно, значит это прикольно, это большее зло. Мне в этом отношении очень нравится откровение Пьера Булеза, который на вопрос: «Как вы думаете, почему музыка, написанная академическими композиторами в 60-х, 70-х годах редко исполняется?», честно ответил, что никто в то время не думал о том, как эту музыку будет слушать публика. Я железно уверен в том, что музыка существует не на бумаге, не в голове композитора, не в инструменте. Она может только существовать в голове слушателя. Пока она не вызывает ответную реакцию, пока не начинается цепная реакция ассоциаций в его сознании, то она мертва. Это просто набор звуков. Если она вызывает, она имеет право на жизнь. Если нет… Ну да, написал там что-то мега замороченное на тринадцать девятнадцатых, в сложной полифонической фактуре. И что? Ну, я порадовал себя. Получил творческое самоудовлетворение. Выходит, что я занимаюсь творческим онанизмом. Не знаю… Я не вижу в этом никакого смысла.
При этом часто бывают противоположные ситуации. Музыка сложная, но люди покупают ее в больших количествах.
— А как это объяснить?
— (М.Л.) Очень просто. Люди, когда это писали, думали о том, чтобы это произвело впечатление на людей. Мне вообще иногда кажется, что люди часто что-то пишут для того, чтобы отчитаться перед своим педагогом по гармонии.
— Перед своим внутренним цензором…
— (М.Л.) Да! Я вот сейчас напишу вещь и пошлю ее в прошлое своему педагогу. Пусть он ее оценит!.. Мне кажется это бессмысленно.
— Хорошо, а какой образ слушателя возникает, когда ты пишешь? Какие люди приходят на твои концерты? И совпадают твои ожидания и реальность?
— (М.Л.) Мы делаем что-то для тех, кто просто слушает музыку. Для тех, для кого это не модный тренд или социальный маркер. «Я вот слушаю вот это и это, потому что я мега крутой и культурный, нах». Они ее слушают, потому что для них это музыка. По-моему, это абсолютно нормально и естественно. Вот когда я учился в училище, а потом в академии Гнесиных, было принято делить музыку на «правильную» и «неправильную». Правильную нужно слушать, даже если она у тебя вызывает отторжение. А «неправильную» музыку слушать не надо, потому что она «неправильная». Потом со временем понимаешь, что твою систему ценностей формировали люди явно этого не заслужившие. Мне в этом отношении нравится мысль Фрэнка Заппы. Он говорил: «Если музыка производит впечатление, то это стоящая вещь. Если нет, то это просто кусок дерьма».
— А название тем рождается постфактум или когда уже тема определенна?
— (М.Л.) Абсолютно по разному.
— Прямо на концертах?
— (М.Л.) Иногда практически да. Бывает, что песня готова. У нее есть даже рабочее название, но выносить его на сцену нельзя…
— Потому, что нецензурное.
— (М.Л.) Типа того. Но объявлять ее как-то надо. И ты срочно что-то креативишь. Самая забавная ситуация была с композицией «Коробейники». Сначала появилось название и образ, а потом под это все дело писалась музыка. Или что-то сочиняешь и чувствуешь, что-то не хватает. А потом возникает название и все встает на свои места. Как, например, с композицией «Один день из жизни кота Василия».
— Стало понятно, почему кот, почему Василий..
— (М.Л.) И почему один день...
— Ты относишь себя к какой-то субкультуре?
— (М.Л.) Мало того, я отношу себя к панкам.
— Ну-ка, поподробнее?
— (М.Л.) Это все благодаря Вите Радзиевскому. Он попросил меня заменить его на лекциях в джазовой студии на теме «Панк джаз». И мне пришлось погрузиться, в эту тему с головой. Я, конечно, что-то слышал о Джоне Зорне и прочих радостях, но на полноценную лекцию это не тянуло. Начал читать, и что я обнаружил? Что то, что мы делаем самый настоящий панк. Конечно не по форме. (мы соблюдаем правила личной и общественной гигиены, не пьем из лужи и не играем какашками в пятнашки). Но однозначно по содержанию. Как сказал один из идеологов русского панка Олег Коврига: «Панк идет сам по себе и не выбирает какого-то конкретного направления, просто он не вписывается в общую картину, и тем, кто встречается на его пути, кажется, что он идет против…». Для меня определяющей является мысль о том, что музыка существует только в сознании слушателя, а не в голове исполнителя.
— То есть образуется некий диалог…
— (М.Л.) Да! И он полностью разворачивается только там. Грубо говоря, ты только формируешь некую идею. Это как в случае с жемчужиной. В раковину моллюска попадает какая-то песчинка,
И вот она начинает обрастать перламутром. А потом формируется нечто такое, чем начинают восхищаться. Говорить о глубине, форме, употреблять разные высокохудожественные слова… А ведь в начале просто было песчинка! И организм посчитал ее инородным телом, и начал себя изолировать.
— Можешь назвать концерт, который произвел на тебя впечатление в последнее время?
— (М.Л.) Видео «Led Zeppelin» подойдет как вариант? Понятно, что я хожу в основном на концерты к друзьям. Да и профессия все-таки накладывает определенный отпечаток на восприятие музыки. Мне тяжело воспринимать музыку как музыку. Я автоматически вычленяю партию бас-гитары, малого барабана, кучу других элементов. Поэтому для меня самый кайф, когда я прихожу на концерт и из-за происходящего на сцене отключаюсь.
{soundcloud}https://soundcloud.com/m_artel-project/dirijably{/soundcloud}
— Забываешь анализировать...
— (М.Л.) … я просто получаю удовольствие. В какой-то момент я понял, что нужно взращивать в себе чувство отношения к музыке, как к чуду.
С Михаилом беседовала Елена Тирон.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
