О премьере оперы «Билли Бадд» Бенджамина Бриттена, что состоялась на Новой сцене Большого театра, в постановке Дэвида Олдена, читайте в репортаже нашего корреспондента Екатерины Нечитайло.
Бенджамин Бриттен - один из тех композиторов, чьи произведения не шибко знакомы русскому уху. С оркестровыми сочинениями дела обстоят еще так-сяк: к его 100-летию, которое широко праздновалось в 2013-м, были организованы конференции, трансляции, показы, выставки, концерты, а вот с полноценными постановками опер не все столь просто. Если вспоминать последние годы, то на ум приходят «Поворот винта» в «Новой опере», «Блудный сын» Камерного музыкального театра имени Бориса Покровского, «Сон в летнюю ночь» Кристофера Олдена и Кристиан Шолти, «Билли Бадд» Вилли Декера. В 2016-м же корабль «Неустрашимый», на котором с середины ХХ века плывет моряк Билли, обрел еще одну гавань, прописавшись при поддержке Английской национальной оперы и Немецкой оперы (Берлин) на Новой сцене Большого театра. Сконструировал его сценограф Пол Стейнберг, поставил на воду режиссер Дэвид Олден, хор матросов возглавил Валерий Борисов, у музыкального руля встал дирижер Уильям Лейси. На сцене несколько десятков мужчин, речитативы стреляют без промаха, звучание оркестра поражает своей широтой и контрастностью, дух Достоевского витает в воздухе. И, как и у Яначека в «Записках из мертвого дома», - никаких женщин на корабле.
Наглухо задраенный трюм, пол которого скоблят матросы - заключенные. За их спинами - ржавые пластины, над головами - палуба в гудроне, что имеет возможность опускаться, между ними вышагивают старшие по званию. Позже бравые парни станут тащить средство передвижения буквально на своих плечах, передвигаться будут так, будто сошли с картины Брейгеля «Притча о слепых», затянут песню протяжную, широкую, обреченную; в пространстве появятся многочисленные канаты, возникнет огромная пушка; трюм обратится в белоснежную каюту. Действие оперы, основанной на повести Германа Мельвилля о наивном парне, что в порыве праведного гнева убил офицера за ложные обвинения, а потом был казнен своим же законопослушным командиром, который этим поступком обрек себя на удушье совести, разворачивается на судне, движущемся из ниоткуда в никуда. Вернее, в тюрьме, находящейся внутри этого самого судна, плывущего по волнам памяти бывшего моряка, которому уже явно за шестьдесят. Капитан (Джон Дашак) - Бог для своих подопечных; ладья - его царство; его слово - закон. В прошлом. Теперь он уже стар и немощен, истории живы лишь в голове, былые решения, прежнее бездействие, воспоминания - мука на всю оставшуюся жизнь. Дашак, тяжелой походкой проходящий по палубе, неподдельно рассуждающий ариями, сразу же выносящий на сцену шлейф былых событий, создает образ, который схож с булгаковским Понтием Пилатом: он прекрасно понимал, что Билли не за что наказывать, но был вынужден повиноваться правилам, оставаться суровым начальником «Неустрашимого», обрекая себя на «страшные, злые боли» памяти. Билли (Юрий Самойлов) - открытый юнец с иными взглядами на жизнь, который в минуты волнения начинает заикаться, легковерный оптимист, островок добродушия. Своего роду - племени он не знает, перешел с одного борта на другой, биться за правду готов до последней капли крови. Самойлов с первого появления располагает к себе зрителей и всю команду, обезоруживает теплым звуком, своим лучистым баритоном «оживляет» бесхитростного парня, что явно понимает чуть больше, чем мы. Но для вскрытия этого знания еще не пришло время. Его антагонист Джон Клэггарт (Гидон Сакс), являющийся старшиной корабельной полиции, - яркое воплощение человека, который вечно всех подозревает, надежно скрывает бурю внутри, больше всего на свете боится показать свои эмоции. Этакий гестаповец, что провоцирует словом и делом, ходит в черном плаще с дубинкой в руке, жаждет крови и унижений. Уже в арии «I heard your honour, do they think I'm deaf?» Сакс стальными нотками, сопряженными со внутренней неуверенностью, точно прорисовывает противоречивый характер своего героя, что хочет сломать всякого инодумца, в кипучем фрагменте же «O beauty, o handsomeness, goodness...», напряженно исполняемом рядом со спящим Ульямом, доводит свою нетерпимость до предела. Он - лед, Билли - пламя; он - ненавидимый всеми садист, Бадд - душа компании; Сакс - уверенный гений холода, Самойлов - бесстрашный воин света, которому здесь самое место.
Читайте также
В этом густонаселенном спектакле никто не раскачивает лодку: ни исполнители главных ролей, ни эпизодические персонажи, ни многочисленные заключенные. Датчанин (Роберт Ллойд), на чью долю выпало принести Билли перед казнью печенье и грог, буквально несколькими музыкальными эпизодами выпевает всю свою жизнь; избитый Новичок (Богдан Волков) неподдельно корчится от боли; Крыса (Станислав Мостовой), являющийся подчиненным Клэггарта, подстрекает умело и ловко; хор, где задействованы дети, работает столь слаженно, браво, вразумительно, что диву даешься. Звучание оркестра под управлением Лейси схоже с движением многомачтового корабля, что плывет внушительно, завораживающе, без минимального отклонения от курса. Создавая свое море самостоятельно, самим собой, из самого себя. Волнами накатывают народные темы, чайками вскрикивают скрипки, вылетая в плавные пассажи, медь доносится de profundis, картины переплетаются рыбьими хвостами. Дирижер здесь - не просто капитан, который руководит, направляет, муштрует, отдает указания. Оркестр становится верной командой его союзников, что досконально знает все рычаги, детали, подробности оркестровки. Подаются сигналы Дебюсси и Сибелиусу, симфонические антракты достойны кисти Айвазовского, смена динамики проходит без качки, а во рту, кажется, вот - вот появится соленый привкус.
Проблемы, с которыми сталкивается человек, чей характер отличается от других, - любимая тема Бриттена, проведенная через множество его работ. Режиссер Дэвид Олден ее укрупняет, усиливает, помещая героев и людскую массу не просто в замкнутое, а в герметичное, клеточное, безвыходное пространство, где шутки про «куда ж ты денешься с подводной лодки» явно не прокатят. В трюмовой ад, в плавучий гроб, в место, из которого нет возврата. Сцена суда над Билли - позорное молчание имеющего власть, что в панике смотрит в зал, финальный монолог Вира, наполненный искусно спетыми подвешенными интонациями, схож с исповедью; Бадд перед казнью - Иешуа, что не осуждает, не просит, не проклинает. Лишь благословляет, отпуская капитану, что появляется в этом эпизоде стариком, его грехи. Олден убрал все лишнее, отказался от обстоятельного исторического фона, не стал заводить подробный разговор о революции и мятеже. Решил сосредоточиться именно на том, что происходит внутри у ближнего. На свой страх и риск оставил на судне лишь одну даму - музыку, рассказывающую предельно откровенную историю о нетерпимости, о подавлении тех, кого не можешь подчинить, о «любви, которая выше понимания». И вместе со своим огромным экипажем не просто создал сильный и бесспорно удачный спектакль, лишающий матросов права на любые вопросы, а выстроил настоящий вековой корабль памяти, что пустить ко дну будет ой как непросто.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
