Сложно найти свое призвание. Иногда приходится тратить годы, ошибаться, пробовать новое, а в конце так и не обрести его. Но героине нашего интервью Екатерине Гуземе повезло. Она нашла себя в драматургии. Её пьесы входили в шорт- и лонг-листы конкурсов «Евразия», «Ремарка», «Время драмы», «Любимовка». Читки проходили в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе, Рязани, Екатеринбурге, Ижевске, Белгороде. Дважды участвовала в Форуме молодых писателей России. По пьесам Кати поставлены спектакли в различных театрах, например, «Лапсердак» в Центре современной драматургии Екатеринбурга (режиссер Николай Коляда).
Хотите стать актёром? Рекомендуем курсы подготовительные театральные
– Катя, расскажи, с какого момента ты осознала, что драматургия, театр – это твой путь.
Сначала я пришла в театр играть. Это был «Ле Партизан» (Ижевский независимый театр, я тогда училась в 10 классе). Там я узнала, что есть современная драматургия. Театр – это необязательно здание с колоннами, где ставят Чехова или Шекспира. Там могут говорить совершенно на разные темы. У него могут быть многочисленные формы.
Потом наш театр решил открыть Центр современной драматургии. Режиссер нам сказал: «Если у вас есть какие-то идеи, предлагайте мне». Я поняла его не совсем верно. Для меня это прозвучало: «Если у вас есть идеи для спектакля» (а я, такая, думаю: «О, у меня есть идея для спектакля!»). Я написала пьесу-монолог. И это была большая глупость, потому что создавать такой вид постановки – это вообще самое сложное из того, что можно.
– Почему самое сложное?
Сложно, потому что у тебя есть всего один актер и его монолог. Особо не разойдешься. Здесь важно оправдать для зрителя и для актера, почему вдруг этот персонаж начал говорить. Что случилось в жизни, что подтолкнуло его рассказать свою историю. Самый легкий путь для написания подобного сценария – это «персонаж сидит у психолога или у следователя». Но подобный прием очень избитый.
У меня есть монолог «Вся правда о моем отце». Моя первая поставленная и напечатанная в журнале пьеса. С ней я ездила на «Любимовку», крупнейший фестиваль драматургии. Персонаж – девочка-подросток 15-16 лет, которая пришла делать аборт. Она сидит перед кабинетом и говорит со своим ребенком, которого скоро лишится. Ее цель – оправдаться перед самой собой, почему она это делает.
– И что же дальше случилось с этой пьесой?
Я отослала монопьесу Николаю Владимировичу Коляде на конкурс «Евразия», и он ее включил в лонг-лист. Я была в таком шоке, сам Коляда это прочитал! Через какое-то время мы поехали в Екатеринбург, я побывала в «Коляда-театре», увидела режиссера и посетила семинар. Николай Владимирович читал пьесу, все ее обсуждали. Было очень интересно, и я подумала: «Да, я хочу этим заниматься». Переехала в Екатеринбург, жила там два года и ходила на семинары. Сейчас продолжаю иногда приезжать в театр Коляды.
– Для тебя литературное творчество – это хобби или жизненная идеология?
Что-то среднее между двумя этими понятиями. Хобби не предполагает ответственности, а для меня литература – ответственность. Я стремлюсь к тому, чтобы я могла зарабатывать исключительно литературным трудом и больше ничего не делать. Но, с другой стороны, наличие иной профессии дает мне возможность быть независимой от «продажи» своего творчества. У меня есть стабильный доход от не самой напряжной работы и возможность быть полностью свободной в творчестве. Мне, например, не нужно писать сценарии для сериала «Слепая» или «Гадалка», как это делают многие коллеги по цеху, чтобы заработать.
– А что, писать сценарии для подобных проектов не очень престижно в ваших профессиональных кругах?
Нехорошо, наверное, так говорить про коллег: «Ха-ха, вы пишете сценарии для “Гадалки”, “Слепой”, сериалов второго канала». Но да, это «зашквар». Начнем с того, что работа очень неблагодарная. Я много слышала историй от знакомых, что тебя просто не считают за личность. Ты как литературный раб, который должен переписывать тексты по сто раз просто потому, что урезали бюджет или сменился актер. Моя однокурсница писала как-то сценарий для «России-1», отправила первый черновик, и ей сказали: «Знаете, вы слишком хорошо пишете, нам так не надо. Давайте проще».
И так работают почти все, особенно в Москве. На что-то ведь нужно жить и кормить семью. Многие свое участие скрывают, пишут сценарии под чужими именами. Но это лишь подтверждает непрестижность подобной деятельности.
– Со сценариями для телевизионных проектов все понятно. Но и театр сильно изменился за последние годы. О чем актуально писать сейчас?
Актуальны всегда одни и те же темы: любовь, смерть, одиночество. Это то, что человека будет волновать всегда. Но любой художник не может не учитывать происходящее в обществе. Поэтому в последнее время в пьесах очень много персонажей-блогеров, часто поднимается украинский вопрос, проскальзывает тема митингов и взаимоотношения государства и человека (у меня в нескольких текстах в том числе).
– А какие проблемы современного общества волнуют тебя больше всего? И какие из них ты берешь за основу своих текстов?
Заметила по своим текстам, что у меня появляется много идей про ограничения свободы человека. Прослеживаются сюжеты, как система ломает личности, тема митингов, арестов, запретов музыкальных концертов. В «Незапрещенном концерте», моей свежей пьесе, вся сюжетная линия завязана на полицейском беспределе и нарушениях человеческих прав. Или в постановке «Завтра была война», в которой, казалось бы, речь идет о довоенных годах, я провожу параллель с современностью, как государство переламывает молодых людей, только начинающих жить.
– Расскажи, был ли у тебя проблемы с авторским правом? И если да, то каковы последствия?
Авторское право – это, наверное, одна из самых больных тем, потому как эта область права в России хуже всего проработана. Очень сложный сегмент в принципе. У нас мало специалистов, кто в этом разбирается. Есть такая организация «Российское авторское общество», которое защищает авторов. Но ее все ненавидят, драматурги особенно. Был период, когда литераторы массово оттуда выходили и продолжают это делать, потому что компания предъявляет им огромный ценник за защиту этих самых авторских прав. Когда возникает ситуация, что театр «спер» текст, организация разбирается в деле очень долго. Нужно ждать годами, пока что-то докажут. Я в РАО не состою и не планирую, не хочу.
– А что именно произошло у тебя?
Случаи у меня были, и не раз. Причем это был как государственный театр, так и частный, любительский. Свердловский академический театр драмы в Екатеринбурге, крупнейший театр Урала, просто взял текст и уже пять лет играет спектакль по моей пьесе, продает билеты за 1000 рублей.
Был еще случай, когда какая-то журналистка мне написала, что «в нашем городе Снежинске поставили вашу пьесу, можете прокомментировать?». А я даже ничего не слышала об этом. И такое постоянно случается со всеми.
Последствия… Это не круто, потому что, в театрах, например, уборщицы стабильно получают зарплату. Осветители, монтировщики тоже. Но вот у руководства нет понимания, что автору тоже нужно платить. Всем кажется, что это так легко. Ты взял, написал текст, а мы тут сейчас поработаем. Нет, это сложный труд, который должен оплачиваться, как любой другой.
– Скажи, приносит ли вообще литературное творчество реальную прибыль? И есть ли денежные перспективы в России?
Как говорит Александр Коровкин (писатель и драматург), драматурги всегда были самыми богатыми, по сравнению с прозаиками и поэтами. Им понятно, как зарабатывать. Драматурга «поставили», заплатили деньги (если заплатили). А как заработать прозаику или поэту, непонятно. Литературное творчество, в частности драматургия, может приносить реальные деньги. Есть примеры литераторов, которые живут только за счет авторских отчислений. Ярослава Пулинович говорит: «Пьеса “Наташина мечта” мне ипотеку платит». То есть, если драматурга ставят во многих городах или если это несколько постановок, но в очень крупных московских театрах, ты можешь жить и не тужить, потому что тебе платят хотя бы раз в месяц.
– А как театры платят драматургам?
Театры могут платить по-разному. Где-то они отправляют суммы единоразово, где-то дают отчисления с каждого спектакля. Если мы берем театр в Москве, то, например, мой знакомый, чью пьесу поставил Райкин в «Сатириконе», каждый месяц получает тысяч 50. Он особо не волнуется. Другое дело для того, чтобы зарабатывать этим, нужно очень много чего сделать, чтобы тебя реально ставили платежеспособные театры. Независимые частные театры – это все круто, но реальный доход приносят именно государственные.
– Хочется спросить, большая ли конкуренция на рынке театрального искусства?
Сложно сказать. Авторов очень много. Прямо катастрофически. Многие считают, что писать пьесы – это очень легко. По сути: слева – кто говорит, справа – что говорит. И пошел чесать. Но это ошибочное мнение, писать сложно. Это математика.
Пьес много, но хороших – мало. Режиссеры, театральные критики всегда ноют «нет текстов, нет драматургов». Это не совсем правда. Возьмем школу Коляды. Он 20 лет стабильно выпускает студентов, и на каждом курсе есть всегда хотя бы один выпускник, которого «бери и ставь». Просто, не все умеют дружить с кем надо, а некоторые просто ленятся отправлять свои работы. Люди, которые могут в нужный момент с кем-то подружиться, в «фейсбуках» прокомментировать удачно, тусоваться, ходить на все мероприятия, добиваются результатов.
– А в целом как обстоят дела в России с современным театральным искусством?
Большая проблема в том, что театры очень закрыты для молодых современных драматургов. Как-то видела статистику: какие пьесы и авторы чаще всего ставятся в российских театрах. Все первые места заняты Чеховым, Островским, Шекспиром, Горьким, Пушкиным, Гоголем. Все, что угодно, но только не молодые авторы. Из современных в этом списке было только три человека. Это Николай Коляда, Ярослава Пулинович и Иван Вырыпаев. Они занимают последние строчки рейтинга, хотя их пьесы ставятся практически в каждом городе.
– А почему так происходит?
Все из-за сформированного стереотипа, что современная драматургия – это всегда порнуха, чернуха, мат, наркоманы и развраты. Но, даже если вспомнить древнегреческую драматургию, там похлеще страсти, чем в современном тексте. Нам еще со школы вбивают, что вы пришли в театр, нужно быть при параде. Здание всегда с колоннами. Там обязательно играют Чехова или Шекспира в бархатных штанишках... Ну, это полный бред! Европейский театр в этом смысле ушел уже очень далеко. Российский театр сильно отстает от мирового.
К счастью, есть независимые театры. Они очень открыты современным текстам, с радостью их ставят, и в основном на них специализируются. Просто потому, что они очень свободные. Они не привязаны к «токсичным» госбюджетам.
Представители нашего драматического театра в Ижевске говорят: «К нам ходят вот эти тетеньки из года в год. Как мы их позовем на какой-то современный спектакль? Мы не можем, мы для них все делаем». Это неправильно, надо воспитывать свою публику. Не резко давать, например, тексты Пряжко (драматург такой), а постепенно ставить сначала один спектакль, потом второй. Нужен репертуар для разных зрителей. Для тетенек пусть остаются, но и для молодых должны быть.
– Ты сказала, что европейские театры ушли далеко вперед. Что ты под этим подразумеваешь?
Приведу такой пример. В 60-е годы польский режиссер Ежи Гротовски, основатель собственной театральной системы, создавал спектакли без четвертой стены, где актеры взаимодействовали со зрителем. И это в 60-е годы! В России первый подобный опыт был в 80-х годах, и то в качестве «единоразовой акции». Иммерсивные спектакли появляются только сейчас. И таких примеров, когда некие театральные приемы существовали в Европе еще в довоенное время или середине 20 века, а мы начинаем их внедрять только сейчас, можно привести очень много.
– Я знаю, что ты также принимала участие в театральном конкурсе во Франции. Расскажи, как это было.
Наш театр «Ле Партизан» пригласили на фестиваль в Дурдане, это пригород Парижа. Мы перевели один из наших спектаклей на французский язык и повезли его на фестиваль. Поездка была замечательной во всех планах. Для меня она стала первым путешествием, если так можно сказать, в самую европейскую страну, да и мы еще находились рядом с Парижем. Помимо нас в фестивале участвовали представители Франции и Бельгии.
Смотреть спектакли было несложно. Возможно, я не улавливала некоторые детали из-за незнания языка, но я понимала, какие были отношения между персонажами, сам сюжет. Также постановка из Бельгии стала для меня настоящим потрясением, я до сих пор ее помню. Она был абсолютно не похожа на то, что я видела раньше в театрах. Легкая, свободная по форме, с огромной порцией юмора. Я смеялась, не понимая ни слова.
– По-твоему, что бы стоило перенять нашему театру от французского? Или, возможно, даже наоборот.
Я не могу сформулировать такое понятие, как «французский театр». Я могу понять, какой театр польский, какой немецкий. Но вот французский… Знаешь, для меня он как французское кино. Они любят все такое милое, трогательное. Постановки простые, но такие живые и настоящие.
Нашему театру перенимать от французского ничего и не нужно. У нас свой мир, свои реалии, своя идеология. Развиваться нам нужно без оглядки на кого-то.
– Ну а теперь о планах на будущее. К чему стремишься в области театрального искусства?
Моя цель – это чтобы ставили, как говорится, «пожаром по стране». Хочу, чтобы мои пьесы были поставлены в крупных столичных театрах. Еще мечтаю переработать одну из пьес в сценарий, по которому снимут фильм. Ну, и на зарубежный рынок хочу попасть.
– Назови свой личный ТОП молодых авторов, на кого действительно стоит обратить внимание и почему.
Мой любимый драматург вообще – это Мартин Макдонах. Он, правда, уже не очень молодой, ему 50 лет, но все равно современный. Для литературного мира 30-35 лет считается, что автор молодой, потому что все конкурсы для «новоиспеченных» драматургов имеют возрастное ограничение до 35.
Мартин не только драматург, он еще и режиссер. Снял такие фильмы по своему сценарию, как «Залечь на дно в Брюгге», «Семь психопатов», «Три билборда на границе Эббинга, Миссури». Но прославился он именно как драматург, у него очень крутые пьесы, в них много черного юмора. Они идеально выполнены по всем законам жанра.
Если рассматривать совсем из молодежи, то все, кто мне нравится, так или иначе, являются учениками Николая Коляды. Например, Ринат Ташимов, Василий Сигарев. Правда, последний больше известен как режиссер. Он снял фильмы «Страна Оз», «Волчок», «Жить».
– Театр – это жизнь? Или жизнь – это театр?
Театр и жизнь – это взаимодополняющие явления, потому что театр основывается на жизни. Все, что показывается на сцене, не придумано. Это рефлексия на то, что происходит в жизни общества или отдельно взятого человека. Но и жизнь – это театр, порой сюрреалистичный. Разбираешь свою судьбу, смотришь, как в ней все происходит, и понимаешь, что все подчиняется законам драматургии. Все персонажи, действия – это все целая пьеса. Ты родился, потом у тебя происходят какие-то перипетии, переломные моменты. Все по драматургическим законам. Для меня жизнь и театр – неделимые друг от друга вещи.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
