В 2016 году известная питерская поэтесса Стефания Данилова взялась за прозу под псевдонимом «Атлас памяти», и кое-кто из нашей редакции даже клюнул на сказку про загадочного автора, не пользующегося соцсетями. Но летом 2017-го Стеф неожиданно раскрыла анонимность и презентовала «Атлас» в Питере и Москве. Всё зашло настолько далеко, что теперь к печати готовится книга! Портал Субкультура решил встретиться с писательницей, чтобы спросить, что всё это значит, – и неожиданно познакомился с её альтер эго. Из этого интервью вы узнаете о профессиональном раздвоении личности, о средстве от амнезии и о том, как из боли рождается красота. Итак, очень личная история одной литературной мистификации.
— Привет, Стеф! Сегодня мы с тобой поговорим как с прозаиком. У нас уже было интервью с тобой в качестве поэтессы, а теперь хотелось бы побольше узнать о твоей прозе.
— Стефания Данилова-поэт и Стефания Данилова-прозаик – это два разных человека, которых разве что зовут одинаково. Они даже выглядят по-разному.
— А как выглядит Стефания Данилова-прозаик? Так, как сейчас?
— Да. Если человек занимается совершенно разными вещами в жизни, это не может не влиять на его внешность. Когда я училась на литературных курсах одного известного современного писателя, нам показывали схемку «Дом и Лес». Это всегда круг. Сидишь дома, слышишь Зов, потом ты что-то делаешь и оказываешься в мире так называемого Леса, а потом начинается такая стадия, как маркировка личности. Чем бы ты ни начал заниматься новым. Когда я была только про поэзию, я выглядела по-другому.
— А теперь как? Вот ты просыпаешься, собираешься куда-то и выбираешь специальные вещи?
— Конечно, у меня в гардеробе один шкаф для поэта, другой для прозаика. (Смеётся.) Нет, это бессознательно происходит.
— Расскажи, с чего начался «Атлас памяти»?
— Изначально «Атлас памяти» был задуман мной как таблетка анонимности. Мне хотелось создать своё альтер эго, чтобы никто даже не догадывался, что это Стефания Данилова, поэтому я выбрала не стихи. Изначально тексты строились так, чтобы не был даже понятен гендер говорящего. Кстати, прозу я начала писать ещё с 13 лет, когда опять же под псевдонимом (страсть у меня такая, видимо) написала подростковый роман про девушку-кошку со сверхспособностями. Им зачитывались на форуме «Эгмонт» мои ровесники. Вероятно, я даже его издам, только перепишу нормально.
— А почему анонимность? Какие возможности она тебе даёт?
— Возможность объективности. Когда ты автор с каким-то уже более-менее узнаваемым именем, то очень часто читатели открывают произведение, видят имя, и если они тебя как Стефанию Данилову за что-то не любят, то они и текст любить не будут.
— А если любят – то будут сразу хвалить…
— Конечно. Мне всё-таки хотелось, чтобы относились к моим текстам как к текстам.
— Слушай, ведь «Атлас» участвовал во всяких конкурсах? Насколько реально анонимное участие?
— Абсолютно реально. С международным конкурсом «Колибри» было очень здорово: моё имя не знали даже члены жюри. Там сложная система – double-blind review, как в научных журналах, когда всё до последнего момента остаётся анонимным. И когда я узнала, что у меня гран-при, это было для меня «ого, ничего себе». Это помогло мне доказать, что я не выезжаю за счёт имени, что я сама по себе, в непривычной для меня текстовой сфере, тоже что-то могу. Эта победа стала для меня намного ценнее поэтических, потому что туда я уже давно за призами не хожу. Я иду на конкурс, только если понимаю, что мне там будет интересно.
— Кто он, герой «Атласа»? Это твоё альтер эго или совершенно другой человек?
— В «Атлас» может попасть кто угодно, сам того не подозревая. Бывает, что я сижу в кафе, вижу человека за соседним столом и подслушиваю его историю, если он говорит по телефону. Или могу идти по улице и увидеть девочку в какой-нибудь особой одежде, например, у меня есть текст про спбгушных девочек. На мой взгляд, это особая каста: непременно пальто, вишнёвые гетры, шарф, вот этот вот флёр, а вот мой текст.
— Ты пропускаешь их жизнь через себя? Или как это происходит?
— Мне очень близка теория формирования речи по Лакану: начальный этап – это «первичный бульон», второй – синтаксис, а в третьем она уже вылетает из наших уст. Всё, что угодно, в нашем мире делается по Лакану, и вот этот «первичный бульон» перманентно формируется у каждого человека, чем бы он ни занимался. У меня есть зарисовка «Поезд в 2010». Там просто девочка вышла из вагона, расстроенная тем, что только одна она из команды не выиграла Всероссийскую олимпиаду. И это было пронесено сквозь 6 лет.
— Как тебе удаётся не забывать эти эмоции?
— Иногда мне кажется, что у меня в голове сад с незабудками. У «Атласа памяти» есть медицинская функция – средство от амнезии. У меня была амнезия, я не помню больше месяца своей жизни. Я ходила пообщаться с психиатром в клинику, где мне диагностировали хроническую депрессию и напрописывали различных таблеток. Врач немного переборщил с дозировками, поэтому у меня были суровые галлюцинации. Мне всё время хотелось спать, и всё, что я помню из того времени – бесконечная сокровищница вроде той, что в Оружейной палате: кольца, цепи, броши, скипетры и державы невероятной красоты, такого я в жизни никогда не видела, хотя часто посещаю музеи. Позже врач мне сказал, что если в таком состоянии транслируется красивый бред, то и в мироощущении всё красиво. Я поняла, что это такая боль сквозь красоту, красота сквозь боль. По крупицам собирала месяц своей жизни и осознала, что «Атлас» мне поможет вспомнить. И не только мне. Кроме того, у «Атласа памяти» есть тёзка, он называется так же, но выглядит совсем по-другому. Это моя неслучившаяся тетрадь по черчению, в которую я вклеиваю бумажные свидетельства моей жизни: визитки мест, где я была, билеты с самолётов и поездов, кино и экскурсий, этикетки от духов, страницы из книг и много чего ещё. Всё, что я не хотела бы забыть. Все, что я хотела бы вспомнить, если все-таки забуду.
— А что касается аудитории: она у Стеф-поэта и Стеф-прозаика разная?
— Да. Вначале она совсем не соприкасалась с моей. Но люди делали репосты, и, конечно же, мои знакомые узнали об «Атласе». Дальше началось самое интересное: сижу я, никого не трогаю, и мне присылают мой пост. Я думаю: ну всё, меня спалили. Мне пишут: «Просто почитай, это невероятно! Не знаешь, кто бы мог это быть?» Думаю: что бы на это ответить? Пишу: «Чушь, мне не нравится, даже читать не буду». Потом я начала уже играть, присылала иногда своим знакомым: «Смотри, вот автора в сети нашла, что ты думаешь по этому поводу?» Когда совсем осмелела, стала делать репосты на свою страницу. Никто до конца не догадывался.
— Да, я помню, там так хитро всё было: заходишь на страницу «Атласа памяти», там всем заведует Стефания Данилова и пишет, что автора нет в сети, а она просто публикует его тексты.
— Да, это был уже второй период. Первый – полная анонимность, второй – когда я решила быть администратором. Но всё равно не палилась.
— А что сказала твоя публика, твои знакомые, когда выяснилось, кто же такой «Атлас памяти»?
— Они не думали, что Данилова докатится до такого. Какие-то анонимности, какие-то прозаические эксперименты. Но ещё больше они были шокированы причиной, по которой это произошло. Один мой близкий друг знал историю с «Атласом» с самого начала, мы обсуждали с ним фидбек, всякие забавные ситуации. И он однажды меня спросил: «Что же такого должно произойти, чтобы ты раскрыла анонимность?» И я говорю: «Определенно, что-то невероятное, например, мы с Х. расстанемся». На тот момент такая ситуация вообще не представлялась возможной. Но именно это и произошло. Я поняла, что я ещё долгое время не смогу себя вести так, как обычно. Сменила место жительства, избавилась от всего своего гардероба, духов, книг, полностью сменила кожу, походку и целый мир. Понятное дело, отказаться от поэзии полностью не могла, но мне нужна была пауза. Это был процесс реабилитации, очень долгий, это была работа с психологами. Я поняла, что мне хочется поговорить со своей публикой не о расставании и не стихами. И тут я вспомнила про «Атлас памяти». На тот момент мне казалось, что мне действительно нечего терять, но если бы эта ситуация не произошла, я продолжала бы хранить эту тайну и сумела бы издать эту книгу без упоминания моего имени.
— Есть такие вещи для тебя, которые лучше получается выразить прозой?
— Вышеупомянутых девочек из СПбГУ нельзя стихами. В них и так слишком много поэзии, чтобы об этом ещё стихи писать. Получается какое-то «масло масляное». На любых литературных курсах вам выскажут большое «фи» номинативности или, проще говоря, назывности. Хочешь написать кому-то «я тебя люблю» – не называй этих слов, хочешь написать, что тебе холодно – слова «холод», «мёрзлый», «замёрзший» фигурировать не должны. Играй.
— Бывали ли в истории «Атласа» случаи, когда герои себя узнавали?
— У меня два типа адресатов. Первые – с которыми я в контакте, про которых пишу легально, а вторые – которые совсем не в курсе. Есть в «Атласе» текст о том, как подруга везла меня в багажнике к одному человеку. И вот подруга на концерт пришла и вспомнила эту ситуацию, а тот человек даже и не подозревает, что о нём история чуть ли не в духе боевика существует и будет жить в книге, в магазине несколькими этажами ниже его квартиры. Люблю следить за лицами людей в зале, когда читаю прозу. Как будто сидишь за каким-то пультом с лампочками, нажимаешь – и человек вспомнил и засмеялся. Или нет.
— Давай теперь расскажем о том, как эта книга будет издаваться. На какой сейчас всё стадии?
— Сейчас она отправлена в «Рипол Классик» на редактуру. Изначально мы решили сделать краудфандинг и собрать 50 000 руб., чтобы издать книгу миниатюрным тиражом для своих. Но в день окончания сбора Сергей Михайлович Макаренко, генеральный директор «Рипол», предложил мне: а что, если?.. И я поговорила со спонсорами, это была очень откровенная беседа. Мы совместно решили, что эти 50 000 пойдут на сопровождение «Атласа» – чтобы это была не просто книга, а именно вселенная, жизнь. Это будет короткометражка, это будет запись альбома, это будет выпуск атрибутики – открыток, кружек. Я почему-то хочу, чтоб это были именно кружки. Чтобы память стала напитком.
— Ну и напоследок, для тех, кто захочет поспособствовать выходу книги: есть ли ещё такая возможность?
— «Атлас памяти» можно поддержать всегда. Люди часто мне говорят, что моё видение их помогает им очень многое понять о себе. Это напоминает мне одну старинную притчу, в которой художник взялся нарисовать царя через непроницаемую завесу. И когда царь отдёрнул завесу, он увидел там себя: художник так отполировал стену, что она стала зеркалом. «Атлас памяти» – как раз про это.
Фотографии Алисы Минченко.
Понравился материал? Подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram.
