В пространстве «Эрарта Сцены» состоялся показ спектакля «Шинель. Балет», поставленного Максимом Диденко на оригинальную музыку Ивана Кушнира по мотивам произведения Николая Гоголя. Лёгким движением фантазии режиссёра классики превратились в элегантных маргиналов, Башмачкин облачился в подвенечный наряд, а петербургская повесть заговорила на международном языке танца и клоунады. Примеряла ту самую «Шинель» наш корреспондент Екатерина Балуева.
В одном департаменте служил один чиновник… Но раз уж речь зашла о герое – надобно прежде упомянуть и автора. Тем более что он уже здесь, к тому же с приятелем. Оба в кислотных спортивных костюмах, остроносых туфлях и хулиганских шапочках: сине-жёлтый Коля Гоголь (Сергей Азеев) и красно-зелёный Саша Пушкин (Илья Дель) – «реальные пацаны» русской литературы! Пушкин преподносит Гоголю анекдотец – простой, как варёное яйцо. Коля извлекает откуда-то из закоулков кармана соль – и внезапно понимает, каким будет сюжет. Разбивая основное действие забавными интермедиями под клавесин, Саша с Колей каламбурят и разыгрывают анекдотические ситуации. То, обменявшись кружевом реверансов, отхлёбывают иноземный напиток (как тут не вспомнить пелевинское «квас не кола – пей «Николу»?) и потом соревнуются в извлечении неприличных звуков. То вдруг у Гоголя куда-то пропадает такая часть тела, которую никак нельзя упомянуть в печатном слоге, а Пушкин появляется из-за кулис, весело жуя надкусанную сосиску. А в конце так и вовсе киллер Коля в лучших традициях «Криминального чтива» стреляет в Сашу из пистолета, свершая тем самым страшную месть за надругательство над своим «маленьким человеком». В интервью к трейлеру спектакля режиссёр Максим Диденко рассказывает, что идея добавить в постановку эту чудную хармсиаду пришла после ежегодного праздника «День Достоевского», где Азеев и Дель также устраивали «игру в классики». Ещё интереснее обстоит дело с главным персонажем.
Башмачкин в спектакле – маленький чиновник с душой Пины Бауш. Широко открытыми глазами он смотрит в прекрасное далёко, где однажды героиней сюрреалистичного сна, словно в замедленной съёмке, прогарцевала шинель. Играет его амазонка театрального авангарда Гала Самойлова. В её же исполнении звучит трагикомичный «вербатим» старой шинели-брошенки: житейская история обиженной женщины, проигравшей сравнение с молодой шинелью-блондинкой. В постановке Валерия Фокина роль Башмачкина тоже была отдана именно актрисе: Марина Неёлова с помощью сложного грима перевоплощалась в вечного титулярного советника, погружённого в царство своих грёз, молодые чиновники вмешивались в его жизнь острыми лучами резкого, раздражающего света, Петрович отвечал на просьбу о починке износившейся вещи конвейерным лязгом швейных машинок, а радиоспектакль значительного лица доносился откуда-то с вершины бесконечной иерархической лестницы. Там был Акакий, влюблённый в мир букв, – здесь герой пребывает в поиске собственной индивидуальности. Его выворачивает, ломает, он не может найти точку опоры. Делает пробные шаги – пишет черновик будущего танца. Ищет, вздрагивает, дёргается, крадётся, простукивая кулачками темноту. Но разве работа в департаменте совместима с мечтой?
Читайте также
Акакий отбывает свой срок на службе, безропотно снося канцелярские насмешки голенастого, локтистого, зубастого коллектива (Сергей Азеев, Евгений Анисимов, Илья Дель, Ник Хамов), одетого в униформу гитлерюгенда (один из персонажей даже с характерной «фюреровской» чёлочкой) и состязающегося между собой в том, кто кого переплюнет. Случаются и паузы в плевках: вот коллеги перепутали мишень и, как болванчики, тотчас раздражаются всплеском взаимных пощёчин. Механизм канцелярии работает чётко, как часы: основная составляющая корпоративного пляса – жёсткие, резкие, рубящие движения (хореография – Максим Диденко, Владимир Варнава, Марина Зинькова). Иногда танцующие чиновники напоминают летящие мессершмитты с кадров военной кинохроники. Потом молодые люди по одному выделывают грубоватые коленца, демонстрируя Акакию нужный ритмический почерк. Башмачкин изо всех сил старается повторить, но в результате выдаёт что-то типа «танца маленьких утят» и, смешно извернувшись, пытается присоединиться к остальным. Они наблюдают за ним с какими-то змеиными улыбками, подпускают поближе и – снова плюют. Однако едва герой решается шить новую шинель – сразу забывает о своих экзекуторах: он видит круглосуточные сны о счастье.
Башмачкин – не просто «маленький человек», это «маленькая женщина», поэтому вполне естественно превращение форменного платья в подвенечное, вынашивание шинели в чреве и появление её на свет в окружении людей в медицинских халатах. Петрович (Сергей Азеев) – не только модный кутюрье в дорогом деловом костюме, красивый, как Мэттью Макконахи, но и врач, который деловито ощупывает внимательными пальцами живот пациентки. Диалог с портным повторяется несколько раз: актриса то плачет, обхватив руками свои колени, то загадочно улыбается, а то и вовсе повисает на Петровиче, который спокойно перешагивает её и механической куклой уходит в закулисье.
Петербург, придуманный для спектакля художником Павлом Семченко, обозначен очень схематично, практически раздет до состояния «скелета»: город строится из металлических прямоугольников, легко трансформируемых то в мост, под которым проплывает пароходик (при этом вид на Башмачкина, наблюдающего за корабликом, получается откуда-то сверху), то в приёмную-исповедальню Значительного лица. Декорации настолько универсальны, что могут использоваться и в качестве музыкальных инструментов и даже играть роли совершенно невероятных вещей: Ник Хамов раскручивает над собой одну из конструкций – получается и проносящийся в ночном небе спутник, и фирменный петербургский ветер, который «дул со всех четырёх сторон».
Композитор Иван Кушнир вместе с оркестром ткут музыкальное полотно «Шинели» в режиме он-лайн. Если индивидуальность – это ритм, то музыка здесь – Бог? Высший смысл?.. Совершенно точно – двигатель действия и «святой мотор» авторского вдохновения. А ещё – самостоятельный персонаж, который отвечает Башмачкину, когда тот просит починить худой гардероб. В день самый торжественный в жизни Акакия музыка летит, ликует, смеётся вместе с ним. Герой опьянён восторгом: чувствует себе как девочка-изгой в средней школе, когда главный обидчик внезапно расцеловывает в обе щёки. Новая шинель встречена триумфально! Теперь она – прима, а вчерашние мучители превратились в послушный кордебалет. Эйфория! Зафрендилась! Сплясала-таки цыганочку с выходом! Однако светлый шинельный ангел промелькнул в жизни Акакия, но не задержался в ней (определённая логика есть и в этом: подвенечный наряд – «бабочка-однодневка»): Пушкин, затаив дыхание, стягивает с дрожащего Башмачкина платье-фетиш, с идиотически упрямым выражением лица завёртывается в белоснежную ткань и застывает памятником. А впавший в транс Гоголь подобострастно придерживает кончиками пальцев край священной шинели – как мантию…
Обиженный, униженный, обворованный Башмачкин с просьбой на коленях приходит к одному Значительному лицу, не подозревая, что вместо помощи ему устроят кошмарный сеанс «должностного распекания». Илья Дель создаёт агрессивный, утрированный образ высшего чиновника: гений бюрократии в облегающем костюме цвета крови, словно из красного пластилина вылепленный. Значительное лицо демонстрирует удивительное искусство «движения в рамках»: суперпластичный актёр совершает акробатические упражнения внутри металлической конструкции. Свита восторженно аплодирует. Виртуозный взмах тоненькой ладонью прерывает овацию – мол, всё от бога (а бог там, наверное, что-то типа Кламма в «Замке»). Поединок Значительного лица с Башмачкиным за два года претерпел некоторые изменения: из физического противостояния превратился в изнасилование. Ещё одна важная деталь: символом власти является микрофон, который бережно и почтительно передаётся из рук в руки.
Некоторые постановки переживают свой «пик красоты» на премьере, потом энергия идёт на убыль. «Шинель. Балет» – не тот случай. Спектакль живёт, дышит и развивается до сих пор, появляются новые элементы. Например, отравленный иудин поцелуй, с которым Значительное лицо склоняется к побеждённому Башмачкину.
«Шинель» Максима Диденко – мучительный поиск собственного ритма, «внутреннего балета». Через сомнения, через одиночество, через плевки и тычки. Сложный путь к мечте и попытка совершить прорыв от одного человека к другому. Трудно быть самим собой, но необходимо: в мире, где выживут только чиновники, можно лишиться всего, кроме индивидуальности. В конце режиссёр освобождает героя: Башмачкин обретает себя и, отомстив обидчикам, россыпью клавиш, скрипичным вздохом исчезает во мраке.
Подайте мне зрителя с творческим воображением, готового нырнуть в магический хаос современного театра – такому зрителю «Шинель» придётся впору.
Фото: Станислав Левшин.
Следующий показ спектакля «Шинель. Балет» - 17 апреля, «Эрарта Сцена».
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
