Павел Карачин — поэт и автор-исполнитель музыкальных произведений, которые «поднимают наиболее острые социальные, психологические и философские проблемы». Его тексты прямолинейны, а порой жестоки и циничны, но при этом вызывают не только негодование и гнев, но энергичное желание улучшить действительность, по мере своих сил. Этой зимой у Павла вышел новый сборник «Памяти самого себя», объединивший юношеские произведения автора, уже бунтующего против несправедливости, но ещё полного веры в возможность изменений... Мы поговорили с Павлом о новом релизе, а также поинтересовались, готовит ли он новый злободневный материал.
— Не станем ходить вокруг да около, хотим сразу узнать побольше о вашем новом релизе «Памяти самого себя». Тем более, название скромничать не располагает. И в голову сразу же приходит строчка «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» Можно ли считать этот сборник самым личным в вашей дискографии? Создается впечатление, что в этот раз вы больше смотрите вглубь себя, нежели по сторонам?
— На самом деле всё немного не так. «Памяти самого себя» — действительно памятник. Памятник ребёнку, которого давно нет. Ребёнку, который верил, что мир можно изменить стихами и песнями. Этот материал — самые ранние мои произведения. Первое из них — «Цинизм» датировано 1990 годом, когда мне было 13 лет. В то время события развивались с поразительной скоростью и все было интересно… Как раз теперь мирок с каждым днём все сужается, а «взгляд по сторонам» — это всего лишь утомлённое огрызательство на внешние раздражители…
— Поспособствовало ли как-то пандемийное время развитию вашего творчества?
— Возможно, пандемия дала толчок к работе именно над этим материалом. Во время карантина очень своевременно, на мой взгляд, вышел наш предыдущий альбом «Вавилон» — антиутопия, постапокалипсис. Очень объёмный — на двух дисках и бесконечно мрачный. И после этого захотелось сделать что-то не то чтобы весёлое, но отвлечённое, не имеющее к сегодняшнему моменту никакого отношения. Так возникла идея «Памяти самого себя». Ничто не происходит случайно — именно в этот момент мы снова встретились на одном из концертов с Любовью Коротченковой — прекрасным человеком, первым музыкантом, согласившемся аккомпанировать моему чтению на сцене в начале 2017 года. Я предложил ей поучаствовать в записи, и она согласилась.
Читайте также
В остальном карантинные времена выдались абсолютно непродуктивными. Я написал один стих «Карантин» — он войдет в новую программу — и больше ничего. Мои взгляды на мир никак не изменились, я всегда ожидаю чего-то подобного. Разве что забавно было наблюдать воочию, как люди верят ушам, а не глазам. Кого ни спроси — никто из знакомых от ужасной заразы не умер, многие переболели в штатном режиме, как гриппом, но все боятся: «Зря не скажут, дыма без огня не бывает...» Бывает, друзья мои! Имя ему туман. Мне даже нравился локдаун — на улицах никого нет, транспорт пустой, никто не шумит и не толкается… Ха-ха-ха! Как я неоднократно заявлял, все беды от того, что люди бесцельно шляются туда-сюда. Есть у тебя благоустроенная квартира — в ней и сиди.
— Вы и ваш внутренний «Я» друзья или враги?
— Скажем так, союзники. Хотя грань с каждым годом становится всё более и более незаметной, и компромиссы, на которые внутренний «Я» ради «Я» внешнего с легкостью шёл еще лет 10 назад, сегодня уже практически невозможны. Сегодня внешний всё чаще уступает внутреннему. Разумеется, они вступают в противоречие — в этом суть человеческой природы. Тот, у кого внутренний и внешний «Я» полностью совпадают во мнениях, становится или законченной сволочью, или святым — в зависимости от того, какой из «Я» победит.
— Какие события, личные или внешние, легли в основу «Памяти самого себя»? Чем, проще говоря, вдохновлялись, когда делали эту работу? Что за период 1990-1998, указанный на обложке?
— В 1990 году в школьном сочинении по пьесе «Гроза» я назвал Катерину не очень красиво. Это вызвало большой скандал, собрался педсовет, вызвали в школу мою матушку — а она у меня женщина очень строгая — и меня долго распекали даже не за употребление какого-то слова, которое вроде бы не пристало упоминать учащемуся советской школы, а за то, что я посмел высказать собственную точку зрения, идущую вразрез с общепринятой позицией. Дескать, кто я такой, чтобы спорить с Добролюбовым и тем более с Минобразом? Кто я такой, чтоб иметь собственную точку зрения? И кто я вообще такой? Разумеется, я сегодняшний надо всем этим только поглумился бы, но тогда мне было 13 лет, я был ребёнком, и мне было страшно. Педсовет закончился, я вернулся домой и написал «Цинизм» — стих о том, что вещи нужно называть своими именами. Я не планировал стать поэтом — мне просто хотелось как-то высказаться.
А потом грянул 1991 год. Темницы рухнули, и Свобода нас встретила у входа. Не сказать чтобы ласково, но не в этом суть. Неформатное искусство — литература, музыка — стали общедоступными. Все мои друзья захотели стать рокерами и я, разумеется, тоже захотел. Именно в тот момент я познакомился с группой «Гараж» — моими сверстниками, творящими Высокое Искусство в автомобильной яме, и с огромным удовольствием к ним примкнул. Я написал ещё несколько текстов в песенном формате и показал друзьям. Им понравилось, и одна из вещей — «Памяти самого себя» — была включена в концертную программу. Так я дебютировал в качестве вокалиста. В 1995 году был записан акустический альбом «Небесное Зеркало». На гитаре играл лидер «Гаража» Иван «ИФ» Фесенко, а я пел. Ну, как пел… Мимо аккордов и нот, разумеется. Ни о какой студии речи, понятно, не шло, записывались у меня дома на диктофон — двигали его по полу, определяя точку, в которой равно слышно и гитару, и голос. Эта запись получила статус черновой, и мы все собирались переписать её когда-нибудь начисто. Ха-ха-ха! Вот и переписали 25 лет спустя…
С «Небесным Зеркалом» вышел забавный случай. Мы мало кому давали слушать его — разве что в ознакомительных целях. Но однажды я опоздал на электричку при пересадке в Твери. Механизм ночёвки в любом городе в те времена был стандартным: купить пару бутылок водки и найти на улице кого-нибудь, кто отвечал бы гордому званию неформала. Довольно быстро я познакомился с парой молодых людей явно неконформистского толка и отправился вместе с ними на квартиру. Прослушивание музыки — обязательный и неотъемлемый атрибут любых посиделок. И вдруг хозяин квартиры говорит: «А вот смотри, какой чувак объявился», ставит кассету, и слышу я знакомые звуки… «Зеркало»! Послушали… «И что, вам нравится?» — спрашиваю. — «Он же петь не умеет, ни в одну ноту не попадает, да и запись — лажа! Где вы вообще это взяли?!». Так мне едва морду не набили за полное непонимание рока как явления.
В 1996 году мы с Иваном записали второй мой альбом «Константа». Тем же способом в недостроенном помещении бирюлевской овощебазы. Эта работа получилась более качественной, её уже показать людям было не так стыдно. Планировался третий альбом «Письма Мёртвого Человека», но руки так и не дошли.
Я люблю 90-е годы. Вы спросили, какие события вдохновили? В те времена каждый день происходили какие-то события, открывались новые возможности, появлялось что-то интересное. А главное, общий вектор был направлен в сторону улучшения окружающей действительности, и была надежда на светлое завтра. Поэтому материал «Памяти самого себя» не то чтоб оптимистичный, но, по крайней мере, не пропитан удушающей безнадёгой, являющейся визитной карточкой моего современного творчества.
1990-1998 — это даты начала и конца первого периода моей творческой деятельности. Рождение и смерть мальчика, слагающего неумелые стишки, на что-то надеящегося и пытающегося изменить мир с помощью своих косоротых виршей.
— Сейчас вы всё так же продолжаете начитывать стихи, а не петь их. Хотя иногда грань совсем стирается. В одном интервью вы даже заявили, что не умеете петь, хотя по записям с этим утверждением можно было бы поспорить. Почему всё-таки не песни, а стихи под музыку?
— Ну, так петь-то я ведь не умею. И это действительно так. Кипелов вот умеет петь, а я нет. Голос — такой же музыкальный инструмент. А я не могу отличить звуки скрипки от звуков трубы. За то время, что мы работаем с Алиной и Александром, я еле-еле научился попадать в ритм. Но ведь человека, постукивающего по столу в такт музыке, не называют музыкантом. Так что какой из меня певец… Без ложной скромности скажу: блажен тот, кто признаёт собственные недостатки. Однажды в комментарии мне один «коллега» объявил: дурак, дескать, не знает, что песни петь надо! Ну, послушал я его творения… Вот ему петь не надо бы точно.
Впрочем, я даже рад — полная моя немузыкальность позволила мне найти жанр достаточно редкий вместо того, чтобы пополнить собой легионы посредственных «певцов». А то, что этот жанр нравится не всем… Так ведь ни один жанр «всем» не нравится. К тому же, если б я со своим материалом вдруг сумел собрать стадион — это был бы даже не тревожный знак, а неоспоримое доказательство свершившейся культурной и эмоциональной катастрофы в умах человечества.
— Какое творческое произведение (не обязательно ваше и не обязательно музыкальное), по вашим ощущениям, лучше всего передает представление о человечестве прямо сейчас? Чтобы вот попало оно в руки инопланетянину — и тот сразу всё понял и, возможно, развернул свой корабль прочь от Земли. Вопрос навеян приготовлениями нашей редакции к минувшему Дню космонавтики :)
— Здесь просто: «Русское поле экспериментов» Егора Летова. А ещё пусть инопланетяне Пелевина почитают или Паланика. А из моих — «Круг».
— Ну и раз уж речь зашла о человечестве. Можно только представить, какие произведения рождаются у вас в связи с последними событиями. Уже написали что-нибудь злободневное?
— Вы не поверите, но у меня сейчас вообще ничего не рождается. Два года ничего не писал. Наверное, потому, что нового-то ничего не происходит. Ничего такого, что я не отразил бы в своих произведениях раньше. Политическая агрессия? Давным-давно написаны «Приоритеты» и «Гренада». Ядерная угроза? «Круг» и «Двадцать Первый». Тотальная цензура? «Экзекуция». Железный занавес? «Кромешный Эдем». Горделивое раздувание щёк ничтожествами? «Никто».
Я не хочу ничего писать на злобу дня. Вот смотрите: материалы для «Памяти самого себя» написаны более 30 лет назад, а ведь не устарело. Я ни одного слова не поменял в оригиналах — и тем горжусь. Циклу «Призраки» в будущем году исполнится 15 лет — и тоже словно вчера написан. А есть у меня цикл «Волчья Яма», датированный 2016 годом, так он уже практически себя изжил. Всё потому, что вещи там злободневные, сиюминутные. Скучно, неинтересно… Любой творческий человек всё-таки старается плюнуть непосредственно в вечность, а оплевывать каждый отдельный казус — никакой слюны не хватит…
— Раньше вы говорили, что цензуре до вас дела нет. Сейчас придираются даже к репостам простых людей. Не поменяло ли это вашу точку зрения насчет градуса откровенности?
— А почему моя точка зрения должна поменяться? Напротив, я укрепился в своих убеждениях. Когда же ещё проповедовать-то, как не в смутные времена? Когда всё тихо-мирно-спокойно, кому ты нужен? Для «отдыха и развлечения» есть Клава Кока. Видите ли, на мой взгляд, кризис явления, называемого «русским роком», в том и заключается, что повымерли мученики. Если вспомнить раннюю волну — скажем, конец 70-х-начало 80-х, люди за свои слова и убеждения в тюрьмах сидели, в дурдомах. Находясь в бегах, давали подпольные концерты, делали записи. Кто из современников на это готов? Что б чего не вышло, будем литовать, прилизывать тексты, а ещё лучше — петь кавера на «Мираж». Причём в онлайн-трансляциях, потому что власть не одобряет живых сборищ. А уж если вживую, то заставим зрителей на входе наносить на лоб штрихкод, а сами наденем намордники с нарисованным символом свободы — анархией. Мы же бунтари! Эх-хе-хех… Когда-то в одном из интервью Летов сказал примерно следующее: каждый автор должен чётко знать, что именно за эту песню его убьют. И если он всё же осмелится её спеть, то это — настоящая песня. А остальное мусор, шелуха. Совершенно верно, по-моему.
Кстати о шелухе. Кризисные времена оказались отличной проверкой на вшивость. Показали, кто есть кто. Мне больно и стыдно смотреть, когда индивиды, ещё пару лет назад восторгавшиеся моим творчеством, теперь придерживаются совершенно иных взглядов. Стыдно потому, что я не сумел до них ничего донести, зря только глотку рвал. «Мне очень стыдно, когда не видно, что услышал ты всё, что слушал» (с) А. Башлачев. На последний концерт пришло вдвое меньше народа, чем на «Вавилон», где я клеймил и обличал. Но «Вавилон» был «до»… А с недавних пор в ходу следующий пассаж: «Я, конечно, в целом не поддерживаю, но в такой момент...» Да нет, дорогой, ты или «За» или «Против» — посередке быть не получится. Я не из тех, кто легко меняет свои убеждения в связи с текущим моментом.
Есть такая поговорка: «Назвался груздем — полезай в кузов». Я — ортодокс. Я был против, остаюсь против и всегда буду против. А противостояние ортодоксов с раскольниками — теми, кто в одночасье предал всё, что исповедовал ранее, существует всегда. Но я горжусь тем, что никто не скажет, что я в своём творчестве обманул, призывал к тому, в чём сам участвовать не собираюсь, или пропагандировал то, во что не верю. А шелуха отваливается и исчезает — оно и к лучшему. Их не переубедить, да и не ставлю я перед собой такой задачи. Лучше пятеро слушающих, чем пять тысяч глухих.
Так что я продолжаю продолжать рассказывать о том, что меня беспокоит, теми словами, которые сочту уместными. Единственное проявление цензуры, являющееся для меня приемлемым — ориентирование концертной программы на конкретного слушателя. Чаще всего я заранее спрашиваю организатора о пожеланиях по репертуару. Материал у нас, слава Богу, разнообразный, и все свои произведения я люблю в равной степени, поэтому никакого душевного диссонанса в этой связи не испытываю. А в мероприятиях, формат которых претит моим убеждениям, я просто не участвую. Если же концерт организую я сам, то рамок нет вообще — своя рука хозяйка и чёрт мне не брат.
— Есть ли у вас творческая амбиция, которая еще не реализовалась?
— Ха-ха-ха! Нобелевскую премию получить и в школьную программу попасть!
Разумеется, есть. Я не могу точно сформулировать, но постоянное чувство неудовлетворенности — стимул к движению вперёд. Хочется написать произведение, не уступающее Божественной Комедии, хочется записать альбом, достойный платинового диска, хочется сыграть концерт на барже, плывущей по Темзе… Ну или хотя бы, чтобы новый стих и альбом были лучше предыдущих. Без подобных амбиций — как можно вообще чем-то заниматься?
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
