«Вся его жизнь — исступлённый танец смерти»: выставка Анри де Тулуз-Лотрека «Paris, Paris…»

Прогуливаясь по кварталу без красных фонарей, ныряешь под кирпичную арку и видишь непримечательную вывеску выставки — в арт-центре квартала «Брусницын» продолжается выставка литографий французского художника Анри де Тулуз-Лотрека «Paris, Paris…». По окружающим фибрам серых стен пространства струятся вибрации знакомого французского мотива: портреты падших женщин, «рабынь любви», сюжеты из жизни любвеобильных посетителей пабов и баров Монмартра. Романтика, простирающаяся до жировой прослойки сердца. Посещение выставочного проекта вызывает любопытство, ведь произведения этого автора выставлялись в 2017-м в «Арт-банке», а четыре года назад — в Музее циркового искусства.

Художественные работы Тулуз-Лотрека собирались пять лет. Литографии были привезены с родины художника, антикварных салонов и аукционных домов. А вот подготовка к экспозиции заняла год: организаторы скрупулёзно подбирали багет для оформления произведений, паспарту, музейное стекло. По мнению команды арт-центра квартала «Брусницын», организовать выставку живописных картин французского художника в частном порядке практически невозможно:

«Даже для таких институций как Эрмитаж или ГМИИ им. А. С. Пушкина это заняло бы годы. В сегодняшних реалиях наша выставка — уникальный шанс познакомиться с творчеством большого мастера».

Читайте также

• Позвольте себе сказать «МНЕ НРАВИТСЯ!»

• «Оставаться собой в мире, который требует быть другим»: искусство самопознания Виктории Сайфутдиновой

• Баланс стихий внутри тебя: «Новый Манеж» представил выставку художника Григория Масленникова

• Язык «Вести» через искусство прошлого, настоящего и будущего

• Созерцай! Новые грани медиаискусства

Анри де Тулуз-Лотрек — прародитель плакатного искусства, его творчество стало катализатором для многих иллюстраторов английской школы. Он находился в центре всего рабочего процесса: польщённый безграничными возможностями литографии, со страстью обдумывал сюжет каждого рисунка, тщательно подбирал краску и бумагу, помогал рабочим, проверял оттиски и тиражи. В нём сочеталась зрелость в работе и фантасмагория в праздности. Благодаря погружению в «ад» видел все ипостаси и этапы грехопадения. Роскошь, комфорт и достаток стали для него порочным кругом, а свобода и отсутствие строгой регламентации французского искусства испытали и его совесть. Мастер без боязни соприкасался с уродливой и не обволакивающей внутренние травмы языками исцеления стороной разврата.

Пожизненный ребёнок голубой крови, получивший перелом в тринадцатилетнем возрасте — он не упускал из виду ни одной продажной юбки. Для него счастье представлялось в ритме канкана, жирно нанесённых румян и пудры танцовщиц, коньяке и абсенте, орудиях истязания. После всей «суеты под солнцем» он находил покой в том, что всё увиденное затуманенным взором переносил на известняк.Так на литографиях, представленных на выставке, кружат и демонстрируют свою длину ног танцовщицы кабаре, прыгают циркачи, заливаются певицы. И всё это действо окаянства простирается по всему Монмартру — обители Лотрека. Только здесь, покинутый всеми, он нашёл себя. Художественный узурпатор безжалостно чертил кнутом тонкой линии в своих альбомах всю смесь завсегдатаев домов терпимости.

«Он, будучи небольшого роста, обладал острой самоиронией, за свою творческую жизнь огромное количество живописных полотен и графики, но был признан только после смерти. Его пример учит не унывать ни при каких обстоятельствах, а работы позволяют почувствовать хрупкость и очарование человеческой жизни», — комментируют сотрудники арт-центра квартала «Брусницын».

Дебют художника — погружение в клокочущий саспенс главного французского кабаре «Мулен Руж» — афиша с неистово им полюбившейся звездой Монмартра, танцовщицей Ла Гулю. Демонически воздействующая своей отдачей переплетениям мелодии кадрили не только на художника, но и на остальных наблюдателей подобного зрелища.

Свет в этой тьме предстал и в виде танцовщицы Джейн Авриль. Девушка с болезненным меланхоличным взглядом и грустью в лице пленила француза. Их истории были очень похожи: она также была скитальцем. «Ангел Тартара» соглашался позировать Лотреку для плакатов, а он переодевался в наряды музы.

Французского автора просто-напросто тянула жизнь социального дна, и это притяжение было взаимно. Он понимал подобное существование, при этом оставался аристократом. Поэтому Анри де Тулуз-Лотрека и создал 10 цветных литографий, объединив их в цикл «Они». Сюжет вращался вокруг повседневной жизни блудниц. «Ах, жизнь, жизнь!» — часто восклицал художник, и в его глазах тут же появлялся насмешливый огонёк. Ради таких «живительных» моментов француз обосновался на несколько недель в борделе, где наблюдал за жизнью непотребства. Окружение такой среды приняло автора, а женщины с удовольствием ему позировали и разделяли его компанию. Да так, что первый тираж литографий был напечатан в сто экземпляров. Правда, широкого отклика они не получили. Лишь вызвали более крепкую степень отвращения к порочным связям.

Мальчик, с юношеских лет грезивший ареной с акробатами, верховой ездой и знавший всю охотничью терминологию. Озорству и наивности художника не было предела. Символично, но забросив кабаки на 2,5 месяца, он лежит в психиатрической больнице и возвращается в детство — создаёт серию «Цирк», выворачивая увеселительную сторону представлений наизнанку. Ради того, чтобы доказать действенность сеансов излечения. Пациент клиники по памяти рисует своих друзей-циркачей: мастера кабуки, властного Джорджа Футита и добродушного афроамериканца «Шоколада» с неизменным цилиндром и короткими брюками. Излечение проявилось лишь в обновлённом творческом порыве, но не в области здоровья — несмотря на припадки, продолжает доводить организм до изнеможения «искусственным раем».

Благодаря произведениям «Маленького Приапа» расширяется вся панорама жизни сладострастного Парижа конца XIX века. Порочность, любовь к риску и котёл психологических комплексов примечательным образом совмещались у Лотрека с детской одухотворённостью — неотъемлемым элементом подлинного творца кисти и красок. Благодаря французским литографиям раскрывается жестяная изнанка блестящих кабаре, иллюзорность щедрот величия и известности. Но всплакнуть не получается – понимаешь, что никто не свят, ничто не свято. В сладких плодах искусства есть и горечь, а вместе с ней и одержимость своим делом.

Фото: Екатерина Столярова

Добавить комментарий