18 сентября у певицы с творческим псевдонимом Polsha вышел альбом «Человек». Несколько дней назад он попал в «Субкультуру» на обзор. Я включила его на Spotify, сначала просто впечатлилась гармоничными и сложными текстами, совершенно особенной мрачностью в духе того самого «Формалина» Flёur — ему TikTok дал вторую жизнь прошлой зимой. Послушала один раз, второй, третий. Вслушалась. Закинула в плейлисты. Твитнула об этом. Подруга спросила: «Это та, у которой „Анчар“?»
Да. Это та, у которой «Анчар». А теперь есть «Человек», и этот альбом необходимо послушать, если вы тоже находитесь в вечном поиске хорошей отечественной музыки — не танцевальной, не трендовой, но самобытной и интеллектуальной. Написанной без алгоритмов хита, но с умом и сердцем.
«Человек» состоит из восьми композиций. Каждая — лабиринт, выход из которого вряд ли найдёшь с первым прослушиванием, пазл из отсылок на литературу, историю и даже политику. И это не name-dropping, это Польша. А у Польши за спиной Литературный институт, впереди – «я буду петь в „Крокусе“». Вся музыка — о женщинах голосом женщины.
Ничего веселого в альбоме вы не найдёте — придется много думать и, возможно, даже читать Маяковского. Много рефлексии, мыслей о смерти, борьбе, протесте и любви в стиле 90-х — не бандитских, а экспериментальных. Приятных и неприятных одновременно. Противоречивых.
«Субкультура» поговорила с Польшей, чтобы понять, как её правильно слушать. О влиянии литературы на тексты, 90-х — на музыку, прошлое — на настоящее — большое откровенное интервью.
— Расскажите про себя. Кто такая Польша? Как давно она занимается музыкой? Почему именно ей?
— Наверное, один из самых сложных вопросов. Отвечу просто: я — пророк. Самое емкое слово для всей той претенциозной фриковатости, которой обладают творческие люди, посвящающие свою жизнь искусству. Меняю мир, людей, сознание, восприятие, философию, литературу, социальный фон и т.п. Полностью поглощена своим делом. Много читаю, пишу, записываю, веду блоги, сейчас добавила ко всему прочему съемки. Из-за ковида выступления стали возникать реже, но, тем не менее, выступаю в том числе. Если сильно упростить, то моя работа заключается в том, чтобы постоянно расширять свои знания о языке музыки, литературы и кино, чтобы доносить до слушательниц свои идеи и мысли. И вдобавок к этому включать в свою жизнь активность, необходимую в продвижении, например, те же самые интервью.
Музыкой занимаюсь с 4-х лет, но этот путь был не очень гладким. Я мечтала петь, мне же наняли преподавательницу по фортепиано. Затем было две музыкальные школы, в которых мы пропускали вокал до определенного класса. Не знаю, почему, но моя семья игнорировала эту музыкальную область, хотя ничего против не имела. Просто как-то это осталось за кулисами. Еще было несколько попыток записаться на пение, но тщетно. К музыке в том виде, в каком она есть сейчас, я пришла только в 12 лет. Подростковый возраст, увлечение роком, мама, купившая гитару и синтезатор, хор, а затем и вокал.
Сложно ответить, почему именно музыка: меня никогда не раздирали сомнения, кто я, зачем живу и чем мне заниматься. Я это просто знала с самого детства. В моей голове есть образ меня — «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Я и пою, и пишу, и собираюсь снимать в кино, более того, у меня на жизнь есть планы и более глобальные.
Но все-таки я не позиционирую себя как музыкантку. Мое образование именно по классу фортепиано, но на нем я не пишу себе музыку. На гитаре я самоучка и отдаю себе отчет в том, что 5 аккордов — это, конечно, непрофессионально. За какими-то особыми навыками вокала тоже не гонюсь. Сила моих песен в хороших природных данных и в текстах. Я пишу ради того, чтобы создать текст и спеть его. Музыкальная сторона вопроса, конкретнее, аранжировки и непосредственно игра для меня — скука смертная. Не мое это.
Так что я поэтесса, я литератор, я писательница, философиня и т.п. И путь я видела именно этот. Почему? Ну, вот родилась я с такой миссией. Тут не о чем размышлять, я нашла ее, она меня, нам вдвоем хорошо. Это данность.
— В ваших текстах очень много отсылок — на отечественную и зарубежную литературу, на музыку и музыкантов, на исторические события. «Ведь ты мой самый неудачный прообраз Онегина», «Какой же я все-таки Печорин», «И спаси Мата Хари и Диану в тоннеле», «Но всплывает „Корабль“ Светланы Сургановой» — малая часть. Они оживляют повествование, делают его реальным, близким, почти осязаемым. Это намеренный прием, или иначе просто не пишется?
— Разумеется, все отсылки продуманы и осознаны. Над текстом я очень много работаю. Вернее будет сказать: работала. Все необходимые базовые навыки я получила в процессе обучения в Литературном институте. Именно там происходила «работа». Я осваивала все приемы, экспериментировала и продумывала текст, подбирая каждое слово. Сейчас у меня есть возможность просто использовать навыки, ставшие частью моего авторского стиля, в удовольствие. Вообще любой текст сейчас создается, скорее, по принципу «естественного гения»: я его просто пишу.
Но если говорить конкретно об отсылках — это основа моего творчества. Все-таки оно концептуально.
Во-первых, литературные тексты — это то, что является лучшим источником знаний любой исторической эпохи. Поэтому моя задача насыщать их деталями конкретно нашего времени, чтобы по ним легко было восстановить обстановку изнутри. Не только потому, что это будет интереснее делать, нежели читая учебники, не только потому, что именно здесь будет правда, но и потому что это весело. Одно дело читать об условном Гумилеве в учебнике, а другое дело какие-нибудь дневники и воспоминания, где мы видим такой же живой бытовой процесс жизни, как и у нас. Те же новости, люди, проблемы, события и посиделки.
Во-вторых, моя задача постоянно взаимодействовать с наследием прошлого. К сожалению, всем нам с детства вдалбливали в головы, что историю нужно уважать, значимые лица нужно уважать, память нужно уважать. Вдалбливали, вместо того, чтобы объяснить, почему. Поэтому вместо рефлексии на эту тему мы имеем совершенно нормальный протест: «Ну, зачем мне читать Фонвизина, ну, как мне это в жизни поможет и неужели я без этого не проживу?» Но опыт прошлого важен по нескольким причинам. Основная — любой вид искусства и любая попытка человека взаимодействовать с людьми посредством некоего массового диалога — это попытка найти ответы на все волнующие вопросы: что есть жизнь, зачем мы живем, что будет после смерти, как жить правильно, как жить счастливо, почему все так плохо и как сделать так, чтобы стало хорошо? Собственно, так и менялись литературные направления: найденные пути решения оказывались бесполезными и неработающими, вытесняясь новыми, потенциально правильными.
Наша задача как людей, заинтересованных в жизни комфортной, знать, какие мысли на этот счет появлялись в культурном пространстве раньше. Чтобы отсеять то, что не подошло, осознать, почему, что-то доработать или же создать принципиально новое. Как, например, происходило, когда в литературу ворвались модернисты. Они попытались создать новую философию с нуля. В общем-то, и мы так можем.
Плюс приятно думать, что мы в нашем одиночестве не одиноки. И даже если мы не ставим себе такую цель — изменить жизнь своими руками, все равно хорошо бы ориентироваться в ней, так будет проще, как минимум, найти свое место.
Поэтому мои отсылки всегда про интертекст. Я показываю, какие еще были точки зрения. Я их адаптирую, я с ними полемизирую, я их улучшаю или отвергаю полностью. Я сохраняю память о людях талантливых, я учу думать через диалог с наследием, или же я просто расширяю какую-то тему до предела. Ну, а заодно наполняю песни деталями нашей эпохи, особенно, если это отсылки на массовую культуру. Мне очень нравится читать тексты, из которых можно узнать, что в 20-м веке ели, пили, смотрели, рекламировали и т.д. Одна нагугленная отсылка — и ты полчаса погружаешься в историко-культурологическую лекцию.
Само понятие «не пишется» в моей жизни встречается редко. Я должна разве что не хотеть жить, чтобы мне «не писалось».
— Вернемся к Онегину и Печорину. Какие у вас отношения с русской литературой? Складывается впечатление, что уникально близкие.
— С русской литературой отношения и правда очень близкие, как я уже упоминала, я закончила Литературный институт. То есть, 5 лет жизни я только и делала, что читала и училась читать. Затем еще какое-то время преподавала.
Знаете, в моей жизни и работе самое грустное — это то, что школьную литературу практически никто и нигде не умеет преподавать. Люди выходят из школы, искренне веря, что «личное мнение» — это аргумент в рамках обсуждения произведения, литература — это про страдание, а «синие занавески» — это «просто синие занавески». Распространена идея, что вредные учительницы выжимают из нас то, чего в литературе нет. Или же, что они «запрещают высказывать мнение».
Однако литература — это всего лишь сфера, где есть ровно одно мнение в рамках одного произведения — авторское. Он его зашифровывает. Наша задача разгадать, порефлексировать и уйти с определенным внутренним монологом. Степень свободы трактовки каждый автор определяет сам.
Я изучаю все произведения, на которые ссылаюсь, «от» и «до». Я знаю контекст, бэкграунд, знаю, как употребить эти мысли в собственном творчестве, знаю, какие и зачем использовались символы, знаю, как разгадывать тексты. Перечитываю произведения постоянно, чтобы находить все больше «пазликов» к пониманию замысла и получить обновленные впечатления.
Мне близка именно русская литература, потому что я боготворю язык как метод работы, мне очень нравится работа над словом. И потому что у меня еще руки не дошли добраться до зарубежки основательно: зная исторический контекст и общую направленность развития чужой культуры. Так что зарубежная литература — это пока что кусочки витража, а в русской литературе я вижу причинно-следственные связи с общественной жизнью и историческими событиями, что помогает мне понимать логику создания того или иного произведения.
— Ваши любимые поэты?
— По-своему я люблю всех. За редким исключением. Не люблю Мандельштама, Бунина, Тютчева и несколько современных имен.
Из любимых набор классический: Пушкин, Маяковский, Хлебников, Есенин, Блок, Бродский, Цветаева, Высоцкий, в какой-то мере Евтушенко и Ахмадулина, Георгий Иванов, Андрей Белый и Ходасевич. При этом я получаю удовольствие от чтения и Фета, и Некрасова, и Лермонтова, и Гумилева, и прочих. Потому что удовольствие не в самом чтении, а в умении читать. Мне очень нравится, когда получается верно разгадать текст.
Из зарубежных — это Лорка, частично Байрон, Сапфо.
Читайте также
— 18 сентября вышел альбом «Человек». Про него не расскажешь в двух словах, поэтому назовите какую-нибудь очень громкую (или наоборот самую тихую) мысль, которая убедит нашего читателя его послушать.
— Ох, с побуждением что-то сделать у меня сложно, я не пиарщица, никогда не умела просить послушать первый раз. Могу убедить в том, что меня нужно любить всю жизнь уже в процессе пения, но сделать первый шаг — трудно. Я могу сказать, что, конечно, не сильно вижу смысл слушать кого-то кроме меня, не послушав меня. Это большая потеря. Могу сказать, что лично знакома со смертью и много об этом пою — есть смысл ознакомиться. Но скажу, наверное, что рано или поздно все равно я-таки дойду до ушей большинства, поэтому, в целом, можно и не спешить. Чтобы оттянуть этот приятный момент прослушивания «в первый раз». Как премьера фильма «Один дома».
— Как писались тексты для «Человека»? Как вы вообще работаете над смысловым содержанием песен? Это очень интересно, учитывая, что тесты Польши достаточно неочевидны и даже сложны для восприятия слушателя, не привыкшего мыслить, например, образами.
— Тоже очень сложный вопрос. Дело в том, что работа над текстом происходит не в момент написания. Я не зря постоянно читаю, разговариваю и думаю. Я набираю себе много мыслей, я их обсуждаю, я слышу слова и переставляю их у себя в голове, я ловлю ритм, идеи, образы, я каждое новое стихотворение (прочитанное) могу обдумывать месяцами, особенно в контексте создания. Я встраиваю это в свой мир и нанизываю на это собственные смыслы. Провожу параллели и сравнения, образно размышляю. А вот в момент создания текста я просто сажусь на пол с гитарой и начинаю его либо слышать, либо сразу петь. Все создается на одном дыхании. Просто на 3-4 часа вылетаю из реальности. И так как текста много, потом я очень долго его учу. По сути, я выпаливаю 5-листный текст на 7 минут в одном потоке.
Это не значит, что тексты «интуитивные», это не так. Каждое слово на своем месте, зачем-то и что-то значит. Просто это выстраивается сразу, я это не обдумываю. К моменту написания я уже знаю, что и как хочу сказать.
К «Человеку» песни так и создавались. Это целый год постоянных размышлений о людях, взаимоотношениях, о жизни и смерти, о мироздании на базе читательского опыта и личных историй.
Но мне кажется, что в этом вопросе звучит что-то из серии: «А как вообще понимать Ваши песни? Где искать смысл?»
Да, действительно, содержание сконструировано так, чтобы его можно было понять. Первый слой — интуитивное прослушивание. Условно, что уловили, то и здорово. Второй слой - для более любопытных слушательниц. Лучше просто прогуглить все незнакомые слова, имена и названия и попробовать создать в голове картинку взаимосвязей. В каждой моей песне есть идея, основной посыл, затем много отсылок на время/литературу, чтобы показать эту идею со всех возможных стороны, и чувства. Каждый образ и каждое средство выразительности обозначает что-то конкретное. Иными словами, любую строчку из песни можно проговорить просто и банально. Но мы ее зашифровываем, чтобы она задевала и оставалась в памяти. Что добыто тяжким трудом, то нам дороже. Ну, и третий уровень, как я его называю, — для филологов. Есть у нас определенные профессиональные фишечки, которые мы можем считать друг у друга. Но эту тайну я раскрывать не буду, вдруг мне повезет, и однажды меня кто-нибудь хорошо проанализирует.
— «Человек» вдохновлен одноименной поэмой Маяковского. Что позаимствовано у Владимира Владимировича? Важно ли читать поэму, чтобы понять альбом?
— Это не заимствование, это, скорее, пересказ с последующей реакцией. Если совсем упростить мою работу: я вникла в ту концепцию мира, которую создал Маяковский, нашла причины, по которой она является нерабочей, нашла в ней ошибки, исправила и создала свою. В песне опрокидываю его концепцию бога, точнее, безбожья, нахожу ответ на вопрос, кто таков бог, рассказываю, кто на самом деле является героем с большой буквы, точнее, героиней, ну, и рассказываю о том, как устроен мир. С чем-то кстати соглашаюсь, мне нравится его взгляд социальное мировое устройство. Да и вообще его духовный поиск. Но в целом песня — это опровержение его философии с заменой своей.
Надо ли читать поэму — вопрос хороший. Так-то, конечно, надо. Потому что иначе нельзя будет понять, что я конкретно опровергаю и доношу. Там все завязано только на деталях. Знаете, иногда в компаниях иллюстрируют речь примерами, шутками из медиа, и речь сразу становится более полной и понятной. Вот и я так поступаю. Только с поэмой.
Другой вопрос, что читать ее все-таки не обязательно, если нет желания вникнуть глубоко. Я не питаю иллюзий, что вышла на сцену такая хорошая я, и люди резко метнулись в книжные. Поэтому я стараюсь писать так, чтобы текст играл сам по себе. Просто с поэмой он заиграет глубже.
Если пробежаться по конкретике, то: «папаша, мне скучно», «на небе без аптек», «имя — человек», «сбегу с зарей», «на небе, но без яда», «разрушала миры тех, кто считает капиталы» — это все и есть отсылки, буквальные, слова и образы обыгрываются из поэмы. Вот в идеале нужно выписать себе все эти места и сопоставить с текстом Маяковского. Тогда будет максимально глубоко.
— Для меня «Человек» звучит как предсмертная записка. Что-то очень тихое, но при этом рвущее барабанную перепонку; что-то невысказанное, запоздалый крик о помощи, отчаянное смирение. Пластинка, которую можно найти в коробке с вещами покойника. Это мое деструктивное восприятие, или так должно быть?
— Восприятие не деструктивное, оно субъективное. И да, с посылом оно не совпадает. В альбоме нет смирения, как и крика о помощи. Наоборот, в альбоме очень много борьбы. «Наверное» — это вызов и протест. «Человек» — это вообще очень позитивная песня, она про искреннюю веру, что все «наконец-то станет хорошо». «Метель» — про способ выживания и борьбы за жизнь при помощи смерти. Но я понимаю, откуда могло взяться такое впечатление.
В альбоме много мотива разочарования, разрыва, отчаяния и ухода. Но важно учитывать, что это уход не глобальный, это уход ситуативный. Причем от того, что мешает жить и двигаться дальше. «Метель» и «Стиль» — это разрыв с прошлым, которое мешает и мешало бы строить будущее. Это решение отказаться от того, чего тебе очень хочется, чтобы не потерять себя и свой путь. Да, это больно, это надрыв, это неизбежность, но это решение — собственное, а не вынужденное. «Обещай», наверное, самая грустная песня, с точки зрения смысла. Но даже она не про финальную точку отчаяния. Она, скорее, фиксирует тот момент, когда все настолько плохо, что ты готова сдаться. Но слово «наверное» (выстрелю) здесь для того, чтобы показать, что это лишь мысль, не решение. Эта песня о том этапе, когда решения проблемы еще нет, но потенциально оно есть. Я кстати вообще, странно, наверное, прозвучит, но придерживаюсь идеи, что все решаемо, пока мы живы, и лучше всегда сражаться до конца. Я не люблю отчаяние, не люблю, когда ты доставляешь боль близким, я люблю спасать и спасаться. И я знаю, что практически всех можно спасти.
Ну, и, конечно, вопрос затрагивает обилие образов, граничащих со смертью. Это сознательный шаг. И вот здесь читать тексты, на которые я отсылаю, обязательно. Я душная, так что в блоге я даже выкладывала список рекомендованного к прочтению. Дело в том, что в литературе есть представление о самоубийстве метафорическом, литературном, и не тебя лично, не твоего героя, а его клонов. Поэтому все подобные образы у меня — это смерть или какой-то части героинь, или определенная жертва, которую нужно принести в пространстве художественном, чтобы выжить в реальной жизни. Более того, это иллюстрация идеи, что это можно рисовать в голове, но это никогда не воплотится. В общем, любая смерть, если это процесс умирания, в моих песнях — это конец чего-то или твоей тени для того, чтобы ты осталась. И иногда это ирония над способом шантажировать близких. Иногда это метафорическая жертва части себя, которую поэт приносит во имя спасения общества. В общем, если прочитать трагедию «Владимир Маяковский» у, да-да, Маяковского, станет понятнее, правда. Еще можно добавить «Про это».
— В альбоме слышатся 90-е, начало 2000-х. Ваша музыка, в общем-то, вне времени, потому что этот альбом будет звучать одинаково хорошо и оригинально хоть двадцать лет назад, хоть через двадцать, но органичнее всего он ложится именно на неопределенные и мрачные 90-е. На фильмы Балабанова, возможно. Почему?
— Ох, на 90-е и правда ложится не случайно. Тоже я об этом в блоге как-то писала, сейчас постараюсь освежить в памяти. Дело в том, что культура 90-х себя не исчерпала, как и модернизм, на который я опираюсь в работе. Это тот творческий период, который возник, допустим, вовремя и у которого был большой потенциал. Но остался он нереализованным, а время очень быстро угасло. Нам все кажется, что в 90-е приоткрылась некая свобода. На самом деле свобода была робкая, а не подлинная, свобода была прикрытая возможностью сделать шаг назад. Именно поэтому ее оказалось так легко свернуть. И именно поэтому на смену, например, революционному клипу «Руки вверх» приходят снова лощеные образы миловидных барби-кеновских пар.
Так что я беру на себя смелость дореализовать то, что не было реализовано. Потому что методы были очень подходящими моим идеям.
Культура 90-х — это бесконечные эксперименты. Их нужно систематизировать. Вдобавок это в какой-то мере искренность. А, знаете, это не только искренность. Это заинтересованность в том, чтобы создавать хорошие продукты, увлеченность идеей. Поэтому в это время есть много музыки и кино, которые даже с большими огрехами в качестве все равно работают как искусство. А современную массовую музыку и кино совершенно не спасает 100 шагов вперед с технической стороны. Потому что нет души, идей, идейных творцов, имеющих возможность беспрепятственно заниматься своей работой. Многие фильмы и сериалы нулевых — малобюджетные. И ты все равно пересматриваешь их раз за разом. Много живых образов живых людей. С настоящей красотой и настоящей душой. Пластиковый стаканчик чая у перехода на морозе — образ, который заставит тебя почувствовать себя живым. Бесконечная череда кадров у Москвы-Сити — нет.
Только я сделаю оговорку. Я не романтизирую само время, я отдаю себе отчет в том, что обозначает слово «бандитские». Конечно, я помню это время с любовью, потому что я на тот момент — это трехлетний пупс, которому очень нравится бабушкино кожаное пальто, дедушкина ушанка, мамин атласный желтый костюм и сериал «Улица разбитых фонарей». Но у меня нет желания просто стилизовать и сказать: «Ах». Я ищу, в какой момент сломалось, чиню и воссоздаю.
Ну, и да, записывался этот альбом достаточно весело. К своему звукорежиссеру я пришла с клипом Оскара «Между мной и тобой» и у нас состоялся следующий диалог:
— Нужны 90-е.
— Поля, но 90-е это и «Руки вверх», и «Наутилус», тебе что?
— Мне нужно, чтобы звучало так, как выглядит, но без налета попсы.
Ну, и, собственно, вышел альбом.
— Ваша музыка — от женщины к женщинам про женщин. «Человек» — в том числе. В декодинге альбома вы писали, что в центре — два образа. Если предположить, что первый образ — это вы сами, и говорит этот образ вашими словами, думает — вашими мыслями, то кто он — образ второй?
— Давайте я отвечу так: второй образ — это женщина, вмещающая в себя еще несколько женщин. Адресат не всегда одинаков в каждой песне, так как они разного периода. Но основной адресат — это вторая героиня, с которой у первой человеческо-магический тандем для изменения мира. Мой образ будет распадаться на множество поэтических образов, там не везде я, все-таки художественное пространство — это не бытовуха и не реальная жизнь. Второй образ распадется на чародейку, актрису, силовичку и богиню смерти Морриган. Об этом нам, кстати, намекает обложка альбома. В целом все образы альбома — это союз женщин, преображающих мир. И в каждой песне одна, другая, третья раскрываются в большей или меньшей степени. Это не подсознание, не диссоциативное расстройство, это просто разные личности, существующие в рамках одного образа, в который они вплетены.
— Лучшая строчка, которую вы когда-либо написали.
— Я думаю, что искать лучшие строчки — это удел тех, для кого хорошие строчки — это редкость. В моем случае практически каждая продумана и выверена настолько, чтобы звучать и запоминаться. Я не люблю ситуацию, когда надо слушать целую песню ради одного момента, поэтому стараюсь растянуть эти моменты на всю песню. У меня есть любимые строчки, но я здесь предвзята, они, может, не лучшие. Но каждый раз, когда я себя переслушиваю, меня часто пробирает дрожь с мыслями: «Боже, неужели это я написала?»
— Расскажите про планы на будущее, про какую-нибудь мечту, связанную с музыкой. Вы писали, что хотели бы влиять на сознания. В какую сторону?
— Знаете, если уж о мечтах, то в первую очередь — это построить себе музей на ВДНХ имени своего творчества и себя, построить духовное пристанище моей магической покровительнице и сделать дату своего рождения национальным праздником. Можно и улицу в мою честь. Остальные мечты — банальные для тщеславного творческого человека, их не интересно озвучивать. А более интимные мечты я озвучивать пока не готова.
Самое главное для меня — это научить женщин ценить и уважать себя, претендовать на главенствующие роли в обществе, ценить собственные достижения, не распыляться, не мечтать о признании через третьих лиц. А всех людей вообще — думать, чувствовать, осознанно сострадать и сопереживать. Опираться на нравственный компас и руководствоваться в жизни принципами справедливости. Если я смогу убедить людей в том, что сложность — это хорошо, то для меня это будет победой. А если я создам фундамент под свободу и уважение — то я сделала все, что планировала. Менять, в общем-то, нужно в сознании все. А то оно уже до неприличия стало ригидным.
— Быть женщиной — что это значит для вас?
— Для меня быть женщиной — это выиграть генетическую лотерею. И я, пожалуй, ничего не буду к этому добавлять, потому что иначе весь мой творческий путь реализуется в рамках всего лишь одного интервью. Поэтому пока еще сохраню интригу.
Понравился материал? Пожертвуйте любую сумму!
А также подпишитесь на нас в VK, Яндекс.Дзен и Telegram. Это поможет нам стать ещё лучше!
