19 декабря на Малой сцене МХТ им. Чехова состоялся премьерный показ спектакля «Бунтари». В основе постановки - оригинальное сочинение, предпринимающее попытку понять ту внутреннюю силу, что во все времена заставляет человека идти против системы. Бунт, который прозвучит как танец-вспышка на сером фоне эпохи. Об энергетической природе мятежной души и о том, как связан Ленинградский рок-клуб с манифестами тайных обществ нашему корреспонденту Екатерине Балуевой рассказал режиссер «Бунтарей» Александр Молочников.
О постановке
— Расскажите, что послужило идеей-первоосновой для создания такой бунтарской постановки?
— Автор идеи: мой папа - Александр Молочников-старший. Но он хотел провести параллель между народовольцами и панками 90-х. В итоге, все это выросло в какой-то замес на тему бунтарства: народовольцы, декабристы, рок 80-х. Захотелось исследовать бунтарское пространство как некое единое поле. Есть молодые ребята в любое время дня, ночи, года, века…с ними что-то происходит и заставляет их противиться системе: семьи, государства, дружбы.
— Как вы относитесь к прототипам персонажей, к тем же декабристам? Ведь это были очень образованные люди с блестящим положением в свете, большими перспективами…а вышли все же на Сенатскую…
— Наш спектакль – как раз постановка вопроса, как к ним относиться. Нет четких ответов: однозначно прекрасные они или однозначно ужасные. В целом, явление бунтарства мне очень близко, это моя стихия, и почти все эти люди вызывают уважение. За исключением, конечно, каких-то отъявленных, кровожадных маньяков типа Нечаева.
— Нечаев у вас в спектакле очень обаятельный получился. Он когда только появляется – его играет голубоглазый, харизматичный Александр Кузнецов – сразу все внимание к нему устремлено.
— Зло всегда обаятельно, иначе не сработает. Нечаев – в чистом виде террорист, такой настоящий убийца, демиург идеи насилия. Хотя остальные тоже формулировали идею насилия в своих программах. Пестель с его манифестом, где все подробно прописано: там совершенно диктаторский режим с органами государственного благочиния типа КГБ, который будет следить за всеми тайными желаниями и мыслями.
— Антиутопия дальше начинается…
— Антиутопическое государство, причем в основе именно утопические идеи о всеобщем равенстве и благоденствии, как он говорит… Мне непонятно, как может не возникать чувство любви или хотя бы влюбленности в декабристов, народовольцев, которые ходили в народ – это глупо, обаятельно страшно…
— Наивно?..
— Местами наивно, но на самом деле - наивным это кажется сейчас, в силу того, что появилось много каких-то нелепостей и абсурда вокруг этой темы. Например: декабристы, идя на Сенатскую площадь, отдали честь царю, а потом пошли его свергать. Но для меня это абсолютно героические люди! Просто есть некое явление русского морока, который любые благие идеи так или иначе засасывает, и они все улетают в трубу. Все превращается в ад.
— Как современная молодежь оценит ваш спектакль, эти претенденты на роль «молодой шпаны»?
— Мне бы хотелось, чтобы спектакль вызывал чувство неловкости у современной молодежи: за себя, за происходящее сегодня, за свое бездействие. Это и сподвигло сделать спектакль. То, что сейчас нет совершенно никакого хоть сколько-то массового, даже, скажем, маргинального, но именно бунтарского движения - это страшнее, чем то, что вообще происходит.
— Вы же пытаетесь противостоять этой серой массе своим спектаклем, расшевелить, растормошить ее?
— Скорее мы пытаемся понять правду относительно этого времени – рока 80-х, словить ощущение этих людей, этих «придурков» в прекрасном смысле этого слова, которые устраивали квартирники на пустом месте. Это же было замечательнейшее явление, когда в жутком пространстве Советского Союза 80-х, таком массово сером, появляются замечательные и талантливые люди типа Курехина. И когда в квартирах, в ДК возникают вещи, которые совершенно не вписываются в окружающий антураж, которые вызывают у всех удивление. Я думаю, мне не удалось сделать такой спектакль, который бы вызывал ту реакцию, которую вызывали концерты «Поп-механики» в 80-е. Сейчас должна быть какая-то цель, провокация, чтобы кто-то удивился. «Бунтари» - провокативный спектакль, но не провокативная акция, как, скажем, акции Павленского. Попытка поймать драйв того времени, понять самочувствие этих людей, чтобы это все-таки был концерт, а не игры людей театра в музыкантов.
О Юрии Бутусове
— Мне показалось, что у вас в спектакле есть отсылки к творчеству Юрия Бутусова…
— Я люблю очень спектакли Юрия Николаевича, я их все смотрел. Меня это сильно вдохновляет. Я вам открою такую тайну: мы даже репетировали под какую-то музыку из его спектаклей, но потом, естественно, она была заменена. Юрий Николаевич – это большой художник. Для меня равнозначные фигуры - Достоевский и Бутусов. Конечно, глупо их сравнивать, но линия народовольцев - можно с тем же успехом сказать, что она навеяна романом «Бесы». Но какие-то вещи спровоцированы спектаклем Юрия Николаевича. Хорошо, что ассоциации возникают именно с этим режиссером, а не с каким-нибудь другим.
— У Бутусова есть такая фраза: «До тех пор, пока человек стремится выйти за пределы своей предопределенности – он жив», вот что вы думаете об этом? Тоже ведь бунтарская идея…
— Думаю, как ее переиначить в контексте нашего спектакля… «Человек остается жив, пока он не становится мудаком».
— Вообще какие спектакли и фильмы повлияли на вас?
— Я с детства часто посещал театр, с 11 лет где-то я стал ходить на все. А началось с Додина, какой-то фанатизм Додиным страшный. Кстати, все говорят – Бутусов, а на самом деле, конечно, мой спектакль гораздо больше имеет отношение к ранним спектаклям Андрея Могучего. «Не Гамлет» - вот, пожалуй, мой любимый спектакль Могучего, он дико смешной. Я помню, у меня рвался живот от смеха на этом спектакле. Я не видел, к сожалению, «Петербург» и «Школу для дураков», но «Иваны», «Между собакой и волком» - эта перформативность постоянная у него в спектаклях и необязательность костюмов, декораций, такая как бы случайность - очень сильно повлияли на «Бунтарей».
О подборе актёров
— Расскажите о подборе актеров. Например, как в вашем спектакле появился петербургский актер Илья Дель?
— Деля я знаю достаточно давно как артиста. Я слышал много про него, еще когда сам был актером, все говорили, что есть такой мощный театральный артист Илья Дель. Вася Бархатов, с которым мы работали, делал с ним спектакль по Шиллеру. И, конечно, его Соленый в «Трех сестрах» Бутусова меня как-то совершенно поразил, очень он круто там играет. Мне показалось, что вообще нужно было набрать для этого спектакля какой-то синдикат людей хотя бы частично с такой ярко выраженной бунтарской природой. Не было распределения ролей – оно появилось уже через несколько недель после того, как он репетировал. Илья пробовал одну роль, другую, третью, все, кстати, менялись ролями постоянно. И потом вдруг… мы читали, читали, читали - и вдруг как-то поняли, что Дель будет играть Германа Лопатина, но не было стопроцентной уверенности, что Лопатин будет главным героем. Все строилось в процессе.
— А как возник такой сияющий, летящий Пушкин? Григорий Сиятвинда идеально создает образ.
— Мы и думали, как вообще создать Пушкина на сцене, потому что непонятно, как его играть – он гений. Хотелось какого-то решения Пушкина через призму вот этого галлюциногенного бреда и особой природы юмора питерской тусовки 80-х. Бунтарство – это сознательная позиция, тут очень важно либо сыграть убедительно, либо ее придерживаться. А большинство артистов просто пытаются понять что-то про себя в профессии.
— А у вас есть какой-то свой метод работы с актерами?
— Метода нет, но стараюсь готовиться к репетиции, довольно много готовлюсь. Но при этом очень важно не превращать процесс в такую «фабрику сцен» – типа сделали, сделали, сделали… Нужно поймать эту грань между тем, что существуем и что-то пробуем и междусобойчиком бардовским «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
— Спектакль производит впечатление такого сумасшедшего калейдоскопа, глаз едва хватает, чтобы все впитать. Вы не боитесь, что за такой внешней калейдоскопичностью зритель сюжетную нить утратит?
— Мне не кажется, что он ее утрачивает. Да и она имеет второстепенное значение. Главное: ощущение просто, энергия, чтобы она была поймана точно. Если эта энергия переходит в действие артистов и в стремлении что-то подвинуть вот здесь и сейчас, на этой площадке собрать революционный кружок и повести за собой к чему-то людей. Главное - порыв убедить толпу вокруг в том, что твои идеи необходимо заметить.
— Почему в спектакле нет большевиков? Ленина? Они ж тоже пытались переделать мир? И переделали…
— Мы выбрали тех, у которых очевидно не получилось привести мир к революции. Может, сделаем когда-нибудь «19.17».
Фотографии Владимира Майорова, Екатерины Цветковой, Галины Фесенко и Екатерины Балуевой.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
