В гостях у «Портала Субкультура» – молодой актёр и режиссёр Александр Кузнецов. В интервью нашему корреспонденту Александр рассказал о ярких ролях в спектаклях «Бунтари» и «О-й. Поздняя любовь», а также о своих постановках: «Игроках» и грядущей панк-рок-концертной «Одиссее».
О работе в театре
– С чего для Вас начался театр?
– Театр для меня начался с желания попасть в кино. А так как у нас в стране с кино всё непросто, нужно было сначала поступить в театральный институт. В детстве, лет в 9, я ходил по улицам и думал, что где-то здесь сейчас снимают «Звёздные войны», я просто подойду, что-нибудь клёво сделаю и получу роль в фильме. Потом, когда я понял, что в Севастополе, откуда я родом, «Звёздные войны» всё-таки не снимают, я поехал в Москву. Мне было 16 лет, я почти поступил в Щепку, но оказалось, что с украинским гражданством нельзя учиться на бюджете. И мне, в общем-то, было всё равно: я тогда сильно влюбился и поехал за девушкой в Киев – там проучился год в цирковом, потом ещё год в театральном. И только после этого поступил в ГИТИС на режиссёрский факультет. Я был в актёрской группе, но под конец обучения поставил «Игроков»…
– Расскажите о том, как появились «Игроки»?
– На первом курсе мы сделали маленький отрывок, на 4м вспомнили о нём и решили, что это идеальный материал для дела, которое мы задумали. Я собрал тех чуваков, в которых верил, и поскольку все места под солнцем уже были заняты, мы стали репетировать прямо на улице. Практически всё вместе делали, по-пацански так. Мы творили всё то безумие, которое в нормальном театре считается непрофессионализмом и плохим вкусом, делали всё вопреки тому, чему нас учили. Такое современное гусарство: семь психов в смокингах собираются вечером на сцене, чтобы покутить. Покутить так, чтобы зрителям захотелось либо побить нас, либо танцевать вместе с нами. В итоге, лучшая рецензия теперь у нас на афише: «Чаще всего последний спектакль выпускного курса вбирает в себя всё самое лучшее, что получили студенты за время учёбы. Не в этот раз…» Игроки – это не совсем театр, и совсем не спектакль. Скорее это рок-концерт или…
– Перформанс?
– Перформанс – да, но всё-таки главная цель была одна: защититься от всего того дерьма, которым нас пичкали в институте, и от тех дерьмовых спектаклей, в которых мы были вынуждены играть… Мы подумали: почему бы не сделать на сцене всё, что мы захотим? Актёрски имеется в виду – я не люблю претензии на сцене, поэтому «Игроки» – это провокация, но не претензия…
– А какие спектакли Вам нравятся?
– Я не хожу в театр, но если я что-то и могу посмотреть с удовольствием, то немецкий театр – Персеваль, Остермайер. Мне очень важна внутренняя музыкальность театра, в случае Персеваля, например, она самая настоящая. Её ведь создают реальные рок-музыканты: Йенс Томас, Феликс Кноп.
– Насколько сложно контролировать процесс и одновременно находиться внутри, то есть фактически – режиссировать самого себя?
– Все большие дядьки скажут, что это неправильно и невозможно. Всё, конечно, очень сложно, но с другой стороны, – есть свои преимущества: ты можешь вносить коррективы прямо во время действия. Большую роль играет материал, «Игроки» – это пьеса о 4х людях, о таких The Beatles, и я играю только одного из них. Скажем, я бы не смог так же поставить «Сирано де Бержерака» – мою любимую пьесу в поэтическом театре. Поставить «Сирано» с собой в главной роли – сомнительная идея, потому что он всё время на сцене, на нём всё зациклено и ради самого феномена «Сирано» созданы все остальные персонажи.
– Когда следующий показ «Игроков»?
– 20 сентября играем в Москве. В октябре мы едем в Ереван, Ригу и Лиепая, в ноябре в Тбилиси. А сейчас заканчивается пост-продакшн киноверсии спектакля, я планирую сделать премьеру в конце лета. Устроим несколько кинопоказов для своих и чужих, а после гастролей выпустим киноверсию в сеть.
– У Вас есть какой-то свой метод работы с актёрами?
– Я очень не люблю все эти театральные штуки, слова, книжки. Мне кажется, что нужно закрыть абсолютно все институты и сказать человеку: «Если ты хочешь стать актёром – давай как в Средневековье, когда, чтобы стать кузнецом, ты должен был идти к нему в подмастерья. Хочешь быть актёром – смотри фильмы, которые тебе нравятся, пробуй играть как те, кем ты восхищаешься, копируй, думай своей головой и находи себя. Ты должен сам учиться всему. Мне некому было в жизни сказать: «Музыку и текст надо писать только самому, не снимай короткий метр, снимай полный, не ходи вокруг да около, бери и делай». Я всё это «выцыганивал», как говорит Каменькович, у Джека Лондона, Жюля Верна, Даниэля Дефо, у Чака Паланика, находил в фильмах Финчера, в «Бойцовском клубе» – вот эти вещи формировали моё сознание.
– Расскажите про Ваших учителей, у кого учились?
– Я считаю, что учителей ты выбираешь сам. Чаще всего ими становятся совсем не те люди, которые тебя «учат» в этих институтах и школах. В моём случае первый год я только ходил, смотрел и радовался, что я не в армии. На втором курсе я понял, что надо забивать на такое странное мастерство, где по 8 часов люди едят борщ на сцене, спят, показывают, как человек просыпается в общежитии, а мы сидим и смотрим. Может быть, это правильно, но со мной это не сработает. Так что, к четвертому курсу я просто выл и сворачивался в трубочку, когда к нам пришёл Олег Глушков, очень необычный московский хореограф и режиссёр. Вот он и стал моим главным учителем, с первого дня знакомства. Ещё 2 человека: Дмитрий Крымов и Юрий Бутусов – он тоже преподавал на режиссёрском факультете, я к нему ходил, слушал его лекции. Бутусов он волнуется, нервничает и пробует… Это и есть правда, поэтому он великий режиссёр, мне достаточно было пары его лекций, чтобы что-то у него взять. И последним назову Игоря Вдовина, композитора и рок-музыканта. Я познакомился с ним год назад на «Бунтарях» в МХТ, и этот человек одним своим существованием научил меня большему, чем весь ГИТИС за 4 года. Дальше я своими учителями могу называть Тома Харди, Брэда Питта, Киллиана Мёрфи, Ридли Скотта, Пола Томаса Андерсона…
– Вы играете в постановке Дмитрия Крымова «О-й. Поздняя любовь». Почему в спектакле поменяли финал?
– А как можно оставлять ту концовку, которая у Островского?
– Я бы застрелилась ещё в первом действии…От перспективы быть возлюбленным такой Людмилы – с брежневскими бровями и долгой девической косой… Интересно, кстати, наблюдать, как Ваш Островский постепенно мутирует в Достоевского…
– Дело не в том, какая Людмила, дело в том, какой Николай: он многого хотел, и многое пытался сделать, как и я сейчас. Может быть, когда-то я приду к такому финалу, как мой герой, когда буду совсем опустошён. Но в данный момент я в начале пути. Николай доигрался до того, что его обложили со всех сторон. И выдали замуж его, считайте. Мне нравится в Николае то, что он никогда не изображает из себя хорошего. Я в жизни стараюсь придерживаться этого же правила и не строить из себя прекрасного, доброго человека. Его честность мне очень импонирует, я считаю, что она должна быть такой, а не искренней, «лопатинской» честностью. «Овод» знаете Войнич? Вот такого конкретного революционера я бы хотел сыграть в кино, когда буду старше.
– У Вас уже есть роль одного революционера – в «Бунтарях» Вы играете лидера «Народной Расправы» Сергея Нечаева. Получается очень яркий, притягательный персонаж с обаянием зарубежной рок-звезды. Его образ придуман Вами или его так видит режиссёр – Александр Молочников? И как Вы относитесь к своему герою и его прототипу?
– Нечаев изначально был написан неплохо Молочниковым. Не могу сказать, что он – моё собственное изобретение… Просто этот персонаж не противоречит моей природе. У меня сложный характер, я пару раз чуть не ушёл из спектакля: мне тяжело репетировать, и вообще тяжело в театре, но в какой-то момент я понял, что нужно поверить Саше, и всё получилось в итоге. Сначала Нечаев много пел: Ник Кейв и Bad Seeds, АукцЫон… Потом всё это убрали, но энергия этих песен осталась. Я не считаю Нечаева абсолютным злом. Более того, я бы действовал его методами в искусстве. Только против совершенно других врагов. В мире есть масса людей, которые заслуживают встречи с «Народной Расправой» гораздо больше. Например, те, кто создаёт политические новости, которые смотрят мои родители. Другой вопрос, что нечаевские методы сейчас уже совершенно бесполезны, если они вообще когда-то имели смысл. Есть гораздо более действенная вещь: творческий терроризм. Поэтому я хочу взрывать мир с помощью кино, снимать такие фильмы, которые смогут повлиять на людей: не просто про призыв мира во всём мире, а чтобы люди научились думать и определять тех, кто ими манипулирует. Писать музыку, которая навсегда освобождала бы от сумасшедших национально-патриотических идей. Вот скажите мне, «Гладиатор» Ридли Скотта – какое это кино: английское, шведское, финское? Это мировое кино. Там все люди работают вместе.
– Мне нравится идея воздействовать на людей с помощью искусства...
– Смотрите: чтобы воздействовать на людей с помощью искусства, во мне должна быть эта злость, которая будет перерабатываться в продукт творчества. Я должен быть психопатом в этой области – иначе я ничего не создам. Как я, по-вашему, сделал «Игроков»? Не было никакой поддержки, если б мы не были психами, мы бы ничего до конца не довели. Нами двигало желание не сломаться под прописанной концовкой, так сказать. Мы не показали ни одной заявки. Сделали целый спектакль, позвали мастера и поставили весь курс перед фактом. Каменькович, мой мастер, сказал: «Ладно, сыграйте 3 раза, один раз днём».. Чтоб совесть была чиста. Мы сыграли 7 раз тогда. И играем до сих пор.
О работе в кино
– Как у Вас обстоят дела с кино?
– Сейчас у меня около шести фильмов в производстве: сериал «Красные браслеты» и много короткометражек.
– Одна из них – «Собачатина» по рассказу Захара Прилепина…
– Там было потрачено столько сил, и есть очень хорошие вещи, но постоянно переносятся даты съёмок последних сцен, и мы с Ильёй Делем просто не можем под этот график подстроиться. Парадокс в том, что в отличие от театра, по-хорошему, я только начинаю заниматься кино.
– С кем из режиссёров Вам хотелось бы поработать?
– С Ридли Скоттом уже шансов мало, поэтому нужно рассматривать тех людей, с которыми я ещё успею встретиться. Я бы очень хотел попасть в британские сериалы, они очень высокого качества сейчас, и поработать с режиссёрами «Breaking Bad» и «Peaky Blinders». Сейчас идут пробы в 4-й сезон, в моих планах туда попасть.
И снова о театре
– Есть какая-то роль, которую Вы хотели бы сыграть?
– Кого-то из музыкантов…
– Веня Д’ркин?
– Я очень любил Веню, раньше вся моя уличная концертная деятельность состояла в основном из его песен, но, в конце концов, я понял, что это не моё, я не похож на него ничем. Меня интересуют не барды, а рок-музыканты, авантюристы и рыцари. «Храброе сердце» – идеальный вариант. Мне никогда не было комфортно в реальности, поэтому я пытаюсь заниматься кино, чтобы иметь возможность носить доспехи и плавать на парусном корабле.
– На сайте МХТ я нашла весьма интригующую информацию о том, что у Вас есть своя панк-рок-группа – Porsmouth.
– Porsmouth – это мой старый проект. Сейчас я пишу материал для альбома один. Я не способен вести музыкальный диалог – у меня тоталитарный подход: я должен написать тексты и всю музыку, а потом позвать крутых музыкантов, чтобы они сыграли. Раньше я 3 года играл на улице со скрипачкой. Потом понял, что надо записываться, иначе это всё просто какой-то цирк.
– Ведёте концертную деятельность?
– Скорее всего, ближайшим музыкальным концертом станет мой спектакль «Одиссея», который мы начинаем репетировать на Малой сцене МХТ. Это будет постановка, полностью основанная на моей музыке. Сначала я хотел использовать в качестве саундтрека песни группы MUSE, но это опять из разряда «не ходи вокруг да около, бери и делай».
– Гомеровская «Одиссея»?
– Да, но без этих стихов, написанных гекзаметром, которые невозможно слушать, даже если их будет читать Том Харди. А история гениальная, поэтому я её переписываю простым языком, который мне кажется художественным и правильным, делаю адаптацию. В своё время Каменькович 10 лет переписывал «Улисса», делал инсценировку…Это интереснее, чем брать современную драматургию – мне предлагали ставить «Палачей», новую пьесу МакДонаха, но МакДонах уже так пишет, как я бы ставил, и ничего не остаётся, кроме как качественно воплощать этот материал. Сомнительный интерес для меня.
– И музыка, и театр, и кино – откуда Вы берёте столько сил? Ваши источники вдохновения?
– Это довольно истерические силы, они быстро заканчиваются. Мой главный источник вдохновения – музыка. Я довольно циничный человек, но могу ехать в метро, слушать Говарда Шора или Джона Уильямса и расплакаться прямо в вагоне. Без музыки у меня абсолютно всё на мель садится. Вдохновляют такие личности, как Александр Македонский, например. Он конченый псих: когда ему говорили, что пора бы уже остановиться – он избавлялся от этих людей и делал то, что задумал. И в итоге – завоевал половину известного на тот момент мира. Так и нужно: если ты чувствуешь, что в тебе много энергии, бери и делай прямо сейчас. Не получается – начинай заново. Ты же не Гарри Поттер, за которого всё решают, а он просто приходит на площадку. Ты должен сам режиссировать свою жизнь, иначе ничего не произойдёт. В этой стране сложно быть главным героем. В лучшем случае, ты будешь либо Сергеем Зверевым, либо Навальным.
– Самый сумасшедший поступок в жизни?
– Безумием было поступать в театральный. Кино и музыка – моя цель и моя мечта. Я не люблю театр. Так вышло, что пока я им занимаюсь, и пытаюсь заниматься им честно. Сейчас я играю только в тех спектаклях, которые мне нравятся. Это было выцарапано ценой невероятных усилий: я вылез, как кот из трубы, которая засасывала. Остались только «Бунтари», «Поздняя любовь», «Игроки»… Впереди – «Одиссея». Во всех смыслах.
Фото: Екатерина Цветкова, Sasha Vinograd, Александр Россоловский
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
