Стефания Данилова – молодая и перспективная поэтесса из Санкт-Петербурга. В свой 21 год она уже является самым юным членом Союза писателей. Помимо этого она победитель многих конкурсов, обладатель престижной премии «Послушайте!» имени Велимира Хлебникова, автор 8 книг и поэт, чье творчество уже известно далеко за пределами России. Сегодня мы поговорим с ней о поэтической тусовке в Питере, о хороших и плохих поэтах, а также о том, как Стефания попала на полки книжных магазинов.
О хороших и плохих поэтах
– Как-то раз ты в одном из своих интервью сказала, что сейчас среди поэтов много плохих авторов. Как лично ты определяешь, кто из них хорош, а кто – нет?
– Человек, пишущий стихи, и поэт отличаются тем же, что и человек, способный купить всё золото мира, от царя Мидаса, обращавшего всё в золото против своей воли. Мне часто говорят, что у меня «радар» на вторых. Мне очень хочется верить, что это так.
– Ты часто говоришь, что тебе не нравятся простые рифмы, что нужно их избегать. Получается, что создание стихов в твоем понимании – это все же ремесло, нежели поток вдохновения? И что ты можешь сказать, например, по поводу Асадова, у которого все стихи – очень простые. Неужели не талантлив? Или просто наше время требует сложностей в стихах?
– Я говорила это в контексте обучения начинающих авторов, где «снежно-нежно», «бежал-дрожал», «поздравляю-желаю». Это история максимум про открыточный бизнес, но не про поэзию. Что касается Асадова, мне нравится у него один текст – «Как много тех, с кем можно лечь в постель», но исключительно в виде трека. Кто-то очень сильно это прочитал, и текст наложился на мои собственные размышления в тот момент. В целом, Асадов мне не близок. Я уважаю его личность и судьбу, тематики его текстов, но для меня в текстах очень важно «технэ», как говорили греки. В его стихотворениях есть и двойное дно; мне же близки те поэты, у которых есть и двойное дно, и море, и корабль, вздымающийся на его волнах. Поэты, похожие на хэмингуэевский айсберг, где сверху видна только 1/10 истории. Им можно всё, хоть одно и то же слово само с собой рифмовать. Был текст Андрея Муждаба, где рефреном «страшно холодно темно», он дадаистичен, но обладает некой магнетической силой – по крайней мере, для меня.
– Любишь ли ты вообще читать стихи? Как часто у тебя возникает желание познакомиться с творчеством того или иного автора? И если возникает, то где именно ты находишь такого поэта?
Читайте также
– Я выросла на стихах. Меня может привлечь ссылка в заброшенном паблике, возглас друга – «смотри-ка, да он крут», потрёпанная книжица, третий год не продающаяся в книжном магазине – как правило, там я нахожу что-то очень важное для себя. Однажды я зашла в церковный магазин и так приобрела для себя книгу местной свечницы. У неё удивительно простые стихи, но глагольные рифмы совершенно не мешают восприятию. Бумага была словно бы вся пропитана всем светом всех свеч, которых когда-либо касались её пожилые руки.
– Считаешь ли ты, что популярность всегда соответствует таланту пишущего человека?
– Расскажу сказочку. Жил себе и жил ВКонтакте поэт N, и было у него 100 000 подписчиков, и все штурмовали его концерты и носили цветы в зубах, кокаином в гримерке подкармливали. А где-то в том же Контакте спокойно писал и писал в стол, то есть в покинутый, никому не нужный пабличек, поэт X, который себя вообще поэтом-то не считал. Сложилось как-то раз, что оба наших героя на одной кухне оказались, где преданная рать Nне окружала, а у Х отродясь поклонников не было. Встал на стол поэт Nи громко сказал: а я хочу вам стишки почитать! И почитал. А потом почитал поэт X. А на кухоньке той министр культуры зашифровался под видом местного обывателя, или олигарх газпромовский, в общем, шишка какая-то важная, да и вкус литературный настоящий имеющая. А конец сами придумайте, какой нравится.
– Бывало ли у тебя такое, что ты находила очень хорошего поэта и помогала ему найти своего читателя? Расскажи, если такой случай имел место быть.
– Григорий Зингер, Екатерина Янишевская, Ксения Герцен, Александр Пелевин и Джек Абатуров – это пять авторов, чьи дебютные книги я издала в своей авторской серии «Разбег» вместе с Таней Богатырёвой. Сашу и Джека знали и до этого неплохо, но книжка – это все-таки книжка, бумажный мир даже в свете интернета менее весомым не сделался. Всё то, что мне нравится, я буквально беру и пихаю в уши, в глаза тем, кто прислушивается к моему мнению, и я вижу, что людям это нужно. Мои чужие любимые тексты пролайкиваются моей аудиторией не меньше, а то и больше моих. Мне нравится открывать людям что-то ещё замечательное, чего они могут не знать.
О поэтической тусовке в Питере и Москве
– В Питере живет очень много авторов, это заметно по большому числу людей, участвующих в поэтических конкурсах/чтениях, но существует, как мне кажется, некоторое количество людей, чей талант неоспорим и такие авторы все время держатся вместе. Я привыкла называть это «поэтической тусовкой». Чувствуешь ли ты свою принадлежность к подобным группам? И как туда вообще попадают люди? Набирая 1000 лайков и репостов?
– 1000 лайков можно накрутить Лайкомером (я не пробовала, но я знаю, что можно), репосты тоже можно набить… Это как облачить обычного человека в лучший костюм Гамлета и выбросить на сцену играть Шекспира – ничего хорошего из этого не получится. Главная проблема тусовки – это то, что у каждого понятие тусовки своё. Моё – в том, что если кому-то необходима помощь, я её посильно оказываю. Чьё-то – в том, чтобы бухать рядом до невыразимого состояния и гордо говорить, что «пил с поэтами» - я реально знаю таких людей. В тусовке должна быть некая закрытость, элитарность. Вот в Москве есть «Турандот», где чашка кофе 900 р, а вход только по критерию узнавания тебя охранником. Для этого ты должен быть медиаперсоной и мелькать, как минимум, на России-1. Но, в целом, те наши поэты, которые приходят на сборные солянки не только себя послушать, как правило, достаточно приятные люди в общении. Я бы ещё сказала, что тусовка поэтов для меня – это те люди, с которыми ты вообще о поэзии разговаривать не можешь, не хочешь, потому что другие темы куда более интересны.
– Есть ли место зависти, может даже ненависти среди популярных поэтов в Санкт-Петербурге? Просто из-за того, что у кого-то подписчиков в паблике больше? Все-таки вы делите между собой одну аудиторию.
– Все прекрасно понимают, какие люди в Питере «на коне». Это измеряется не только количеством, но и качеством аудитории, приходящих на концерты. Если на выступления ходят только одни и те же друзья, или восторженные дамочки из ПТУ – это не показатель хорошей аудитории. Многие мои друзья не ходят на мои вечера, потому что нам интереснее общаться тет-а-тет, чем вращаться в атмосфере стихов, которые они и так прекрасно знают. Что касается зависти, ненависти – это без меня. Я по-настоящему завидую только тем, кто давно мёртв. Зависть синего цвета.
– Ты являешься победителем конкурса «Поэзия Масс». Часто ли ты посещаешь подобные конкурсы? Как вообще относишься к ним? Не считаешь ли ты, что твоя слава идет впереди тебя, и победа тебе была обеспечена несмотря ни на что?
– Я выросла на олимпиадном духе, он не так-то просто выветривается из головы. Мне нравится соревноваться с равными. На «Поэзии Масс» №3 я намеренно шла за реваншем, после проигрыша на ПМ№1, но видя своих соперников, не надеялась на это. Когда отпускаешь ситуацию, всё становится легче и проще, и даже выиграть можно. Это как на Всероссийской олимпиаде исписываешь 14-ю страницу тетради уже онемевшей рукой, пишешь, что придёт в голову, не думаешь о балловой таблице, которая решит твою судьбу чуть ли не на годы вперёд. Здесь полезен принцип «у-вэй»: делай, если нужно, и не делай, если не нужно. Про «слава идет впереди тебя» - мне бы не хотелось идти за кем-либо. Тем более, за собственной славой. Я просто иду, и всё. Иногда это вырастает в «пришла, увидела, победила». Иногда в «пришла, увидела, проиграла». Я – homoludens.
– Замечаешь ли ты какие-нибудь тенденции в современной поэзии? Может, новые темы появляются?
– Я не читаю 90% того, что ежедневно выплескивается в поэтические паблики, поэтому не мне судить. Из тех тенденций, что я приветствую – затрагивание необычных тем, написание стихов про, например, психологические девиации, сказки из блиндажа, вплетание аллюзий из других форм искусства – музыки, в частности; разговоры с мёртвыми и прочая мистика, далеко выходящая за стихирную поэзию 2008 про ангелов и демонов. Очень многие молодые поэты активно пишут о Вере в различных её проявлениях, о русской смерти, о ностальгии по детству. Лично я развиваю тему синего цвета. Мне кажется, он достоин того, чтобы о нём говорили как о городе, как о человеке. У меня очень личные и тесные взаимоотношения с ним.
– Видишь ли ты вокруг себя подобных тебе авторов по мышлению, духу, восприятию мира?
– Без этого не было бы «Разбега», не было бы второго книжного стеллажа в моей комнате, который специально для этого куплен был, не было бы и паблика vk.com/sexondhand, куда мы с Катей Янишевской, обладая схожим вкусом, постим то, что нравится нам. Из поэтов я отдельно отметила бы Татьяну Богатырёву. Это действительно поэт-Вселенная.
– Не было ли у тебя желания создать свое литературное течение? Вот были ведь футуристы, акмеисты, имажинисты… Почему же сейчас есть какие-то фигуры, а за ними – только публика?
– Значит, мы – фигуристы и публицисты (смеётся). Я бы создала течение синэстетов, продолжила бы эту линию от Набокова и Скрябина. Мне нравятся те поэты, творчество которых можно прочесть не только по буквам, но и по цветам. Я синестетик, я действительно вижу буквы в цветах, слышу их запахи, и поэтому «Ада» была для меня вкуснейшим открытием, но и не только, далеко не только она.
Об издательстве ACT, Вере Полозковой и про игру в классики
– Недавно у тебя вышло две книги, обе издавались в ACT. Расскажи, как так получилось, что тебя решили издавать?
– Илья Данишевский, мой издатель, не дал мне однозначного ответа на этот вопрос. Говорит, что это была цепочка каких-то совпадений, которая вылилась в такой результат. Первая от АСТ, «Веснадцать», - это избранное из предыдущих шести, а «Неудержимолость» совсем новая, но мне уже за неё стыдно.
– Твои книги очень похожи по формату на книги Веры Полозковой. Стиль написания стихов тоже чем-то схож. С чем это связано?
– Это не ко мне. У издательств есть какие-то общие правила, каноны для издания массовой – господи, какое ужасное слово - поэзии. Если бы я управляла процессом, я бы, конечно, всё по-другому сделала. Зато стихи в моих книгах писала не Полозкова. Стиль? Да, у меня и у Веры есть ассортимент ритмических рисунков, я формировалась не без её стихов, в конце-концов, но, думаю, «Неудержимолость» уже полностью лишена каких бы то ни было отголосков, которые бы я не могла объяснить.
– Кто для тебя будущая классика в поэзии? И можешь ли ты причислить себя к классикам?
– Я – классики, в которых играют. Кто-то будет прыгать от книги к книге, как по квадратикам с цифрами, и, возможно, обретать в этом смысл. Я просто очень люблю Кортасара. Я не могу ответить серьёзно на этот вопрос.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
