«Свадебный аргиш» – как будто простое, но странное и непонятное название, которое сразу вызывает у читателя вопросы.
Автор, Зинаида Лонгротова, очень скоро поясняет значение слова: аргиш – это тот же свадебный поезд, только у северного народа ханты. «Весной это обычное явление. Но к кому он завернет, чей дом будет принимать гостей? Невест в Сангимгорте много и чьё же девичье сердце сегодня запоет колокольчиком? И запоет ли?» Ведь бывает, что чувства женихов и невест приносятся в жертву воле старших или старинному обычаю, приравненному к закону.
Обычаев у хантыйских охотников немало, и, как водится, старики чтут их, а молодые порой ими пренебрегают. Именно по отношению девушек к традициям и правилам и судит, выбирая сыну невесту, гостья, пожилая женщина по имени Кеваватнэ: «Уж точно не черноволосая красавица у столика, ведь взрослая, и не стесняется, даже на голову платок не накинула! – подумала она. Почему-то к этой девушке у неё сразу возникла неприязнь. – Наверно вот та, что у чувала котёл готовит, вон и чайник у нее уже вскипел, расторопная. Такая моему сыну точно подойдет».
Скромность, послушание, трудолюбие ценятся в невестках и женах. В суровых природных условиях, когда от усердной работы одного человека зависит жизнь всей семьи, рода, это неизбежно. Но даже в трудной северной жизни остается место для того, чтобы поэтизировать работу, увидеть в ней красоту.
Так поступает автор, любуясь одной из девушек – сестер невесты: «На её коленях лежала старая оленья шкурка, а ее длинные косы с металлическими украшениями издавали звук в такт ее движениям. Она деловито и умело снимала шкуру с беличьей тушки. Рядом с ней лежала небольшая горка мяса. Рыжие шкурки она быстро натягивала на специальные узенькие досочки».
Так же любуется, нахваливая трудолюбие другой героини, Кеваватнэ: «Красиво шьет твоя дочь, орнамент ровный, шов, словно следы маленького зайчика, который быстро убегает от росомахи. Видно, мастерицей будет знатной».
А то, что рассказывает мать, звучит как настоящий гимн смелости, расторопности и уму северной женщины: «Парску у меня все больше в лесу, да и когда ей шить, отец наш уже стар, в лес, в урманы дальние – тайгу, богатую диким зверем, теперь не ходит. Старшенькие мясо заготавливают, и лося тоже добывают сами. Соболя бьют, белок вон нынче много в тайге».
Так перед читателем открывается до того незнакомая жизнь, новый быт и новый мир, в котором есть место и трудностям, и чему-то доброму, светлому.
Но не стоит идеализировать этот мир. Он бывает и суров к своим обитателям, иногда жесток.
Родители жениха и невесты не смогли договориться. Старый Юхур поставил невозможное условие: «Стар я уже. Всё думаю, на кого я оставлю своих дочерей, дом, случись, что со мной. Нет у меня сыновей, нет кормильца, который бы принес с урманов мясо, наловил в реке рыбу. Старшую Парску, помощницу, кормилицу, хотел отдать. Отдам её при одном условии, зять должен войти в дом невесты, а не невеста к нему».
И понять его можно – в семье есть только дочери, и без мужчины-помощника им будет очень тяжело.
Но для родителей жениха согласиться на подобное почти позорно: «Только сирота входит в дом тестя».
В конце концов согласие достигнуто: жених останется в своем доме и заберет туда молодую жену, только не ту, о которой согласились прежде, а молоденькую, тринадцатилетнюю Кунават эвие, которая и не знает, как решили ее судьбу.
«Обрадованный Юхур и успокоившаяся Кеваватнэ быстро договорились друг с другом, при чудовищном решении двух сторон, они, как обские ненасытные халеи уже готовы были разорвать свою добычу».
Халей – это та же чайка, птица крикливая, злая и жадная. Та же халейская жадность звучит в мыслях Кеваватнэ и потом: «В хозяйстве все пригодится, и невеста-подросток тоже». О девочке рассуждают как о полезной вещи.
Мучительным горем оборачивается эта свадьба и для старшей из сестер – Парску, кормилицы семьи и ловкой охотницы. Как знать, приедут ли к ней, уже зрелой девушке, с новым сватовством? И если приедут – кто согласится войти зятем в чум ее отца?
И все же автор не оставляет читателя в безнадежности. Свекровь осознала, как неправильно все то, что они только что совершили. «У Кеваватнэ бешено колотилось сердце от гнева на Юхура, так легко продавшего дочь, на всех новых родственников, но и она молчала».
И потом, когда она уже вернулась с невесткой в свой дом, «сердце все не отходило, словно обманули ее, а не сама соглашалась на страшный грех…»
Она делает самое большее, что может, - оберегает девочку-невесту, наставляет ее, шепчет ей наставительное утешение: «В этом чуме, покрытом нюками из оленьих шкур, ты будешь жить так, как сама устроишь свое гнездышко. Будет в нем холодно, если в твоем сердце будет лед, и будет в нем тепло, если в сердце в твоем будет гореть огонь».
И огонь, когда девочка растапливает очаг, загорается ясно и весело. Новый дом принял хозяйку, а дальше – как решит судьба.
Вероника Лапина
Понравился материал? Подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram.
