Принято считать, что Александр Башлачёв — поэт «не для всех». Но это не так. В свое время его знали и слушали практически все, кто хоть как-то интересовался искусством. Его слушали и уважали панки и металлисты, эстеты признавали в нем народного гения, любители стадионного рока преклонялись перед художественной мощью и глубиной его искренности. И сейчас о Башлачёве можно сказать, что это настоящий всенародный поэт, душа русского рока. По космической естественности строк, по честности и яркости образов он оставил далеко позади всех претендентов на это громкое звание...
Мы поговорили с Вадимом Курылёвым, фронтменом группы «Электропартизаны» об искусстве, назначении творца, культурном наследии и андеграунде. И о Башлачёве.
— Есть ли в твоей жизни музыкант, достойный памятника?
— Достоин памятника скульптурного? Что понимать под словом «памятник»?
— И что же такое, по-твоему, памятник? Что олицетворяет память о герое?
— Сразу напрашиваются строки про «памятник нерукотворный» – естественно, это касается творческих людей – поэтов, музыкантов.
Читайте также
— Пушкин сам себе создал «памятник нерукотворный», своим творчеством...
— Правильно. Он же прав! Это же самый главный памятник и есть! То, что он оставил после себя, то, что он создал для людей, для мира – это и есть памятник. А ты спрашиваешь о скульптурном изображении?.. Я поэтому и переспросил.
— Вот для тебя важен Джон Леннон, как воплощение творчества. Какие чувства у тебя вызывает то, что сейчас происходит вокруг Джона Леннона? Культ Джона Леннона, культ The Beatles... Не затмевает ли этот «шум» его творческое наследие?
— Для меня не затмевает. Потому что я, в первую очередь, вижу его суть – как творческую и социально-активную личность, а не как икону для поклонения.
— Есть такое утверждение «Пушкин – это наше все!» И, так или иначе, в сознании людей закрепляется мысль, что Пушкин — это круто, Пушкин – это Гений. И те, кто поверхностно относятся к литературе, воспринимают это как априори. То же самое с The Beatles. Есть ли в этом зерно истины?
— Есть, да, такой момент. Когда-то, в молодости, я разговаривал со знакомой американкой, студенткой, она меня спросила, какую музыку я люблю. Я назвал первое, что пришло в голову — The Beatles. Она мне ответила: «Сказать, что любишь The Beatles, всё равно что сказать, что любишь Пушкина... А поконкретней ты можешь сказать, какая музыка тебе интересна?» То есть аналогия The Beatles с Пушкиным уходит корнями в историю... Так что момент общепризнанности есть. С другой стороны, это отправные точки европейской культуры. Или индоевропейской, евразийской культуры, не знаю, как назвать. Есть представители разных национальностей, языков, которые объединяют людей... Но и, в так называемых, «культурных кодах» очень большое место занимают религиозные сюжеты, религиозная культура. И такие персонажи, как Джон Леннон или Пушкин, так или иначе, начинают подсознательно соотноситься с представителями пантеона святых... Это своеобразная культурологическая религия, что ли.
— То есть это неизбежно – поклонение яркой личности? Это в сознании человека?
— В той или иной степени, это нужно всем. Некоторым это нужно меньше, некоторым это нужно больше... Можно провести аналогию с религией... Соблюдение религиозных ритуалов, культов, серьезное отношение к религии нужно людям, которым трудно себя ощутить в этом мире, которым нужны ориентиры. И религия в этом многим помогает, она воспитывает, учит, настраивает моральные устои. Но это нужно не всем. Или, так скажем, не всем в одинаковой степени это нужно. То же самое с «иконами» в культуре и искусстве. Например, творческим работникам – художникам, поэтам, музыкантам – это нужно в меньшей степени. Не побоюсь сравнения, можно сказать, что это жрецы культуры. И есть паства. Пастве нужны иконы, без этого она не может, на то она и паства. То есть религиозная традиция перекочёвывает в поп-культуру.
— В культуру, вообще, наверное...
— В культуру, да, но в поп-культуру, в первую очередь.
— Вот страшная мысль... Воцерковлённые люди не думают, они так и говорят — это все игра ума... Они существуют по канону, руководствуются религиозными принципами. То же самое происходит и с творческой паствой?
— Многим так легче, и это плохо, по большому счёту. Потому что человек должен искать, и сам в себе истину находить, доказательства того или иного... Он должен сам до всего доходить, на сколько это возможно. И в искусстве точно так же. Жрецы, может быть, – это не совсем творческие работники, скорее, это те, кто руководят шоу-бизнесом. А творческие работники – это те, на кого «жрецы» ссылаются, что «вот ОН». Это «святые», грубо говоря, это опорные персонажи религии. Жрецы – это всего лишь чиновники, по большому счёту. Опорные персонажи – это те, кто изображены на иконах.
— Правильно, да. Возвращаясь к Леннону... Представляешь ли ты, что вот, он осознаёт себя этой самой «иконой» или божеством... И он понимает, что люди, поклоняясь ему, лишаются возможности думать самостоятельно. И что при этом должен чувствовать адекватный музыкант?
— Джон Леннон сам сказал, ещё в первые годы всемирной битломании, что «мы популярнее, чем Иисус Христос». Он этот вопрос уже тогда поднял. Он это сказал саркастически, конечно же. Они как раз очень хорошо понимали, насколько вся эта машина шоу-бизнеса выжимает из искусства прибыль для себя и для того, чтоб эта машина работала, чтоб она властвовала над умами и душами слушателей. Beatles очень хорошо это понимали. Они с этим столкнулись совсем еще в молодом возрасте.
— Но они работали на эту машину, получается...
— Так или иначе, работали. И это была одна из причин, почему они перестали играть концерты. Они же во второй половин шестидесятых не выступали с концертами, они только в студии записывались. Они не хотели работать на шоу-бизнес. То есть они делали то, что они могли делать как художники, но, поскольку индустрия шоу-бизнеса очень быстро поняла, что Beatles – это «золотая жила», они предоставили им не лимитированную студию. Раз не хотят выступать, пусть сколько угодно сидят в студии, записывают! «Вот вам лучшее оборудование, лучшие сотрудники». Они сидели и записывали.
— И битломания не проходила, несмотря на то, что они не играли концерты?
— Думаю, в шестидесятые она не проходила, в семидесятые был небольшой спад, а потом была новая волна битломании, уже после гибели Джона Леннона.
— Отсюда вопрос. Почти всегда смерть сильно влияет на популярность. Почему так происходит?
— Потому что артист переходит в пантеон Святых. Наверное, так это работает. Опять же у нас здесь аналогия с религией. Он великомученик или ещё кто... Он отдал свою жизнь на благо человечества или искусства, на спасение душ наших.
— А если без иронии?.. Ведь многие люди растут на поклонении, хотя бы на прослушивании того, что поёт их герой.
— Да, хорошо, когда есть возможность воспитываться на хорошей музыке, на хорошем искусстве. Потому что в том, что представляет нам шоу-бизнес, мягко говоря, не всё хорошее. Там, конечно есть невысокий процент хорошего искусства, так его ещё надо поискать. А если человек не хочет думать, он этого не найдёт, конечно...
— Вот именно, в этом и есть опасность. Если мы, знаем, что есть The Beatles, Пушкин, Цой и Башлачёв, в том числе, что вот это хорошее, проверенное, а больше нам и не надо ничего... Как внести в сознание людей мысль, что кроме этих «икон» есть живые интересные творцы?
— Тогда ты становишься «еретиком», и ты должен понимать, на что ты идёшь. Потому что то, что ты предлагаешь – это апокриф, получается. То есть, ересь. Ибо по радио и телевизору сказано же «так», а ты говоришь, что это полная чушь. И совсем немногие готовы принять «ересь». То есть многие готовы сомневаться в догмах и общепризнанных постулатах. Но принять конкретно «ересь» уже не все готовы, это уже в каком-то смысле надо героическими качествами обладать. Или надо быть искателем в душе, обладать пытливым умом. Тогда ты не побоишься и прочитать «апокрифы» и исследовать эту «ересь», и ты можешь прийти к выводу, что это может быть и не «ересь», а почему кто-то сказал, что «только вот там правильно». Это же известные истории о том, как правились Библии, как Евангелие корректировалось в политических целях или ещё в каких-то... Сомнительные места оттуда вымарывались, невыгодные документы объявлялись еретическими – и тут тоже самое.
— Ты много разной публики видел на своём веку... Что-то изменилось? Люди изменились? Раньше было больше «пытливых умов» или нет?
— Да, раньше общество было более атеистическое...
— Я имею ввиду, людям раньше нужна была новая музыка, а сейчас им нужны кумиры... Или всегда так было?
— Сейчас и религия всем больше нужна стала, чем раньше. Я думаю, что это связанные вещи, религиозность настраивает людей, она делает их, так скажем, более послушными потребителями и продукции шоу-бизнеса тоже. Я не могу утверждать на сто процентов, что это так, но очень много здесь аналогии.
— Возвращаясь к Башлачёву. Сейчас из него пытаются сделать национального героя... Тебе бы хотелось участвовать в создании культа? Или что-то другое тебе важно было, применительно к герою твоего времени? Вы ведь из одного времени. Как сохранить память, не делая из неё культа?
— Мне кажется, Башлачёв не такая уж фигура, из которой легко можно сделать культ, «икону». Он гораздо сложнее. Он не такой массовый изначально. Да, было время, когда это работало как единый рок-взрыв. Сейчас нет взрыва... Так что я не думаю, что здесь есть опасность соорудить массовый культ Башлачёва, но вот подпустить в общую религиозную канву некую «ересь» не помешало бы. Такому я мог бы поспособствовать, потому что я считаю, что это было бы оживляюще для сознания и душ людей. Эта, как мы назвали, «ересь» в лице Башлачёва просто необходима людям!
— То есть когда мы говорим новым слушателям, что Башлачёв – это интересно, это хорошо, посмотрите, послушайте – они воспринимают это как глоток чистого воздуха, или как будто мы им нового героя навязываем? Как по-твоему?
— К сожалению, чтобы что-то донести и объяснить, нужно играть по правилам, воспринимаемым «паствой», грубо говоря.
— Говорить на их языке...
— Емельян Пугачёв почему назвался царём? Потому что иначе с ним разговаривать бы никто не стал. За ним бы не пошли, образно говоря. То есть он сыграл по правилам простого народа, черни, которые темны своим сознанием и понимают, что вот, царский персонаж и для них он уже как полубог, получается. Поэтому, если ты хочешь что-то объяснить «воцерковлённой пастве», показать им апокрифического святого персонажа, который выдвинут за рамки официальной библии, тебе тоже придётся сказать, что это тоже святой, просто он был с «церковниками» не согласен, поэтом они вымарали его из святого писания, а на самом деле он там был.
— То есть за «лжепророка» его подавать?
— Что-то вроде того...
— И тогда люди могут включиться в него по-настоящему?
— Я думаю, что тогда есть надежда. Другое дело, нужно было бы это Башлачёву? Может быть, это было бы категорически поперёк всей его сущности? Сложно сказать. Поэтому, если ты хочешь что-то подобное делать, ты очень большую ответственность на себя берёшь. Это нужно осознавать.
— Говорят, Башлачёв очень переживал, что он не может собирать большие залы, как другие музыканты с группами. Могло быть такое или это кто-то из музыкантов по себе судил?
— В какой-то степени могло быть, конечно. Если он в основном выступал для камерной аудитории, а в то время популярные рок-группы уже выступали на стадионах, и Башлачёв, зная себе цену как творцу, мог испытывать обиду, что он не обладает такими «рок-мощностями», этими атрибутами громкости, атрибутами массовости.
— Ему хотелось на большую аудиторию распространить свои знания, свою энергетику?
— Если бы это происходило сейчас, то он вряд ли бы этого захотел. Но в те годы на стадионах выступали существенные рок-группы – и с художественной точки зрения, и с социальной позиции. Они несли в себе заряд настоящего искусства и Башлачёв это тоже видел, и видел, что этих людей слушают стадионы, то есть стадионы понимают это. Он тоже чувствовал себя в этой струе рока. И когда его товарищей, поэтов, скажем прямо, послабей, чем он, но обладающих какими-то музыкальными и организационными талантами, слушают десятки тысяч людей на одном концерте, а его слушают десятки, но не тысяч... Конечно, он понимал, что это такой момент, что это не может быть всегда, что идёт период, когда это востребовано и хотелось бы использовать этот период с большей пользой. Наверное, о чём-то таком он задумывался. Хотя, как мы знаем, что все попытки «сделать рок» не увенчались успехом, причем, в первую очередь, потому что он сам не проявил большой инициативы. Видимо, его это чем-то отталкивало.
— Тебе как Близнецу легче его понять – «и хочется, и колется».
— Наверное, он пытался как-то себя заставить поверить, что это нужно, что это важно для художника – применить эти атрибуты массового восприятия. Но когда дело доходило до практики, как мы знаем, он вдруг уходил, ничего никому не объясняя. Молча вставал и уходил. То есть побеждало что-то другое, настоящее, более важное.
— И все же он выступал на рок-клубовских фестивалях! Среди групп… Он один был такой один – «сам по себе с гитарой» или были еще ему подобные?
— Рок-клубовские фестивали шли обычно не один день, поэтому мне сложно сказать, что было в другие дни, но в тот день, когда он играл с ДДТ больше не было акустических бардов. Наверное, это редкость крайняя для рок-клубовских фестивалей, пожалуй, это был исключительный вариант. Я не помню, чтобы кто-то кроме него так выступал.
— Ты помнишь реакцию аудитории на его выступление?
— Не помню, я знаю его выступление, уже по видеозаписи и там не видно публики вообще. Не понятно, какая там реакция. Помню, как он рвался к людям – бежал к ним от микрофона, нес туда свою песню, потом понимал, что его не слышно, возвращался к микрофону, пел в микрофон и опять рвался в зал, к людям!
— Это я веду к Фестивалю «Искры Электричества»… Попытки донести Башлачёва до человечества при помощи электрических концертов – это правильно? Может, лучше некая камерность, где десяток человек в зале, но люди воспринимают его так, как это было, аутентично?
— Конечно, Фестиваль «Искры Электричества» – это абсолютно правильно! Мы же не делаем дискотечные поп-концерты из песен Башлачёва. Это достаточно независимые мероприятия. Клубы большие, тысячники, но, по крайней мере, клубы, о Дворце Спорта речи пока не было, не знаю, может быть, теоретически это возможно, но, думаю, это довольно сложная затея была бы. Мне кажется, что если бы это был даже стадионного уровня концерт, то он не смог бы стать регулярным. Это всё-таки было бы разовое действие, но для нашей отечественной культуры это был бы только плюс, если бы такое мероприятие произошло.
— Меня пугают череповецкие фестивали... Туда приезжает много «звёзд» и люди приходят смотреть на «звёзд», а Башлачёв и не причём…
— «Звёзды» привлекают внимание к важным моментам в культуре, на которых эти же «звёзды» сами и росли, на которые ориентировались. Они делятся этим с публикой, так это нормально. Так, например, Lou Reed и The Velvet Underground приобрели мировое признание, задним числом, благодаря тому, что выросло поколение рок-звезд, которое когда-то вдохновилось их музыкой. Поэтому я и говорю, что это хорошо и важно в целом для современной культуры. Нужны массовые персонажи, понимаешь, не такие как я… Такие люди, которые могли бы Башлачёва приводить как один из важнейших культурных примеров нашей рок-музыки и вообще культура страны. И вот этим пренебрегать, конечно, не стоит.
— Как тебе кажется, что Башлачёву нравилось бы в этом времени и что не нравилось? Что нравится тебе и что не нравится?
— Я не знаю. Я слишком мало общался с Башлачёвым, и не могу даже предположить, что бы ему нравилось и что не нравилось.
— Но вы же с ним очень похожи! Можешь говорить о себе.
— Я его воспринимаю по его текстам, в первую очередь. Лично, как человека, я его практически не знал, не было такого, чтобы мы беседовали, и я не представляю, какой у него был характер, какой он был в общении, поэтому я могу о нём судить исключительно по его песням. А по его песням сказать о том, что ему нравилось бы, я не могу...
Анастасия Мурзич
Продолжение материала читайте тут.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
