Слишком хорошо для плохого рассказа. Слушаем и обсуждаем «Идиому» Ильи Черткова (mal0)

Владимирский электронный музыкант, экспериментатор и популяризатор электронной музыки Илья Чертков выпустил альбом «Идиома» в рамках своего главного проекта — mal0. Обычно Илья детально продумывает сюжеты композиций, превращая их в красноречивые до кинематографичности музыкальные истории. Однако в этот раз он нарочно решил стать «плохим рассказчиком», который ходит вокруг да около своих личных тем, но по каким-то причинам не может или не хочет формулировать чёткий монолог. Отсюда филологическое название: «идиома» — иносказание в виде устойчивого оборота, обычно в два-три слова, понятное только в определённом культурном контексте. А если убрать или заменить любую составляющую этой конструкции, она тут же потеряет смысл. Образ, скрывающийся за идиомой, оживляет повествование, делает его ярче и доступнее. С одной стороны, идиомы вырастают из определённого культурно-исторического контекста. С другой, однажды они становятся интуитивно понятны даже тем, кто никогда не пытался разобраться в их природе. Например, чтобы понять смысл словосочетания «по волне моей памяти», сегодня не нужно быть ни ни носителем английского языка, откуда оно к нам пришло, ни знатоком творчества Давида Тухманова, благодаря которому оно закрепилось в нашем обиходе.

Такой же понятной слушателю на подсознательном уровне оказывается «Идиома» Ильи Черткова. С развитием технологий экспериментальная и электронная музыка уходит всё дальше от человека, а здесь она как бы возвращается к истокам. Эти композиции живее, теплее и ближе к слушателю — как раз за счёт приёмов, которые на фоне современной электроники уже кажутся «иносказательными». Слушая этот альбом, вспоминаешь, что за хитро препарированное авангардное фортепиано сойдёт и недоломанный инструмент, оставленный безответственными соседями во дворе, а на месте машинных битов по-прежнему актуальны петли из живых ударных. Достойная альтернатива синтезированным колючим шумам — треск старенького радиоприёмника, рокот волн и уж тем более звук извергающегося вулкана. А вместо изменённых до мультяшности голосов неясного происхождения приятно услышать привычные интонации родных, близких и вообще случайной детворы, резвящейся под окнами. И едва ли какой новейший синтезатор может столь же ярко впечатлить слушателя, как его дальний предок терменвокс, управляемый за счёт взаимодействия человека с его электромагнитным полем.

Автор же позиционирует «Идиому» как альбом обрывочных и «неудобных» воспоминаний из разных периодов своей жизни. Эти воспоминания хоть и обрывочны, но, на мой взгляд, весьма красочны и более чем многословны. Музыка будто бы тоже носит ностальгический характер и отсылает к разным релизам mal0. Например, мистическое «Животное» — кроме того, что обладает флёром советской научной фантастики, по-моему, перекликается со «Снами слепых водомерок». А «Клетчатая рубашка», как выяснилось в нашем интервью, родственна треку «Выбор и его последствия» из «Morta». Но если «Выбор» тревожный и мрачный, «Рубашка» скорее уютная, хоть местами неудобная и шероховатая. — Просто шерстяная, наверное: все же знают это чувство, когда поначалу приходится привыкать к колючести, а потом не хочется снимать. И чем не «Псевдоморфоза» по музыке и своему агрегатному состоянию мощный, с тоскливыми нотками былой наивности, «Форт из одеял»? Ну, а «Арсений» с его рассуждениями о спасительной силе музыки — это уже «Войцех».

Возможно, здесь нет единого, большого кинематографичного сюжета с детальной раскадровкой, каким Илья Чертков привык наделять свою музыку, хотя и на этот счёт я бы поспорил. Тогда будем считать, что перед нами сборник интересных и очень даже подробных заметок из дневника. То ли «Идиома» оказывается слишком хрестоматийной, чтобы скрыть от нас все тайны автора, то ли обилие выразительных средств не даёт альбому стать плохим рассказом. В любом случае для слушателя и материала это плюс, а не минус, ведь хорошие рассказы очевидно лучше и полезнее плохих.

В этом интервью Илья тоже хорошо и подробно рассказал о своём новом альбоме. Тем самым пространство для домыслов и интриг в трактовке его «Идиомы» стало ещё у́же, но это неточно.

— Итак, все композиции «Идиомы» — это истории, которые ты не можешь рассказать словами. Но можешь ли ты сформулировать общую причину, по которой их нельзя описать?

— Я разочаровался в само́м концепте «рассказывания истории». В наш потрясающий, удивительный век, когда уже не только эмбиент, а буквально ВСЯ музыка слушается преимущественно фоном… Пишешь что-то с сюжетом — а результат такой же, как если писать что-то абстрактное, даже хуже. При этом сил вкладывается не меньше, и после релиза всегда печальки.

В этом альбоме я удивительно плохой рассказчик: что-то вроде старого деда, который листает фотоальбом и хочет поделиться с внуками историями, но все истории либо пошлые, либо слишком для взрослых, либо по каким-то причинам постыдные для самого деда. И вот он ходит вокруг да около: «О, так это ж эта... ну, в общем, была такая история, там ещё это... ну... В общем, интересно и весело было». Учитывая, что у меня седая борода, я почти тот самый дед.

Конечно, так или иначе, мне нужно было высказаться. Хотя бы музыкой. Как в «Войцехе», эти темы я носил в себе годами: какие-то с детства, какие-то — последние лет 15. А некоторые и с совсем недавних пор. Но я не готов почти ни о чём с этого альбома говорить подробно почти ни с кем: ни называть большинство персон, которым посвящены эти сочиненьица, ни раскрывать истинные темы.

Абсурдно даже само публичное существование этого альбома и наличие интервью о нём. Расходимся!

Хотя… Я же оставил избыточное количество намёков в звуках, нотах, размерах, паузах. Так что, если внимательно слушать и что-то будет казаться — скорее всего, это не кажется, а так и есть. А ещё есть ощущение, что я слишком многого требую от современного слушателя.

— Вот, например, как мне показалось, ностальгическая история про, наверное, тёплую и уютную клетчатую рубашку. Почему её нельзя передать словами?

— Потому что это очень конкретная клетчатая рубашка на конкретном человеке. И очень определённый эпизод из жизни: яркое воспоминание, почти краеугольное. Ту же тему, но с другой стороны, я затрагивал в «Morta» — в треке «Выбор и его последствия», это две композиции-сестрёнки.

А вещь и правда ностальгическая, но с немалой фантастической составляющей — части повествования не было в этой реальности. Ты про «Morta» писал: «…вдруг осознаёт, что ностальгирует по тем 80-м и 90-м, которых никогда не было». Так вот, тут половины истории никогда не было. Если эту музыку всё ещё называть «саундтреком», то он уже не к «несуществующему фильму», а натурально к «несуществующей жизни в несуществующей вселенной». Тема параллельных вселенных зеркально раскрывается в «Гидре» — там тоже о разделении жизни на «до» и «после».

Не уверен, что слушателям настолько уж важно, о каком именно эпизоде жизни и про кого именно из моего окружения эта вещь, да и всё в этом альбоме. Если музыка им откликается, то они вольны рисовать собственные картинки в голове и примерять под неё собственные истории. А непосредственным участникам событий так и вовсе не стоит знать, о ком это, и особенно — если это про них.

— Есть ли такая история, которую ты никогда не смог бы сформулировать в музыке?

— Хм… Музыка всё ещё очень косноязычна. Мои коллеги знают, я часто выступаю за то, чтобы музыка говорила сама за себя и была без длинных инструкций-описаний, чем, например, по иронии судьбы, стал этот текст.

Представь, ты включаешь 15-минутный гудяще-шумящий дроун с биточком и дуделками, а потом знакомишься с превью и узнаёшь, что автор был давеча в уездном городе N, читал там Шопенгауэра в оригинале, был потрясён до глубины души и хотел передать в своей музыке мысли о сострадании как основе морали. Мы возьмём и покусимся на святое: поменяем описание-смысл. Скажем: это рефлексия автора касательно уклада жизни и быта западных серых белок. И я почти уверен, это никак не помешает слушать музыку. Более того: она легко адаптируется под новый смысл и будет восприниматься иначе. И слушатель всё равно найдёт там смысловые оттенки.

Я мечтал научиться писать музыку «без инструкций», в которой было бы достаточно названия или вообще без него можно было бы обойтись. Включаешь и как внимательный слушатель понимаешь: тут явно тема утраты, причём очень близкого человека, автор испытывает не только горе, но и стыд, а ещё явно был пьян, когда сочинял. В былые времена так умели. Но, увы, я не великий композитор прошлого.

Незадолго до выпуска я кидал альбом многим друзьям и знакомым, и без инструкций не получилось. Поэтому сформулировать-то я могу что угодно, хоть тех же белок — тут вопрос в том, смогут ли это считать. Пока удаётся с переменным успехом и многие цепляются за названия. А я с названиями тоже люблю дурачиться, вспомни хотя бы «Бокоплава».

— Твой альбом «Morta», о котором мы тоже писали, посвящён периоду взросления. А в «Идиоме» некоторые композиции будто бы навеяны какими-то детскими воспоминаниями: «Форт из одеял», «Клетчатая рубашка», «Отец и сын»? Так ли это?

— С «Фортом» и «Отцом» ты угадал, с «Рубашкой» нет. Так вышло, что у «Идиомы» нет временной линии, какого-то периода. Она скачет по моим воспоминаниям, как голый чёрт по раскалённой сковородке. Я очень условно поделил альбом на три части, что также отсылает к «Войцеху», но в этих частях привязка именно к людям и определённым событиям-воспоминаниям, а не к хронологии вылезания из кокона человека с кризисом среднего возраста.

У меня есть хороший друг Александр Ладыгин, он почти всегда становится моим первым слушателем — самый ответственный, внимательный, придирчивый. После прослушивания он сказал, что это вполне можно воспринять как следующую часть «Войцеха» — может, чуть более взрослую: «Войцех 2.0». Случайно так и получилось — я вроде бы изначально этого не задумывал.

А началось всё вообще в 2022-м году с коньяка где-то на западе Москвы: то ли перед выступлением «Бокетто» в «Китайском Лётчике Джао Да», то ли после. Кстати, история «Морты» берёт начало примерно там же. Барабанщик группы «почему коммутатор молчит» Сергей Высоцкий пригласил нас выступить на «концерте друзей». Будучи уже изрядно весёлыми и подмерзающими, мы с Сергеем обсудили потенциальную возможность сделать совместный релиз: с меня абстрактные фортепианные пьески, с него барабанные импровизации. Зимой, в начале следующего года, у меня были готовы шесть более-менее крепких набросков. Никакой темы ещё не было, просто несколько разнопёрых зарисовок разной степени завершённости. Но сначала «Отец и сын» сложились в нечто цельное и стали буквально рассказывать историю музыкой. Потом «Арсений», «Рубашка», «Животное» и т.д. А чуть позже и концепция нарисовалась — за ней пришло острое желание позвать на альбом всех-всех-всех, я это в принципе люблю. Ну и как ты понимаешь, фортепиано с ударными перестали быть единственными или хотя бы ведущими инструментами.

— На «Morta» повлияла музыка 90-х. А какая музыка повлияла на «Идиому»? Или может быть тебя вдохновила какая-то другая сфера искусства?

— А на «Идиому» повлияло вообще всё подряд. То, что я называю «своим почерком», нарабатывалось годами. Меня мало интересуют жанры, а это странное стилистическое месиво, что получается само собой, содержит заимствования из подходов десятков музыкантов, композиторов, даже их конкретных альбомов и определённых композиций — которые мне нравятся или нравились в прошлом. Что-то от Lamb и Massive Attack, местами от Ocoeur и Floex, много от Depeche Mode и Трента Резнора, где-то щепотка Linkin Park и внезапные Moby с Gorillaz, плюс там-сям выглядывают на полглаза Нильс Фрам и Hauschka — это если говорить о моей «попсовой» музыке, о mal0.

Всё это такой калейдоскоп, который сложился неосознанно, я это не контролирую. Пишется как пишется. Такая музыка играет внутри, под неё наплясывают мои таракашки в голове. Просто в случае с «Morta» удалось поставить стилистические ограничения, а тут, по итогу… не удалось. Где-то в соцсетях я уже даже шутил, что это будет прог-рок. Только прог-рокерам не надо показывать.

— Читал, что композиция «Арсений», ранее вышедшая синглом, посвящена владимирскому музыканту. Расскажи о нём.

— Про Арсения рассказывать странно и непросто. Мы познакомились примерно как с тобой, только интервью давал не я, а он. До знакомства что-то слышал, где-то видел. Впечатление было поначалу дикое: какой-то безумно деятельный музыкант с группой-оркестром из десятка человек, не попадающий в ноты на фоне хаотичных импровизаций и поющий о совершенно диких сказочных вещах. Интервью где-то выложено в VK на его странице — он писал и рассказывал примерно в два раза больше, чем сейчас пишу я. Позже, уже когда сложился коллектив «Бокетто», мы стали частенько встречаться на одной сцене, порой буквально делить её и сражаться за слушателей. Ну и дальше само как-то завертелось.

Я даже не знаю, что рассказать, всё будет не так. Очень добрый, но знающий себе цену. Генерирующий тысячи идей, эрудированный, со своим твёрдым мнением. С одной стороны — экспериментальный музыкант, идейный лидер коллектива «Third Mind Movement» (позже — «Подгôрод») и автор, участник почти десятка сайд-проектов. С другой — интересный человек, умеющий быть ненавязчивым, но тянущийся к другим интересным людям и искренне любящий музыку.

Мы в последние годы прямо подружились, в гости друг к другу ходили, чай пили, собственно музыку и обсуждали — свою, чужую… А ещё индустрию в целом — он тоже был небезосновательно на неё обижен. Записывали звуки для релизов друг друга — на «Идиоме» тоже полно флексатона и разных шуршалок, которые записывал Арсений. Книги обсуждали. А потом его не стало, причём очень быстро и внезапно. Я заметил, что дружил он с огромным количеством людей, они очень тепло всегда о нём отзывались и отзываются до сих пор. Я же понапрасну долгое время цеплялся к его вокальным данным и стеснялся выбираемых тем для песен — долго не решался из-за этого делать что-то совместное. Очень поздно я понял, за что его все так уважали и в чём его талант. О чём сожалею.

Интересно, что родом он с далёкого-далёкого острова на Курилах. У него есть альбом «Остров — это дом», для которого я тоже успел что-то нагенерировать. Кажется, своей коробочкой MIDI Sprout, подключённой к цветку-спатифиллуму, которого тоже звали Арсений. В этом году его тоже не стало.

— Почему именно «Арсения» ты решил выпустить синглом к грядущему альбому?

— Никаких модных маркетинговых расчётов: 15-го октября у Арсения был день рождения, вот и выпустил по случаю. Я закончил альбом примерно год назад, а в этом году просто причесал его и сдул пыль. Всё не мог понять, пришло время для выпуска или нет. С одной стороны, многие озвученные темы я уже не ощущаю так остро, как пару-тройку лет назад. С другой — всё-таки это полноформатный альбом, и лежать в столе ему негоже. Ну и вот, пока созрел, пока то-сё, а тут и повод сингл выпустить появился.

В конце концов, все люди, которые знали Арсения лично, с гораздо большим интересом послушают только эту вещь — я не уверен, что им нравится моя музыка сама по себе, и они готовы слушать пол-альбома. Так что почему бы и не выпустить отдельно.

— В «Идиоме» звучит чрезвычайно много для твоего творчества живых инструментов. В предыдущем интервью ты говорил, что хотел бы собрать группу. Я так понимаю, в записи инструментов тебе помогала целая команда? Можно ли сказать, что «Идиома» — это альбом группы mal0?

— Учитывая, что почти никто из участников не знает остальных, а некоторые из них уже на том свете — едва ли это группа. Я звал коллег стихийно, что-то в духе: «о, тут круто было бы сыграть на виолончели, накидаю-ка партию», и уже через пару дней мы пишем инструмент в аудитории Школы Креативных Индустрий с виолончелистом владимирской группы «Фён». Или, например, в очередной раз позвал Софью Сандер — подругу из Санкт-Петербурга, талантливую арфистку. Я легко мог бы «сыграть» всё плагинами, но захотелось настоящую арфу со всеми её шероховатостями и лязгами струн в моменте.

Ладно, чуть-чуть я всё-таки привираю, всё было не так уж быстро: некоторых музыкантов я по полгода искал, а кто-то ещё полгода скидывал результат. Некоторые вообще так ничего и не прислали ввиду занятости в других проектах. Но я и не стремился скорее выпустить альбом. Начал я его ещё во времена «Бокетто» — и набросал бо́льшую часть вещей. Потом случился разлад с Семёном, и я отложил эту работу. Далее появились другие идеи для релизов, и я поспешил работать над ними, пока горячо. Так что альбом ждал своего часа три года.

Да, живых инструментов много — я люблю живые инструменты намного больше синтезаторов. Даже скорее я НЕ люблю синтезаторы, но использую их — просто потому, что могу и привык. Хотя, справедливости ради, отмечу, что на альбоме в трёх композициях звучит терменвокс Лоры Заиконниковой — он вроде бы и синтезатор, причём один из первых, а на деле такой живой, что считать его электронным инструментом просто не хочется.

В наш век цифрового одиночества я не вижу смысла всё делать в одиночку: мы и так атомизировались до состояния беспомощных амёб. Я устал подкармливать свой нарциссизм: куда веселее работать сообща, звать кого-то, привносить в работу живое, дышащее, настоящее. Думаю, со временем количество электронных средств в моей музыке будет только снижаться.

— В этот раз ты ещё и задействовал полевые записи, в том числе запись извержения вулканов. Как технически удалось осуществить такой нетривиальный процесс, было ли это опасно?

— Ну если быть совсем честным, я всегда использовал «полёвки», хотя чаще ограничивался найденными звуками и записями голосов. На счёт извержений — я нашёл немало записей в разных репортажах о Камчатке, и дальше просто выискивал первоисточники по цепочке. Это было сложно: где-то записи не сохранились, где-то оказывались невозможно низкого качества, а чаще мне просто не отвечали.

Но нашлись в итоге и неравнодушные люди, которые пожелали оставаться инкогнито: они прислали мне свои записи извержений — я их и использовал. Там тоже не всё идеально: близко такие вещи не запишешь, неизбежно будут попадать ненужные шумы. Но это уже что-то.

На альбоме не только вулканы: там есть шумы волн океана и реки Волги, записи снежной бури во Владимире, детская площадка. Первая композиция так и вообще процентов на девяносто состоит из полевых записей. Там звуки моей личной тишины: эта вещь писалась для лейбла Ильи SymphoCat — «Симфоническая тишина внутри». Он хотел выпустить сборник с личной тишиной каждого резидента, но что-то не срослось. В моей записи — шум машины-поливалки, орущие птицы, — куда же без них, — тишина комнаты, звуки разломанного пианино, стоявшего на улице глубокой ночью в холодную зиму. Что-то ещё.

— Чьи голоса звучат в «Камчатке»?

— Сначала звучит голос моей бабушки Жанны Николаевны. Когда-то я брал у неё интервью, чтобы побольше узнать о её истории и о своей родне. Потом — голос дедушки — Виктора Михайловича. Как и Арсения, его с нами уже нет. Эту запись сделал мой дядя, когда, незадолго до смерти дедушки, лепил с ним пельмешки с лососем.

Моя мама родилась на Камчатке: там же бабушка познакомилась с дедушкой. Маме климат не подходил, плюс там постоянно были извержения вулканов, опасность цунами: в 1923-м город смыло, а в 2010-м полностью завалило пеплом. Так что семья переехала в Ивановскую область. Эта вещь — и посвящение дедушке с одной из немногих сохранившихся записей его голоса, и посвящение моей далёкой-далёкой, совсем малой родине, где я никогда не был.

Как и с «Арсением», не слишком идиоматично получилось: всё в лоб с первых секунд. Но для меня это одна из самых важных композиций в альбоме.

— К ряду предыдущих релизов ты монтировал видео. А «Идиому» иллюстрирует специальный фотопроект?

— Мне пока трудно сказать, что именно получится. Но да, я позвал пофантазировать на тему альбома чудесного владимирского фотографа Владимира Никонова. Он много ездит по стране, у него есть потрясающие снимки, идеально передающие или дополняющие смыслы композиций. Мы встречались пока только пару раз: сначала он погружался в идеи и темы, потом показывал промежуточные результаты. Мы хотим сделать совместную выставку, но пока нет понимания, где и как. Работы, в любом случае, будут — либо в буклете, видеошотах и сопровождающем фотоальбоме, либо ещё где-то. В идеале — всё-таки в стенах выставочного центра. Если не сразу после релиза, то через некоторое время.

Нельзя не рассказать и про обложку. Вот эти белые полоски изначально были чёрными, нарисованными гелевой ручкой на плотном белом картоне, с картины владимирского художника Сергея Вахотина «Глянька №7». Была выставка в местном центре современного искусства «Флигель», на данный момент закрытом, я увидел картину, подбежал к художнику и выпросил её на обложку — а позже он даже подарил мне оригинал. Но потом с обложкой что-то не сложилось, мне всё равно чего-то не хватало. А совсем недавно мы общались с моим другом, музыкантом-импровизатором из Реутова Юрием Виноградовым, и он предложил своё видение: нарисовал акрилом абстрактную картину, использовав цвета-ассоциации. Я совместил эти две работы… И они идеально соединились в обложку.

— Мне кажется, к выходу «Идиомы» снизилась активность твоего авторского канала «Сэмплоделика», где ты рассказываешь об электронной музыке. Это как-то взаимосвязано?

— Я думал, наоборот. Хотя… если ты про Telegram, то наверное так и есть Я зачем-то изначально ограничил его тематику только сэмплингом. Хотя одноимённый паблик VK, на который недавно подписался десятитысячный подписчик, — привет ему, кстати! — больше про авангард, и там по моим меркам прямо настоящая движуха.

У меня много интересов, и статьи о музыке — один из них. Когда-то я принял решение переименоваться, посвятить канал и паблик сэмплам. Тогда я очень живо этим интересовался, выпускал серии вертикальных видео и разные карточки, звал людей в коллаборации. Прошло время, и меня эта тема почти совсем перестала интересовать — во всяком случае на таком уровне, чтобы этим регулярно делиться, чаще раза в год. Статьи вот пишутся-переводятся, стабильно — одна-две в месяц. Даже Юра Виноградов подключился и стал публиковать свои работы: они более глубокие, более авангардные, с философским уклоном. Я так не умею.

Нас уже чуть-чуть пинают за такую резкую смену тематики, но я не могу идти против себя. Что пишется, то пишется, опять же. А раз люди продолжают подписываться — значит, это им всё ещё интересно.

— Расскажи о своих грядущих планах — музыкальных и просветительских.

— Роман, как выяснилось, я совершенно не умею планировать.. Ну или следовать намеченным планам. Сегодня загадываю, что выступлю с лазерным шоу, а завтра всё меняется — погода, цвет лица, настроение, имя, работа. И оказывается, что шоу делать некогда, негде и вообще уже не хочется. У меня выдался безумный год, и из-за множества моментов, половина из которых — очень неприятные, я не смог полноценно заниматься музыкой и запорол, затянул целый ряд коллабораций.

Так что не буду ничего загадывать, всё равно через пару месяцев будет что-то другое. В середине года я вообще думал, что выпущу «Идиому» и убегу от mal0, сверкая пяточками. А гляжу на свой жёсткий диск — ну, что-то вроде там ещё на релиз к началу года наскребётся. Но вообще, у нас сложился удачный тандем с композитором Сергеем Черемисиновым, так что если что-то всерьёз и буду делать — то скорее всего с ним вместе. У нас есть ряд задумок, что-то даже сдвинулось с мёртвой точки. Это будет посерьёзнее mal0 и куда важнее по тематике — будет mnog0.

Опять же, загадывать не буду, но… ещё я сел за книгу про эмбиент. Пока всё получается. Это удивительно, учитывая, что книга куда больше статьи и требует существенно большей усидчивости, а эта самая усидчивость никогда не была моей сильной стороной. Так что хватит ли меня, чтобы её закончить — опять же, посмотрим. Но треть книги уже написана. Наверное, это ответ по поводу просветительских планов.